Кейд
Она. Она. Она.
Язык Джорни скользил по моему с греховной горячностью, пленяя и сводя с ума. Её поцелуй был грубым, а мой ответный — настырным, вытесняя все мысли из её головы и заменяя их чем — то куда более животным. Я прикусил её губу, пальцы впились в мягкие волосы, дергая за пряди, заставляя её открыться ещё больше.
Дверь открылась, и краем сознания я понял, что она уже вернулась из своего путешествия по памяти, твёрдо стоя на ногах, но мне было плевать. Наши губы не размыкались, смешивая эмоции, словно тысяча паззлов, рассыпанных по полу, пока я толкал её дальше по коридору, нащупывая ручку двери за её спиной. Петли скрипнули, когда я втолкнул её в комнату, погружённую в кромешную тьму. Мои чувства обострились до предела, мысли о жестоком прошлом и вине стирались, растворяясь в нас — в хорошем, в правильном, — а вокруг наши разгорячённые тела окружало шипение машин.
Котельная. В темноте было душно, и моя горячая кожа становилась ещё жарче. Пальцы проскользнули под школьную блузку Джорни, и в тот момент, когда я ощутил под ними её мягкую кожу, её тело содрогнулось, но уже не от паники, что терзала её секунды назад.
Необходимость. Это я нуждался в ней. Не наоборот.
Тихий стон вырвался из её губ, когда она отстранилась, вероятно, пытаясь разглядеть меня в темноте. Моя рука поползла выше, а я толкал её дальше от двери, подальше от любого возможного побега. Останься. Я снова вел себя эгоистично, вбивая себе в голову, что за эгоизмом последует раскаяние — и я, скорее всего, пожалею обо всём этом, когда всё закончится. И мне вспомнились те мерзкие угрозы, спрятанные под полкой в бельевом шкафу. Но, чёрт возьми, как же я скучал по ней.
Если бы я позволил своему сердцу приоткрыться — хоть на мгновение, с трепещущей грудью Джорни в моих руках и её мягким ароматом, всё ещё витающим вокруг, — я бы, наверное, заплакал от одной только мысли, что она снова со мной. Хотя бы на долю секунды.
— Ничто даже близко не сравнится с этим, — прошептал я над её жадными губами. Меня опьяняло то, что она не отталкивала меня, не рвалась к двери. С тех пор как она вернулась, между нами были лишь быстрые взгляды, полные отчаяния и гнева, её шаги, удаляющиеся от меня, и гневные следы на её безупречной коже — следы моих требований узнать, что же творится в этой красивой головке.
Я слышал только её прерывистое дыхание и гул машин. Чувствовал только, как кожа Джорни становилась всё горячее под моими пальцами. Шероховатые подушечки скользнули по самым нежным местам, и за полсекунды меня охватило желание.
— Кажется, я уже в порядке, — её шёпот не поколебал моей одержимости. Мы ещё не закончили.
— Ты всё ещё тяжело дышишь, Джорн, — мои зубы сомкнулись на её мочке уха, и я знал, что ей это нравится. Дрожь пробежала по мне от осознания, что она снова в моих руках. Джорни забыла, что я знаю все её слабые места, что когда — то её сердце покоилось в моих недостойных ладонях, а я заставлял её трепетать самыми грешными способами.
Её руки нашли мою талию, и я вспыхнул с головы до ног. Глаза уже немного привыкли к темноте, и тусклые красные огоньки лишь добавляли комнате дьявольской соблазнительности. Да будь мы сейчас в аду — я бы всё равно удерживал её здесь, как в своем логове.
Джорни, может, и не знала этого, может, не соглашалась, но она была моей.
— Так вот что это? Притязания?
Её пальцы вцепились в мой галстук, болтавшийся между нами. Я уперся рукой в трубу над её головой, заставляя её отступить ещё дальше — возможно, это был какой — то механизм, но мне было всё равно. Ладонь прижалась к холодному металлу, лишь бы не поддаться желанию притянуть её к себе.
— Притязания на что? — я сократил дистанцию. — Что тебе нужен я, чтобы успокоиться? Конечно.
Её лёгкий, саркастичный смешок ударил мне в лицо, а я втянул её сладкий запах, как гончая, идущая по следу. Глаза закрылись, когда она дёрнула меня за галстук ближе.
— Играем в то, что мы все те же, что восемь месяцев назад.
Ноздри дрогнули, а на губах расползлась хищная ухмылка. Я не смог сдержаться — провел языком по линии её губ, ненадолго углубившись внутрь, будто она сама меня позвала.
— Ты всё такая же на вкус.
— Может быть, — её шёпот обжёг меня. — Но внутри я уже не та, Кейд.
В темноте мои зрачки расширились. Я видел лишь её силуэт, подсвеченный алыми отблесками, придававшими её коже жаркий оттенок.
— Давай проверим.
Я резко опустил руки на её бёдра, и она вздрогнула, сильнее прижимаясь к трубе за спиной. Её юбка съехала вниз, обрывки ткани смешались с пронзительным воем ближайшего механизма. Я поглотил её вздох, когда мои ладони сжали её ягодицы, и я едва не погиб на месте — настолько знакомым, настолько правильным было это ощущение.
Я потерял себя без тебя. Я зацеловал её до беспамятства, вынимая душу и вкладывая обратно — даже если она отказывалась в этом признаться. Джорни не понимала моих мотивов, и я не мог даже представить, что творилось у неё в голове в ту ночь, когда я не пришёл, через что она прошла, когда её забрали, посчитав суицидницей. Я не винил её за холодность и ненависть — хотя бы внешнюю. Потому что сейчас она могла ненавидеть меня, но чёрт возьми, она так же отчаянно хотела меня.
— Раздвинь ноги, — потребовал я, отстраняясь, чтобы разглядеть её полуобнажённой перед собой.
Когда она замешкалась, я впился пальцами во внутреннюю сторону её бёдер, почти прорывая кожу ненасытной хваткой, и силой раздвинул её шире. Она прошептала что — то, её ладони вцепились в мои напряжённые плечи.
— Кейд...
Моё имя сорвалось с её влажных губ, и я жаждал припасть к ним, как к пиру во время чумы.
— Я так долго тебя не касался.
Тишина повисла между нами, а в груди разлилось жжение, будто раскалённое клеймо впилось в плоть.
— Я знаю, что не заслуживаю этого, — пробормотал я, продвигаясь выше по её ноге, чувствуя, как кровь приливает ко всем тем местам, где мне так нравилось её касаться. Если она не впустит меня сейчас, я сойду с ума.
— Давай притворимся. Ты всё ещё в панике, Джорни. Разве ты не чувствуешь, как бешено стучит твоё сердце? Я чую страх.
— Я не боюсь, — выдохнула она, бёдрами подаваясь навстречу, пока моя рука продвигалась к границе трусиков.
Я стиснул зубы, пытаясь сдержать порыв.
— Хорошо.
Я отодвинул ткань в сторону. Машины за спиной шипели громче, когда я провёл пальцем по её влажной щели, чувствуя, как она дрожит. Я усмехнулся, прижавшись губами к её рту.
— Похоже, ты не так уж изменилась. Я всё ещё знаю, что сводит тебя с ума.
Её пальцы впились в мои плечи, когда я скользнул ниже, чуть касаясь клитора, а затем проник внутрь кончиком пальца.
— М — м...
Её тело содрогнулось, когда я вошёл глубже, и перед глазами вспыхнули искры.
— Ты вся на взводе, — прошептал я, убирая руку с её бедра и прижимая ладонь к груди, которая вздымалась всё быстрее. Она отпустила моё плечо, когда я двинулся внутри, чувствуя, как её влага покрывает мои пальцы.
— Давно никого не было?
Чёрт, лучше не отвечай.
Её ладонь сомкнулась вокруг моего запястья, и я взглянул вниз, мечтая увидеть, как она теряет контроль. Она заставила мою руку двигаться быстрее, а я наклонился к её губам:
— Скажи, ты хоть раз вспоминала меня, пока тебя не было?
— Нет.
Её бёдра выгнулись в ответ, и я знал — это ложь.
— Не ври мне. — Моя рука обхватила её шею, и ее пульс бешено стучал у меня в ладони.
— С чего бы мне думать о том, кто оставил меня умирать? — Ее зубы впились в мою нижнюю губу так сильно, что я почувствовал медный привкус крови на языке. Я зарычал, запирая правду глубоко внутри. Если она уже боится того, что случилось, что, черт возьми, будет, если она узнает правду? Что угрозы приходили за месяцы до нападения? Я не заслуживаю ее.
— Я думал о тебе каждый чертов день, — признался я, выпуская слова из груди, хотя знал — они не смоют ни мою вину, ни ее чувство предательства. — Каждый поворот, каждая светлокожая девушка в толпе, каждый раз, когда я прикасался к себе. Ты, Джорни. Я думал о тебе каждый раз, даже когда это было больно.
Она отвернулась, и ее вздох прозвучал слаще любого стона. Я добавил палец, чувствуя, как натягивается каждая струна внутри меня. Так и хотелось развернуть ее, прижать руки к трубе над головой и трахнуть так сильно, чтобы она забыла, что я сделал. Но я не стал — потому что сейчас дело было в ней. Ее стенки сжимались вокруг моих пальцев, пока я расстегивал школьную блузку, скользя свободной рукой внутрь, к тому самому твердому соску, который, как я знал, там будет.
— Тебе нравится знать, что я думал о тебе, когда трогал себя? — Мой нос скользнул за ее ухо, а она подавила стон. Ее бедра двигались в такт моим пальцам, так медленно, что даже я начал терять контроль. — Я вспоминал твою идеальную киску, которая всегда отвечала на мои прикосновения.
— Кейд. — Джорни боролась с грязными разговорами, которые, я знал, она обожала. Моя скромная, нежная Джорни превращалась в чертенка, когда оставалась наедине со мной. Даже когда я впервые взял ее, лишив невинности эту хрупкую куколку, она впитывала каждую похабщину, которую я шептал ей на ухо. Джорни была цветком с шипами, которых никто не решался коснуться. Кроме меня.
— Тебе нравится, да? Знать, что я представлял твою упругую задницу, когда сжимал себя в душе? Что воображал, как трахаю твой жадный ротик?
— Прекрати, — выдохнула она, сжимаясь вокруг пальца, как удав.
— Как я могу, если знаю, как тебе это нравится?
И тогда ее тело затряслось в оргазме, а ее внутренности сжали мои пальцы так сильно, что мне пришлось кусать губу, чтобы не вонзить зубы в ее кожу. Она моя. Я никогда не перестану хотеть ее.
— Прими это, детка, — прошептал я, притягивая ее губы к своим. Ее поцелуй был яростным, и хоть он длился секунды, я знал — прошлое на мгновение исчезло. Она целовала меня как раньше, отдавая всю страсть. Она отдавала мне все, а я, черт возьми, позволил этому уйти.
Когда она отстранилась, я медленно вынул пальцы, не в силах отвлечься от того, как мой член пульсирует в брюках, умоляя о ее прикосновении. Я ненавидел себя за то, что пытался заткнуть память о ней другими девчонками в школе. Презирал. Но больше всего — за то, что даже с ними представлял ее.
— Я сломан с той ночи, — сказал я, стоя с опущенными руками, пока она поднимала юбку по дрожащим ногам, и теплый воздух прошелся между нами.
Она громка сглотнула, и я понял — момент безвозвратно утерян.
— Думаешь, только тебя покалечили? — Ледяной тон вернулся, мгновенно охлаждая мою горячую кровь. Я отступил, сжав кулаки, едва замечая, как её сладкая влага блестит на моём пальце. Так хотелось лизнуть, но сейчас это казалось неуместным. Все снова перевернулось — мы вернулись к нашей игре из ненависти и любви.
— Меня предал единственный человек, которому я доверяла, на меня напали, увезли из единственного места, где я когда — либо был счастлива, и бросили в психиатрическую лечебницу — Джорни шагнула вперёд, и при переходе красного индикатора в зелёный я наконец разглядел её лицо. Блеск глаз затягивал меня, как водоворот. Я тонул. Буквально чертовски тонул. — И даже не заставляй меня рассказывать, через что мне пришлось пройти, чтобы выбраться оттуда.
Она намеренно толкнула меня плечом, проходя мимо. Я развернулся, чтобы последовать за ней, не зная, что вообще можно сказать, чтобы склеить осколки между нами.
— Джорн…
Она резко обернулась в полуоткрытой двери, залив светом комнату, где мы только что потеряли всё. Сломанная, измученная девушка передо мной — будто нож в сердце. Щёки ещё пылали от только что пережитого оргазма, но глаза потухли, полные печали... и, возможно, страха.
Джорни была потеряна и сбита с толку. И я был виноват в этом наполовину.
— Джорни? Где ты?
Она резко отпрянула, и я едва успел перехватить дверь, прежде чем она захлопнулась за ней. Выйдя в коридор, я остановился за углом, увидев её с Джеммой.
— Я не понимаю, что это было. Со мной такого никогда не случалось.
— Это была паническая атака, — Джемма погладила её по рукам. Блузка Джорни оставалась расстёгнутой, а мой взгляд поймал Брентли, стоявшего сзади с Исайей. Он поднял брови, закатил глаза — ему было ясно, чем мы занимались последние десять минут.
Брентли не верил в любовь. Вряд ли когда — нибудь поверит. И я завидовал ему. Не найдя любви, можно избежать той всесокрушающей боли, когда теряешь её. Именно это я и чувствовал сейчас, глядя на сломанную девушку, которая когда — то сияла от счастья в нашем с ней маленьком мире.
Я скрестил руки на груди, когда из лестницы в общежитии появился Тобиас. Минуя сестру, он схватил Джорни за руки, осматривая, будто она ранена.
— Что случилось? Джемма написала, что тебя трясет. Это та девчонка, Обри?
Тобиас всё ещё осматривал её, а я стиснул зубы так, будто между ними был наждак. Обри? С этой сучкой я ещё разберусь.
— Не знаю. Кто — то дёрнул за рукав, и я сразу вспомнила, как Барри подкрадывался сзади...
Наша группа замерла между лестницей и коридором, ведущим к классам. Узкий проход уже заполняли студенты из столовой — делали вид, что не пялятся, но было очевидно: их распирало от любопытства к Бунтарям. Раньше наше элитарное братство ловило такие взгляды, как голодные волки, но сейчас, когда вокруг творилась настоящая херня, это лишь бесило.
— Господи, — пробормотал Тобиас, не прекращая осмотр.
В конце коридора застыла тень. Толпа редела, расходясь по классам — значит, и нам пора. От одной мысли, что Джорни уйдёт с Тобиасом, а я не увижу её до вечера, в висках застучало. Совпадение ли, что у нас нет общих уроков? Но адреналин в крови был не из — за этого. Фигура вдали заставила мои мышцы напрячься. Я не сводил с него глаз, пока его взгляд не переключился с Джорни и Тобиаса... на меня.
Чего уставился, Бэйн?
Бровь дёрнулась, когда я так резко затянул галстук, что чуть не перекрыл себе дыхание. Бэйн и не думал уходить. Его лицо оставалось каменным, но мне показалось, будто он моргнул.
— Почему у тебя шея красная? — Переведя взгляд с Бэйна, я опустил глаза на шею Джорни. Розовые пятна расходились по груди, поднимаясь к длинной красной полосе на шее. Я сунул свободную руку в карман — точно помнил, как провел пальцем по этой линии, скользнул ниже, под блузку...
— Ой, эм... — её голос дрогнул, теряя прежнюю уверенность. Я же сохранял ледяное спокойствие под взглядом Тобиаса.
— Ну конечно, ты не могла удержаться, да?
Сердце колотилось так, что, казалось, вырвется наружу. Я встретил его взгляд, пытаясь не усугублять ситуацию.
— Тобиас, — Джорни дёрнула его за рукав. Меня передёрнуло от желания оттащить её от него. Возьми себя в руки, чёрт возьми.
Моя собственническая натура хотела ударить его рукой, которая всё ещё пахла ею, по его грёбаной роже и заявить всем, что она моя, но я знал, что в этой школе происходит нечто большее, чем моя ревность к Тобиасу и его внезапная защита Джорни. Его не было здесь, когда на Джорни напали. Как бы ни бесила его близость с ней — он не представлял угрозы.
— Пошли в класс, — она потянула его за собой.
Я молча умолял её обернуться. Хоть раз. Увидеть в этих серых глазах хоть крупицу той Джорни. Но она упорно смотрела в сторону, уводя Тобиаса в противоположный конец коридора. Он же не сводил с меня глаз.
Что ж, у меня для тебя новость, угрюмый ублюдок из Ковена. Я не перестану её защищать, неважно, кто стоит у меня на пути.