Кейд
Джорни мастерски притворялась, надевая маску прямо у меня на глазах, будто я не видел её насквозь.
Я услышал, как она переставляет ноги, шаг за шагом, и скользнул взглядом по её гладким бёдрам. — Неплохая попытка, чёрт возьми, — выплюнул я, загораживая дверь от её пронзительного взгляда.
— Что? — в её голосе звучала та самая дерзость, которую я обожал. Вот она. Моя дикарка. — Пропусти меня, Кейд.
Я цокнул языком, помахав перед ней пальцем. Тем самым пальцем, что довёл её до дрожи два дня назад.
— Ты забываешь, что я знаю тебя слишком хорошо, Джорни. Я не сдвинусь с места, пока ты не скажешь, что это было. Что ты задумала?
Её зубы сжались, и этот звук отдался в моей голове. Она гордо вскинула подбородок, лишь сильнее обнажая покрасневшую кожу на груди. Тишина. Отлично.
— Итак, — я шагнул к ней, будто готовый наброситься. — Ты это сделала, чтобы вывести меня? Или у твоего безрассудства была причина?
Конечно, она вряд ли понимает, насколько Бэйн опасен. Но сейчас это не имело значения.
Её губа дёрнулась, и, чёрт возьми, я сам едва не улыбнулся.
— Причина была, но я не против убить двух зайцев одним выстрелом.
Я рассмеялся. Буквально опустил голову, стоя в шаге от неё, прислонившись к той самой стене, к которой её прижал Бэйн, и издал низкий смешок, от которого дрожь пробежала по всему телу.
— А потом притворяешься, будто я для тебя — никто.
Я резко поднял взгляд, и она вздрогнула. Её алые губы блестели — она неосознанно провела по ним языком. Зрачки расширились так быстро, что стало больно смотреть.
— Так и есть.
Я хмыкнул, резко развернувшись, почувствовав под ногами пыль на бетонном полу.
Я чувствовал её разочарование — будто она действительно думала, что я уйду и оставлю её.
Вопрос грыз меня изнутри, рвался наружу:
Почему Бэйн? Почему она сама к нему подошла? О чём они говорили?
И почему он так яростно отрицал, что трогал её? Его передёрнуло, когда я спросил. Тело напряглось, а это уродливое лицо, которое так нравится девчонкам, исказилось.
Что за хрень вообще происходит?
Я выпрямился во весь рост, сбрасывая напряжение, ощущая, как во мне просыпается тот самый дерзкий Бунтарь, которого все знали. Оглянувшись через плечо, я поймал взгляд Джорни — её раскрасневшиеся щёки и бесстрастное лицо. Черты могли казаться спокойными, но в её серых глазах, словно искра кремня, мелькнула тень отчаяния. Я никуда не уйду, малышка.
— Ты говоришь, что не хочешь меня? — Голос стал ниже, взгляд скользнул к её рёбрам, судорожно вздымающимся в поисках воздуха. Рука не дрогнула, когда я протянул её к шнуру единственной лампы в этой пыльной комнате — там, где впервые познал вкус любви. — А теперь?
Тьма разлилась как чума, когда я щёлкнул выключателем.
Воздух стал таким же горячим, как в котельной тогда.
Я знал, что это неправильно — играть в старую игру.
Между нами лежала гора обломков, под которыми скрывалось столько дерьма. Нужно было говорить. Говорить правду.
Но вместо этого я развернулся и заявил права на девушку, которой не заслуживал.
— Ну что, Джорни? Ты хочешь Бэйна? Или меня?
— Это зависит, — прошептала она, — от того, какую версию тебя я получу. Мальчика, который говорил, что любит меня? Или того, кто бросил меня во дворе?
Игра на секунду замерла, будто я выдернул из груди пылающую стрелу.
Скажи ей. Скажи всё.
В этом и была проблема таких, как я — парней, выросших без наставления. Мои моральные ориентиры сломаны. Вместо того чтобы учиться ловить рыбу с отцом, я учился скрывать трупы. Правда никогда не была частью моего детства. Иногда она лишь ухудшала всё, а ложь — помогала.
Я, Кейд Уокер, не отличал правильного от неправильного. Спасибо, Томми Уокер. Твой «отцовский вклад» лишь покалечил меня.
Вернувшись к вопросу Джорни, я ловко уклонился:
— Разве это важно?
Ладони легли на её талию, а в животе заныло от желания. В паху застучала кровь, я уже чувствовал её вкус на языке.
Разорвать. Я хотел разрывать её на части, пока она не простит меня.
А я даже не извинился.
— Повтори, что не хочешь меня, Джорни. Что не думала обо мне. Что хочешь, чтобы кто — то другой делал это.
Я не мог остановиться. Рука скользнула вверх по её груди, остановившись над бешено колотящимся сердцем — рядом с той самой округлостью, в которую я мечтал уткнуться лицом. Вдохнуть её аромат и никогда больше не чувствовать ничего другого.
Эмоции нахлынули, смешавшись с окружающей тьмой. Я скучал по ней так, что было больно дышать. Я скривился, зная, что она не видит меня, когда пальцы наконец добрались до её шеи. Она всегда любила, когда я касаюсь её здесь.
— Три, — прошептал я, просовывая колено между её ног, прямо под мини — юбкой, которую она надела, наверное, специально, чтобы сводить меня с ума.
— Два, — вонзил зубы в её мочку, предварительно проведя языком по маленькой бриллиантовой серёжке.
— Последний шанс.
Я крепко сжал её бедро одной рукой, притягивая к себе, отчаянно желая, чтобы между её ног был не мой коленный сустав, а кое — что другое.
Единственный звук, который она издала — прерывистое дыхание. Я воспринял это как зелёный свет.
— Моя, — прошептал я прямо у её губ, прежде чем переместить руку с её шеи к подбородку и намертво прижать свои губы к её.
Облегчение. Я почувствовал облегчение от того, что она не сопротивляется. Но в тот же момент шок приковал меня к полу — внутри скрутило что — то куда более мощное, чем просто физическое желание.
Мы с Джорни существовали в серой зоне.
Она — свет. Я — тьма.
Я засасывал её губы, а она целовала в ответ. Я тянул её к себе, а она отталкивалась. Её пальцы впились в мои волосы, а бёдра двигались над моим коленом, будто я действительно трахал её.
— Ты всё ещё не понимаешь? — резко оторвался я, хватая её за задницу.
Её ноги обвили мои бёдра, а мой твердый как камень член давил на тонкую ткань её трусиков, грубо трясь о неё.
— Я всё так же одержим тобой. Ничего не изменилось.
Чёрт, да.
Но... стоп. Нет. Погоди.
Мне было мучительно трудно отпустить её. Пальцы впились в её кожу, будто цеплялись за песок на райском пляже. Она дёрнулась. Потом ещё раз. И в тот момент, когда она отвернулась, разомкнув наши губы, моё сердце рухнуло под ноги.
Блять.
Её ноги грубо опустились на пол, растоптав все мои грязные намерения.
— Вот в чём ты ошибаешься, Кейд. Всё изменилось. Особенно я.
Мой рот приоткрылся, но слов не последовало.
Свет включился, и вот она — стоит в луче, как мой личный ангел, готовый низвергнуть меня в ад.
— Ты не можешь просто так...
Я зафиксировал дрожь её губ, ненавидя то, как она пытается это скрыть. Будто боится показать мне свою слабость.
— Что именно? — спросил я, отступая к стене, к которой только что прижимал её.
— Затрахивать чувство вины. Ты что — то скрываешь, Кейд. Ты оставил меня там в ту ночь по какой — то ебнутой причине, которую даже не можешь произнести вслух. И я просто... я не понимаю.
Её лицо исказилось — я буквально видел, как вокруг неё вырастают стены.
— Так что нет. Ты не можешь просто трогать меня и делать вид, что ничего не было. Потому что было. И если ты думаешь, что тебе плохо из — за этого…
Она повернулась, забирая свою боль с собой.
— Я даже не могу сказать тебе «нет». Я позволяла тебе прикасаться ко мне, даже когда не была уверена, что это не ты напал на меня. Как будто у меня к тебе какое — то потустороннее влечение.
Я вдохнул, желая достать своё сердце и заставить его перестать кричать от боли.
Боже, как же я её ранил.
— Я ненавижу тебя, — её голос дрогнул, когда она стояла ко мне спиной. — Ненавижу за то, что ты разрушил годы моей самозащиты. Меня бросали всю мою жизнь, Кейд. Ты знал это. И ты поступил так же в ту ночь. И даже не говоришь мне почему.
— Джорни…
Я пересилил боль, которую причиняли её слова.
Тук. Тук. Тук. Моё сердце колотилось так громко, будто перебралось в уши, пока я ждал, когда она обернётся. Казалось, его удары эхом разносились по всей комнате. Она слышит это? Чувствует ли моё отчаяние? Видит, как я разрываюсь?
Она медленно повернулась, и я заметил мокрые дорожки слёз на её щеках. Голос застрял в горле, когда я просто стоял и смотрел на неё. Чёрт.
— Что это было? — её рука сжала дверную ручку. — Другая девушка?
— Что? — Я будто стоял на краю пропасти, голос дрожал от вины. — Нет.
Ноги сами рвались броситься к ней, встряхнуть её за эту дурацкую мысль... но затем я вспомнил: я сам заманил её во двор, не пришёл, и тогда её жестоко избили.
С какой стати она должна мне верить?
— Ты забыл, что я ждала тебя? С твоей запиской в руках...
Я даже не хотел отвечать. Слова прилипли к гортани, перекрывая кислород.
— Я не забыл.
Как я мог забыть тебя?
Между её бровей появилась едва заметная складка — так хотелось провести по ней пальцем.
— Тогда... я... не понимаю.
Я закрыл глаза, пока внутри бушевала война. Сказать ли ей? Станет ли хуже? Возненавидит ли она меня ещё сильнее, узнав, что я знал о том, что ей грозит опасность, и ничего с этим не сделал?
— Ты был в сговоре?
Если бы передо мной было зеркало, я бы увидел своё бешенство. Гнев раскалённой волной накатил на меня.
— Ты правда думаешь, что я позволил бы кому — то причинить тебе вред?
Её ярость теперь отражала мою. Щёки пылали, слёзы давно высохли.
— Откуда мне знать? Может, они предложили тебе то, от чего ты не смог отказаться.
Я замотал головой, сжатый тисками ярости. Рванул к ней, но она распахнула дверь и вышла в тёмный коридор, пропитанный запахом алкоголя, пота и секса.
— Единственное, от чего я не смог бы отказаться — это ты.
Голос сорвался на хрип.
— Тебе нужно доказать, как сильно я всё ещё хочу тебя? Даже зная, что ты ненавидишь меня?
Свет из комнаты упал на её серые глаза, и я уловил в них отблеск боли. Нижняя губа дрожала, шрамы на обнажённых руках казались такими глубокими, будто я чувствовал их на себе.
Она так и не ответила, растворившись во тьме.
А я не побежал за ней.
Вместо этого ворвался обратно в комнату, хлопнул дверью так, что стены содрогнулись, и бил кулаком по ней, пока не потерял всякую чувствительность.