Мёртвые девочки никогда не проболтаются

Глава 20

Джорни

Живот свело от напряжения, пока я пробиралась по коридору, чувствуя за спиной присутствие Кейда. Он не отставал ни на шаг, даже когда я ускорилась, приближаясь к двери, за которой должны были храниться карты пациентов. Дыхание застряло в груди, словно я проглотила ключ от этого помещения. Ручка не поддавалась — плечи бессильно опустились.

— Посторонись, — его голос прозвучал так, будто был пропитан защитой.

Как будто Кейд Уокер и вправду готов был спалить это место дотла, стоило мне попросить. Мне это нравилось. Нравилось, как он прикрывал меня собой при каждом шорохе. Как в его голосе звучала собственническая нотка, когда он приказывал не двигаться. Как даже через толстую ткань худи ток пробегал от случайного касания. Вместо того, чтобы тонуть в воспоминаниях, я думала только о нем.

Я хотела его так сильно, что даже когда он сжимал нож, а в голове мелькнула мысль, будто он привел меня сюда, чтобы причинить боль — страх не приходил. Словно смерть от его рук не казалась такой уж плохой развязкой.

Щелчок замка.

Его крупная ладонь повернула ручку — и вот мы уже внутри. Комната с полками от пола до потолка, забитыми папками. Полумрак из — за зарешеченного окна. Стол у дальней стены. На нем — только табличка с надписью «Доктор Мелроуз». Я медленно подошла, проводя пальцем по гравировке. Гнев разгорался, как костер.

С каждой буквой живот сжимался, дыхание учащалось.

Позади зашуршали бумаги — Кейд, наверное, искал мою карту.

Но прежде, чем обернуться, я собрала всю ярость в кончиках пальцев — и швырнула табличку через всю комнату.

Громкий стук.

Шуршание прекратилось — я знала, он смотрит на меня.

Наверное, с любопытством.

Или с беспокойством.

Я сбросила капюшон, позволяя прохладному воздуху окутать волосы.

— Знаешь, это единственная комната, куда я ни разу не зашла, когда бродила тут ночью.

— Да? — его голос донесся сзади.

Я медленно развернулась, не отрывая взгляда от таблички на полу.

— Почему же моя маленькая бунтарка так и не пробралась в кабинет врача, а?

Гнев внезапно сменился другим чувством. Уголки губ дрогнули, когда я увидела его, прислонившегося к стеллажу с темной папкой в руке. Я сделала шаг вперед, а он лишь крепче сжал папку.

— Я знала, что доктора Мелроуза не проведешь. Он не велся на мои уловки. Я не могла рисковать.

— На какие уловки? — Тени на лице Кейда сгустились.

В комнате повисло напряжение, словно предвещающее бурю. Я сжала губы, храня секреты за закрытыми дверями. Дрожащей рукой выхватила папку, встретившись взглядом с Кейдом — он стиснул зубы, будто механизм.

— Она пустая.

— Пустая?

Я раскрыла папку — сердце провалилось. Это место было пропитано разочарованием, въевшимся в каждую щель.

— Где же она?

Я швырнула пустую папку — она приземлилась домиком над табличкой доктора. Так и подмывало пнуть их обе, но я сдержалась.

— Кто — то мог забрать документы до закрытия больницы, — Кейд по — прежнему опирался на стеллаж, скрестив руки.

Даже сквозь ярость и разочарование один его взгляд заставил меня замереть.

Я посмотрела на дверь, ощущая, как прошлое снова затягивает меня.

— Кто — то вроде того, кто пытался меня убить.

Тишина последовала за мной по коридору, пока я не оказалась перед своей бывшей палатой.

Дверь сливалась со стеной, но в темноте казалась серой. Пальцы сами потянулись к ручке — будто болезнь, которой никогда не было, снова сковывала меня.

Когда дверь открылась, меня ударил знакомый запах — запах страха, отчаяния и... себя. Кейд стоял сзади, близко, но не нарушая границ.

Дверь закрылась. Мне «повезло» — в моей палате было окно. Зарешеченное. Запечатанное. Как и я.

Лунный свет пробивался сквозь решетку, ложась на пол и кровать — ту самую, что стояла по центру комнаты рядом со стулом, на котором я провела бессчетное количество ночей.

— Здесь есть что — то важное? — Кейд по — прежнему держал дистанцию.

Горькая усмешка сорвалась с моих губ:

— Только моя гордость и достоинство.

— Что это значит?

Пальцы скользнули по изношенному голубому одеялу, в которое я рыдала целый месяц, медленно приближаясь к окну. За ним — темный лес, деревья в снегу, сосульки, свисающие, как костлявые пальцы.

— Я делала здесь то, чем не горжусь. Голова сама опустилась, живот сжался. — То, от чего меня тошнит.

Он шагнул ближе, его ботинок гулко стукнул по полу, на который меня швырял Барри.

— Но было ли это необходимо?

Я взглянула на него через плечо. Лунный свет скользил по его губам — полным, мягким. И хотя в этой комнате происходило такое, что заставляло меня ненавидеть каждый ее сантиметр… Все, о чем я могла думать — как сильно хочу, чтобы его руки стерли все это из памяти. Но я не должна забывать. Потому что за каплей стыда за свои поступки стоял океан гордости. Всю жизнь я ждала, что меня спасут. Но в итоге спасать себя пришлось самой.

— Я знаю это чувство, — Кейд встал рядом, его плечо едва коснулось моего. — Я тоже делал то, за что мне стыдно. Поверь.

— Например?

Краем глаза я заметила, как он опустил голову — словно не хотел говорить. Правда давалась ему тяжело. Для человека, который всегда казался таким непробиваемым.

— Мы с Брентли гнались за Джеммой по лесу, чтобы... «изнасиловать» ее. Ради доказательств для отца Исайи.

Я стиснула зубы, едва не дав челюсти отвиснуть.

— Мы этого не сделали. Но она думала, что мы настроены серьезно. Она бежала, боялась так, что у нее случилась паническая атака.

Я проглотила все вопросы, оставив один:

— И что было потом?

Кейд посмотрел на меня, вонзив зубы в полную нижнюю губу.

— Ты правда хочешь знать?

Я кивнула, и он отвернулся. Моя любимая маленькая мышца на его скуле снова дрогнула, едва заметная из — под капюшона.

— Мы соблазнили её, чтобы вывести её из этого состояния.

Я ничего не ответила, потому что он даже не догадывался, насколько это было для меня неудивительно. Кажется, мы с Кейдом были более похожи, чем я думала — что, опять же, не было неожиданностью.

— Скажи что — нибудь, — прошептал он, кладя нож на подоконник перед нами. Ирония в том, чтобы положить нож передо мной в той самой психиатрической клинике, куда меня поместили, потому что все думали, что я резала запястья, не ускользнула от меня.

— Соблазнять кого — то, чтобы добиться другой реакции, — моя специализация. Я бы поступила так же. — Я сделала паузу. — То есть, если бы наши роли поменялись.

Теперь настала его очередь молчать, и казалось, я буквально читала вопрос, готовый сорваться с его сомкнутых губ.

— Не спрашивай, что здесь произошло.

Я опустила голову, зная, что, вероятно, возненавижу себя, если скажу это вслух. Я разрывалась: меня слегка тошнило от того, что я сделала, но ещё больше — когда я закапывала это глубоко внутри. Может, мне стоит кому — то рассказать. Может, стоит признаться, что мои поступки в каком — то смысле были неэтичны, и от одной этой мысли сводило живот, но в то же время я гордилась тем, что спасла себя.

На мгновение мне вспомнилась Джемма, потому что она видела всё своими глазами. Она видела, на что я способна, когда была здесь, и как мне удавалось добиваться своего в этом месте.

Я прочистила горло, приняв его молчание за капитуляцию.

— Я... я не знаю, смогу ли вообще произнести это вслух.

— Кто — то соблазнял тебя, чтобы остановить твою панику, Джорни? — Его голос был ледяным, приковывая меня к окну.

Я резко повернулась к нему, поражённая.

— Что? Нет. — Пауза. Я точно понимала, о чём он думал и почему. — Никто не прикасался ко мне без разрешения. Но они действительно прикасались.

В его взгляде застыло недоумение, пока он пытался сложить воедино обрывочные фразы, слетавшие с моих губ. Мысль висела между нами, мигая, как одинокий рекламный щит на пустынной трассе.

— Я чувствую себя жертвой, но в то же время — нет.

— Ты вообще кому — то рассказывала, что здесь произошло? Хоть кому — то? Кроме Джеммы.

— Я ничего не рассказывала Джемме. С чего ты взял?

Кейд вздохнул.

— Я подслушал ваш разговор, когда ты только вернулась.

Так он знает? Я несколько раз моргнула, не понимая, что ощущаю.

— То есть… ты знаешь, что я сделала? Что мне пришлось сделать?

— Нет. — Он развернулся ко мне, и его взгляд стал стальным. — Джемма ничего мне не сказала. Просто подметила, что, если ты захочешь мне рассказать — сделаешь это сама.

Я втянула воздух, потому что часть меня действительно хотела ему всё выложить. Сказать, что каждый раз, когда я прикасалась к другому парню, чтобы добиться его расположения и потом использовать это как оружие, меня тошнило, потому что это был не он. Сказать, что после каждого такого раза я бежала в ванную, рыдая, и давилась рвотой с привкусом чужого тела.

— Я не смогу тебе рассказать. — Дрожь пробежала по коже, я отвела взгляд. — Не потому, что боюсь твоего гнева… а потому что ты, возможно, разочаруешься во мне.

Его голос стал низким, хриплым, когда он схватил меня за подбородок и заставил встретиться с ним взглядом — моим влажным от слёз.

— Это, блять, никогда не случится. — Его кадык дрогнул, и я ненавидела, что не могу читать его мысли. — И если не можешь сказать… тогда просто покажи мне.