Мёртвые девочки никогда не проболтаются

Глава 23

Кейд

— Нам пора, — наконец произнес я, отрываясь от единственного утешения. — Если Тэйт узнает, что нас нет, у него уже сейчас, наверное, инсульт.

Руки Джорни разомкнулись на моей талии. Она кивнула, казалось, ей было плевать, догадался ли директор о нашей «экскурсии». Она всегда была тихой бунтаркой, но раньше колебалась во время наших вылазок, боялась быть пойманной. Теперь же её мысли витали в другом.

Мы оделись, выглядели менее потрёпанными, чем несколько минут назад, когда я вгонял свой член ей в рот. И снова: этого не должно было случиться. Но едва она опустилась передо мной на колени И, чёрт возьми, я не смог устоять. Как я мог отказать этим печальным серым глазам, смотрящим снизу вверх, с языком, игриво мелькающим между губ? Блять. Никто не проникает в меня так, как она.

Я следовал за ней по пятам, когда она вышла из комнаты в тёмный коридор. Вместо входных дверей она направилась в противоположную сторону. Шаги её были бесшумны; она скользила по коридору как призрак. Пальцы скользнули по стене на повороте, и она замерла у массивной, тяжёлой двери.

Я нахмурился, видя её неподвижность. Подошёл вплотную, жаждая самого простого прикосновения. В Джорни было нечто, зовущее меня. Оно было всегда. Живое, дышащее, текущее в моих венах, словно она создана для меня и никого больше. Я чувствовал её внутреннюю бурю, видел, как тело напряглось от гнева.

Отбросив волосы с её плеча, я смотрел на профиль, давая ей необходимое пространство. Когда же она повернулась, меня словно током ударило. Её взгляд всегда парализует меня в первые мгновения. Глубинный инстинкт требовал схватить её лицо и вдохнуть жизнь в неё, будто я создан лишь для того, чтобы хранить её дыхание.

Это пугало.

Я тонул в ней. Сильнее, чем когда — либо.

— О чём думаешь? — коснулся подушечкой пальца её скулы.

Прерывистое дыхание заполнило пустоту между нами, а приоткрытые губы задели каждый мой оголенный нерв.

— Думаю... хочу спалить это проклятое место дотла.

Она отвернулась, уставившись в дверь напротив. Я догадывался: за ней — Ковен, где томилась Джемма. Где мучили Тобиаса. Если я и знал о Джорни что — то наверняка, так это её умение хоронить эмоции. Боялась дать им воздух — ведь в глубине души её глодал страх.

Боялась дать кому — либо власть причинить боль. Но сдержанность снаружи не означала, что внутри не зрела отрава. Ненависть бродила, как тяжёлый хмель, а от неё веяло сладостью мести.

— У меня идея, — сорвалось с моих губ в полуухмылке. — Идём.

Наши пальцы сплелись, я рванул Джорни за собой через тёмный коридор — до лунного света у парадных дверей. Холодный воздух хлестнул по лицам, когда мы вырвались из клиники. Она обернулась, окинув взглядом здание, словно оставляла за спиной отрубленную конечность.

— Что мы делаем? — спросила она, пока я тащил её к мотоциклу.

Резко развернувшись, я увидел, как она вздрогнула, сдвинув брови.

— Я спалю эту чёртову дыру дотла. Оставим только пепел.

Придвинулся вплотную, приподняв её подбородок — не мог удержаться.

— Для тебя.

В её глазах замерло колебание... Но на раздумья не было времени. Моя Джорни всегда жаждала бунта, и мне чертовски повезло, что это я утоляю её голод.

— Это место должно исчезнуть в огне.

Я открыл отсек на отцовском мотоцикле, мелькнула мысль, что и эту груду металла стоит отправить в ад вместе с Ковеном.

— Сожжём его. За тебя. За Джемму.

Я выхватил коробок спичек, точно зная, что он там.

— И за Тобиаса.

Притащив нас обратно к больнице, я остановился в холле. Взгляд скользнул к Джорни, слова прозвучали с вызовом:

— Где медсклад? Нужно что — то горючее.

Она нерешительно указала на дверь в левом крыле. Джорни шла за мной по пятам, пока я шарил в темноте склада. Зрачки адаптировались, и я увидел ряд стеклянных бутылок со спиртовыми растворами. Бинго.

Схватил одну, сорвал крышку, вылил часть на пол. Плюх — эхо ударилось о плитку.

— Пошли, — наполовину полная бутылка в одной руке, её ладонь — в другой.

Ещё миг, и мы снова в кабинете доктора Мелроуза. Полки папок так и молили о пламени. Я поставил бутыль со спиртом на стол, поймал на себе широко раскрытые глаза Джорни и медленно подошёл, хищной поступью. Приподнял её чёрную толстовку, ощутив волны тепла от тела. В её взгляде плавали тени, и я жаждал стать спасительным плотом.

— Согласна? — сжал край тонкой майки под тканью. Пальцы скользнули по коже, и я почувствовал мурашки. Будь она чужой, усомнился бы. Но кивок подбородка стал разрешением.

Ша — р–р — рах! — хлопок рвущейся ткани эхом отозвался в комнате. С каждым рывком её гибкое тело врезалось в моё. Не выпуская лоскута, присел на корточки, зажал зубами майку и разорвал окончательно.

Ладони Джорни легли на мои плечи. Прежде чем встать — прикоснулся губами к её животу. И знакомый жар ударил в шею. Чёрт…

— Твой вкус — мой любимый, — выпрямившись, сказал я. Её щёки вспыхнули, и мое сердце сжалось. Вот моя девочка. Так она не краснела с тех пор... как попала сюда.

Она прикусила губу, сдерживая улыбку. Я развернулся, скомкал ткань и затолкал в горлышко бутылки. Спирт пропитал низ фитиля. Вытянул ткань, закупорил бутылку.

— Мы правда это делаем? — её хрупкий голос разрезал тишину кабинета.

— Да, — я проверял коктейль Молотова, собранный по давно отработанной схеме.

— Это же незаконно.

— Как и покушение на убийство. Или запирание невинной девчонки в чёртовой психушке.

В ответ она сомкнула губы. Мы смотрели друг на друга, вдыхая пары спирта. Ещё один кивок, улыбка, от которой перехватило дыхание — и я прижал её к двери, расчищая путь к бегству.

Волна жара окутала меня с головы до пят, когда её ладонь скользнула по моей. Жар стал невыносимей, когда я поймал её профиль в полумраке — игривая ухмылка на губах.

— Удостоишь меня чести, детка? — прошептал я, протягивая фитиль.

Серые глаза впились в меня — сердце замерло. Впервые за всё время. Её пальцы скользнули по моим, перехватывая бутылку. Я достал спички — пламя ожило в следующее мгновение.

Мы стояли лицом к лицу, не отводя взгляда.

— На счёт «три» — бросай.

Она кивнула. Отсчёт начался:

— Раз. — Я поднёс огонь к фитилю.

— Два. — Она подняла бутылку.

— Три! — хором выдохнули мы. Пылающий снаряд понёсся к стеллажам доктора Мелроуза — и взорвался фонтаном огня.

Звон бьющегося стекла заставил Джорни прижаться ко мне. Пламя ползло вверх не спеша, а когда охватило стеллажи, я посмотрел на неё, и у меня подкосились колени.

Она была прекрасней всего, что я видел. Лицо в багрово — золотых отсветах, будто фейерверк танцует на её коже. Её изящные губы приоткрылись на миг, она смотрела с потрясённым торжеством.

— Красиво, да? — голос охрип от невысказанной тяжести.

Она повернулась, и ее улыбка приковала меня.

— Убегаем?

Вдруг всё стало лёгким. Я снова чувствовал себя собой. Даже с горечью предательства матери, исчезнувшей без «я здесь, если что», и тенью страха перед отцовскими кознями… Я был Кейдом Уокером, которого знала Джорни. Тем, кто зажигал огонь в её глазах. Тем, кто позволял вить из себя верёвки.

— Запрыгивай! — пламя лизало спину. Наклонился — и услышал её смешок, от которого на щеках появились ямочки.

Ноги обвили талию, горячий комочек прижался к спине, и я понёсся по коридорам психушки, прижимая свою девочку, с хохотом, будто нам море по колено.

Как только мы добрались обратно до Святой Марии, наши следы уже припорошил тонкий слой снега. Мы с Джорни снова натянули брезент на мотоцикл отца и отправились обратно к школе, давно перевалив за полночь.

— Знаешь, мне кажется, надо было надеть белое, а не черное, — сказала она, крепко сжимая мою руку, когда чуть не поскользнулась на каменной дорожке. Я намеренно повел нас другой стороной школы, минуя двор, где провел большую часть летних ночей, просто сидя и размышляя, как я позволил ей ускользнуть.

— Не — а, — ответил я, открывая боковую дверь Святой Марии, подпертую маленьким камнем. Спасибо, Шайнер. — Здесь никто не ищет нас. Настоящие глаза Святой Марии — внутри.

И едва я произнес эти слова, передо мной мелькнуло зловещее предчувствие будущего. Моя рука сжала руку Джорни чуть крепче, и я оглянулся через плечо, высматривая в темноте хоть что — то. Например, новые следы.

Я вернулся в реальность, когда до меня донесся шепот Джорни: — Там кто — то есть?

Теперь, когда мы были снова в Святой Марии, с удовлетворенными потребностями и списком нарушенных правил, также известным как «сжигание зданий дотла», реальность снова накрыла нас. Пульс бешено стучал, и каждый удар сердца отдавался подозрительностью.

— Кейд? — подтолкнула меня Джорни, сжимая мою руку чуть сильнее. Я втолкнул ее глубже в школу, закрыв дверь перед порывами кружащего снега.

— Тшш, — приструнил ее я, двигаясь с ней по тихим коридорам. Каждый раз, проходя мимо ближайшей кладовки или пустого класса, мне хотелось затолкать ее туда, чтобы продлить нашу ночь безмятежности. Мне не хватало тихих мгновений с ней, когда она лежала подо мной, касаясь, ощущая, просто была рядом. Мне даже не хватало тех ночей до всего этого, когда она читала мне свои классические романы в дальнем углу библиотеки после отбоя.

Пройдя по крылу для девочек и проскользнув мимо запертых комнат общежития, мы с Джорни оказались прямо перед ее дверью, а моя тревога все еще тяжелым грузом лежала на плечах. Она смотрела на меня снизу вверх, и время от времени мерцание свечи озаряло ее нежное лицо, и я изо всех сил удерживал руку у себя на боку, чтобы не схватить ее за щеку и не поцеловать. Кто мы теперь?

Едва я открыл рот, чтобы сказать... хоть что — то, в конце коридора внезапно раздался шум. Лицо Джорни исказил внезапный страх, и мне ненавистно было это видеть, поэтому я быстро открыл замок ее двери, повернул ручку и втолкнул ее внутрь.

— Ты в безопасности. Обещаю.

Суровый кивок стоял между нами как часовой, потом я закрыл дверь, неслышно отступил на три шага и юркнул в мой любимый закоулок этой школы. Несмотря на мои широкие плечи, мне все же удалось присесть на корточки, нащупывая в углу мой потрепанный томик. Я прижал сжатый кулак ко рту, чтобы заглушить дыхание, и замер в ожидании.

Дежурный преподаватель? Это был настоящий риск, каких мало. Я застыл неподвижно, не решаясь даже достать телефон, чтобы спросить других Бунтарей, не шатаются ли они где. Особенно Исайю. Я был уверен, что большинство преподавателей знает, что они с Джеммой пробираются в комнаты друг к другу чуть ли не ежедневно, и, честно говоря, учитывая все последние события, я удивлялся, что они еще не ввели ночные проверки. Но, зная Тэйта, готов поспорить, он бы заявил, что это неэтично или что — то в этом роде, если бы Комитет Святой Марии даже намекнул на такое.

После нескольких долгих, мучительных минут, в течение которых в тесном пространстве слышалось лишь мое тихое дыхание, я поднялся, засунул потрепанный томик в карман, бесшумно выдвинулся вперед и вгляделся в темноту длинного, мрачного коридора.

Инстинкт защиты пульсировал в жилах, когда я увидел темную фигуру у двери Джеммы. Я потянулся к ножу, но замер, услышав голос Исайи.

— Ты тоже это слышал?

Я крепко сжал рукоять, полушепотом бросив в темноту коридора:

— Я чуть не выпустил тебе кишки. Черт побери.

Исайя не отошел от двери Джеммы.

— Зачем?

Я фыркнул.

— Ох, не знаю. Подумал, может, кто — то еще пришел докучать Джемме. Девушке просто не везет.

Хриплый смешок сорвался с его губ.

— Приятно знать, что у нее есть еще кто — то, кроме меня, на подхвате.

— Бунтари защищают своих. Ты знаешь правило.

— Но это правило новое, — парировал Исайя. — Никто из нас не должен был ни к кому привязываться.

Я промолчал, потому что он был прав. Мы клялись никогда не запутываться в чувствах, отказывались втягивать кого — либо в наше не особо радужное будущее. И вот мы здесь. Исайя, видимо, понял, что я не стану развивать тему, потому что открыл дверь Джеммы и скрылся внутри без лишних слов.

Я отряхнул странное ощущение, зависшее в затихшем коридоре, бросил еще один взгляд на закрытую дверь Джорни и уже собирался юркнуть обратно в свою нишу, как ее дверь открылась.

В щели мелькнуло ее милое лицо, и, хотя я видел лишь узкую полоску, я знал — она сменила худи на ночную рубашку. Блин... Я ведь знаю, что скрывает эта тонкая сиреневая футболка.

— Ты в порядке? — спросил я, сохраняя спокойствие, хотя в коридоре вдруг стало душно.

Светлые волосы Джорни упали вперед, обрамляя лицо, пока она смотрела то на нож в моей руке, то на книгу в другой. Ее взгляд скользнул за мою спину и уперся в темную нишу, где мне предстояло провести ночь.

— Ты что, спишь здесь?

— Сплю? Нет.

— Тогда что ты делаешь у моей двери с ножом и книгой?

Я приподнял подбородок и шагнул ближе, ловя ее сладкий запах, плывущий в коридоре.

— Охраняю тебя.

— Я не просила об этом, Кейд.

— Мне все равно.

Ее лицо дрогнуло, затем опустилась голова. Но потом я услышал скрип петель, когда она медленно потянула тяжелую дубовую дверь на себя, позволяя мне увидеть голые ноги, выглядывающие из — под сиреневой футболки.

Я не пошевелился. Я не хотел все усложнять, но и давить не собирался. Это был осознанный шаг между нами. Нами не владели сырые, бурлящие эмоции или влечение. Мы не могли списать это на минутное ослепление или отчаяние. Это было нечто совсем иное.

— Раз уж планы такие, заходи почитать. Я сама собиралась.

Я оторвал взгляд от ее тела и скосил глаза на ее неубранную постель. На ночном столике громоздилось несколько книг, одна уже раскрыта, а лампа горела.

— Что читаешь? — спросил я, чувствуя, как напряжение в груди ослабевает.

Лицо Джорни оставалось спокойным, пока она переводила взгляд с книги в моей руке на мое лицо. Но я увидел это в ее глазах. Увидел проблеск счастья.

— То же, что и ты.

Затем дверь закрылась, и мы с ней снова остались наедине — такие, какими мы были всегда.