Мёртвые девочки никогда не проболтаются

Глава 16

Джорни

Я перечитывала одну и ту же строчку десять раз, но так и не могла понять, что там написано. Запах библиотеки Святой Марии раньше успокаивал меня. Прикосновение к кожаным переплетам книг придавало ощущение стабильности. Но ничто не могло смягчить того, что случилось прошлой ночью. Я была тихой и задумчивой — две вещи, на которые Тобиас мне указал за вчерашним ужином, на что я ответила ему многозначительным взглядом, потому что он вел себя точно так же — не то чтобы это было для него необычно.

Я размышляла о Бэйне, о том, что произошло между нами, и обо всем, что сказал мне Кейд, от чего я становилась только более раздраженной.

— Я прочитал это пятнадцать раз. Я, блять, не понимаю. — Я наклонилась вперед, впервые за всю неделю едва улыбнувшись, когда Тобиас сломал карандаш пополам под недовольным взглядом Слоан.

Слоан ходила за Тобиасом, как потерянный щенок, по требованию Комитета, согласно которому Тобиас мог посещать нашу школу. Она была его помощницей, а значит, должна была следить, чтобы он не выходил за рамки, и помогала ему с учебой.

— Тобиас Ричардсон! — Она шлепнула ладонью по столу. — Сними уже свои ебучие линзы, через которые тебе кажется, что все против тебя! Ты все понимаешь. Я здесь, чтобы помочь. Я не хочу тебя подставить.

Я выдохнула, когда Тобиас бросил на нее самый ледяной взгляд, который я когда — либо видела. Никто не мог сыграть это так, как он, и никто, кроме Слоан, не мог его переварить и выплюнуть обратно. Она была идеальным выбором в помощницы — наверняка директор Эллисон это уже понял.

Я захлопнула книгу и поднялась, направляясь обратно в свою комнату. Пряталась ли я в библиотеке, в самом дальнем ряду, откуда все еще были видны двери, чтобы следить, кто входит и выходит? Возможно. Может, я и пыталась выяснить, кто хотел мне навредить, наблюдая за всеми как можно пристальнее, но я не была дурочкой.

Разве что, когда дело касалось Кейда.

Он сводил меня с ума! Одно его присутствие заставляло меня вести себя нелепо, как девчонку, которую никогда не целовали. Но он был для меня как наркотик, окутывал своим холодным ароматом, заставлял чувствовать себя в безопасности и желанной. Он создавал ложное ощущение защиты, будто все в порядке, хотя на самом деле ничего не было в порядке. Шрамы на моих руках служили тому доказательством.

Как раз когда я собиралась поставить «Гордость и предубеждение» — мою книгу для утешения — обратно на пыльную полку, я замерла, и дыхание застряло в груди. Два больших медовых глаза, невероятно глубоких, будто видящих самую суть меня, смотрели прямо на меня. Светлые волосы спадали ему на лоб, и весь мир вокруг будто рушился. Только не снова.

— Хватит ходить за мной по пятам, — прошептала я, стараясь не хмуриться, пока миссис Гроув, библиотекарша, бродила между стеллажами, выискивая подростков, которым больше нечем заняться, кроме как трогать друг друга в укромных уголках.

— Ну, когда ты принимаешь идиотские решения, у меня просто нет выбора, правда?

Что — то дрогнуло внутри, и я прикусила щеку, задвигая книгу на полку так глубоко, чтобы скрыть его лицо. Не то чтобы я могла сбежать при виде него — я засела слишком далеко в глубине библиотеки, и даже прямая дорога к выходу не спасала. Поэтому вместо бегства, как в ту ночь, я быстро вернулась к тем чувствам, что испытывала в одиноких, пугающих стенах психиатрической клиники, к своей злости на Кейда и той неразберихе в голове. Я дала этим эмоциям разгореться, чтобы у меня не осталось выбора — только отвергнуть его и пресечь его слова.

Когда он зашел в проход, окруженный темнотой, словно грозовой тучей, я не отступила и гордо подняла подбородок.

Конечно, он выглядел прекрасно. Кейд Уокер не имел ничего общего с такой, как я. Я носила чужую одежду, когда на мне не было одной из двух моих униформ. Песочные волосы снова требовали стрижки — в прошлый раз Слоан подравнивала их в нашей комнате тупыми ножницами, украденными с кухни. На мне не было ни капли макияжа, а свободная рубашка на два размера больше делала мою и так худощавую фигуру болезненно — хрупкой. Я никогда не была крупной, и не знала, то ли это гены, то ли то, что я ни разу в жизни не была по — настоящему сыта. Детский дом кормил меня, конечно, но мы не ходили в магазин каждые выходные за снеками. Три приема пищи в день, если повезет, а суп не то чтобы насыщал на всю ночь — не говоря уже о том, чтобы подарить мне пышные формы.

— И что, по — твоему, случилось бы, если бы ты не ворвался в ту комнату? — спросила я, пока Кейд приближался, сжимая что — то в руке. Свидетелями были лишь вымышленные персонажи с корешков сотен книг, а наши шепоты едва ли различали даже мы сами, не то что кто — то еще в библиотеке.

Он пожал плечами, остановившись в шаге от меня.

— Наверное, меня бы арестовали с кровью на руках.

Моя челюсть отвисла от его пугающей откровенности. Что может быть лучше, чем напугать меня насилием? Я скрестила руки на груди, игнорируя бешеный стук сердца.

— И что? Теперь никто не может меня трогать, потому что когда — то я была твоей? — Дьявольская девчонка, которая просыпалась только рядом с Кейдом, вышла на сцену, чувствуя себя дерзко в нашем потаенном уголке. — У меня для тебя новость. С прошлой весны меня трогали, Кейд. Много раз.

Пустота в его потемневших глазах заставила мои шрамы гореть, будто он резал меня невысказанными словами и смертоносным взглядом.

— Мне надоело, что ты каждый раз поворачиваешь нож, Джорн. С каждым днем он вонзается всё глубже, — бумаги в его руке смялись от ярости, а моя грудь сжималась от боли, которую я отказывалась признать. — Это единственная причина, по которой я сдаюсь. Выбрасываю белый флаг. Ненавидь меня или нет — это ничего не изменит в том, что я к тебе чувствую.

Я проглотила его откровенность, когда он швырнул пачку бумаг между нами. Каждый лист с громким шлепком ударился о пол, эхом разнесясь между стеллажами.

— Читай.

Мое сердце билось все громче, пульс стучал в висках, но на этот раз между нами не было того сексуального напряжения, что раньше наполняло меня бабочками и желанием. Теперь в воздухе висел страх и смятение. Две вещи, которые я знала слишком хорошо.

Медленно опускаясь на колени, я сдалась, позволив себе нарушить собственное упрямство — ведь я так старалась оттолкнуть Кейда, будто он для меня никто. Но не могла сопротивляться потребности узнать, что он бросил на пол и почему его гнев был таким горьким.

Ненавидь меня или нет.

Я бы хотела ненавидеть его. Тогда, может, мои пальцы не дрожали бы, пока я перебирала каждый лист с рваными краями и следами, будто их провели по острым шипам

ДЕРЖИСЬ ОТ НЕЕ ПОДАЛЬШЕ, или пожалеешь.

Где ты был прошлой ночью?

Она пострадает, и это будет на тебе.

Что будешь делать, когда ее не станет, и у тебя останется лишь совесть, грызущая тебя за твои желания?

Джорни не принадлежит тебе и не вписывается в твой образ жизни.

Она не твоя.

Держись подальше.

Это последнее предупреждение.

Глаза застилала пелена, и чем дольше я читала, тем больше буквы расплывались в неразличимые каракули. С глухим стуком я ударилась спиной о книжную полку, а листки разлетелись вокруг, словно мои мысли. В какой — то момент Кейд приблизился, прислонившись спиной к той же твердой поверхности, что и я. Наши локти соприкоснулись, его тепло смешалось с моим нарастающим жаром.

Я открыла рот, но тут же сомкнула губы. Вокруг стоял приглушенный шум, и я медленно повернула голову к Кейду. Он пристально разглядывал меня, его карие глаза изучали каждую черту моего лица.

— Джорни, — беззвучно прошептал он. И когда его ладони коснулись моих щек, все разом вернулось на свои места.

— Дыши.

Я жадно глотнула воздух, осознав, что задерживала дыхание так долго, что перед глазами уже плясали черные точки. Эта привычка осталась с детства — из тех времен, когда стены приюта буквально смыкались надо мной. Каждый раз, когда меня снова не забирали в семью, я переставала дышать, пока тело само не напоминало: тебе нужен воздух.

Кейд убрал руки, как только я сделала первый глоток кислорода, и отвернулся. Я часто моргала, снова глядя на разбросанные листки.

— Чт… что… почему? Кто? — Меня наказали за то, что я была с ним? Поэтому на меня напали? Неудивительно, что он выглядел таким виноватым.

Громкий глоток Кейда прозвучал так, будто он проглотил сосульки, свисающие с крыши школы. Хруст его костяшек заставил меня напрячься еще сильнее.

— Я не знаю. — Он вздохнул. — Поэтому я не пришел той ночью.

Кейд наклонился вперед, его колено коснулось моего — мы оба это заметили. Я быстро опустила взгляд на бумагу, которую он достал из заднего кармана. Листок был аккуратно сложен, но, когда он развернул его, стало ясно: его открывали миллион раз. Каждая складка въелась в бумагу намертво.

Когда дрожащие пальцы приняли его, я прижала ладонь ко рту.

Ее смерть будет на твоих руках.

Я подняла взгляд на него, и в горле пересохло. Его обычно теплые глаза стали стеклянными, прежде чем он отвернулся, запрокинув голову на книги.

— Это была последняя угроза. Я нашел ее прямо перед тем, как должен был встретиться с тобой.

Боль. Только боль. В груди что — то сжалось, и я буквально почувствовала, как сердце падает куда — то вниз.

— Поэтому ты не пришел?

— Да, — сквозь зубы выдавил он. — Но...

— Но я все равно чуть не погибла.

Меня окатило ледяной волной от макушки до пят. Что, черт возьми, это значит?

— И ты не знаешь, от кого эти письма? Откуда они взялись?

Ненависть к нему внезапно дала трещину, и чувство предательства понемногу угасало. Защитный рефлекс — подавить свои чувства к нему — оставался непоколебимым. Все становилось слишком реальным, и стремительно.

Он резко повернулся ко мне, и правда пылала в его глазах, как огонь.

— Думаешь, они были бы живы, если бы я знал, кто тебя ранил?

Медленно отвернувшись, он уставился на полку перед собой, будто только что не намекнул, что готов убить.

— Мы с Исайей обыскали всю школу, но... — Он пожал плечами. — Насколько я знаю, никто не должен был знать, что ты будешь там той ночью. Да и медики сказали, что раны были нанесены тобой самой, Джорни. Я...

Его зубы стиснулись, пальцы судорожно сжались на коленях. В животе заныло, и мне захотелось схватить его за руку, но я не сделала этого. Просто замерла, пока он договаривал:

— Я оставил тебя в покое, как и требовала та угроза. Не понимал, что происходит. А когда ты уехала, и нам сказали, что ты будешь в приемной семье... я решил, что так лучше. Мое присутствие только вредило тебе.

В голове царил хаос. Мы сидели в тишине, а я снова и снова прокручивала его слова, пока они не превратились в сплошное месиво. Неуверенность и еще большая путаница заполнили меня, и сказать было нечего. Я просто оцепенела.

Значит, он не бросил тебя по тем причинам, что ты предполагала.

Но я все равно не понимала: кто пытался меня убить? И зачем?

Сквозь всю эту кашу пробивалось облегчение — крошечное, но ощутимое. А когда в конце прохода раздался голос Слоан, я резко вскочила на ноги, создавая дистанцию между мной и Кейдом.

Она стояла, уперев руки в бока, волосы были собраны в высокий пучок.

— Клянусь Богом, Джорни... Я знаю, что у тебя с Тобиасом какая — то связь, но он самый большой мудак из всех, кого я встречала. — Она заглянула за мое плечо. — А это о чем — то говорит, ведь я знаю Бунтарей.

Кейд что — то пробормотал за спиной, но я не стала выяснять, что именно. Бросилась к Слоан, будто она — спасательный круг посреди урагана, оставив позади Кейда и все те угрозы, что теперь связывали меня с ним.

— Пошли, — сказала я, хватая ее за запястье.

Всю дорогу до общежития она тараторила о Тобиасе и о том, как ненавидит его, а я лишь кивала, делая вид, что понимаю.

Но на самом деле я молчала, потому что все еще оставалась там — в библиотеке, с парнем, который не заслуживал и половины той ненависти, что я на него выплескивала.