Мёртвые девочки никогда не проболтаются

Глава 22

Джорни

Песочные волосы Кейда упали ему на глаза, пока он смотрел на меня сверху вниз: взгляд собственнический, губы приоткрыты. Бабочки в животе вытеснили тошнотворное воспоминание о том, как во рту ощущались Эш и другие.

Его шершавые руки сорвались с постели по бокам от моей головы и впились в расстегнутые джинсы.

— Хорошо, — резко бросил он, одним рывком стаскивая ткань с моих ног. Сердце подпрыгнуло к горлу, когда его пальцы сжали моё запястье, выдернув руку из влажных складок. Дыхание перехватило; я едва сдержала стон, пока его другая рука медленно стягивала трусики. Он швырнул их на пол вместе с джинсами.

Он взгромоздился на меня сверху. Грубая ткань его джинсов так болезненно терлась о кожу, что хотелось вскрикнуть. Он замер надо мной, опираясь на одну руку — та впилась в мои растрепанные волосы, дернув за кончики, чтобы поймать мой взгляд.

— Вот так, — прошептал он прямо над моими губами, прижав другую ладонь к самому входу. Всё во мне ныло и пульсировало. Он был прав: оживить это воспоминание оказалось хорошей идеей.

— Это никогда не принадлежало им. — Его палец вошел в меня, и я выгнулась, ударившись о твердую грудь. — Как и эти губы.

Язык Кейда стремительно коснулся губ, пока я вжималась в подушку, волосы распустились парашютом. Он резко наклонился, и его язык обвел контур моих губ — тело взорвалось безумием. Когда он отстранился и посмотрел на меня тем напряжённым, голодным взглядом, которым он смотрел на меня раньше, я вдруг перестала быть девушкой, пережившей травму в этом месте, и стала девушкой, которая знала, чего хочет, — и его звали Кейд Уокер.

Наши рты снова слились. Его палец вновь погрузился внутрь, бедра сами раздвинулись. Из груди вырвался стон — он проглотил и его. Мои руки скользнули под его футболку, сорвали ее через голову, ладони заскользили по впадинам мышц живота, изгибам плеч.

— Я так по тебе скучала, — вырвалось, позволив эмоциям прорваться на миг. Тосковала до боли.

— «Скучал» — это ничто по сравнению с тем, что я чувствовал без тебя. Будто не мог дышать. — Он зажал мочку моего уха зубами. Дыхание было горячим и пьянящим. Сама не осознавая как, я расстегнула его джинсы и стащила до середины бедер. Рука впилась в ткань боксеров, меня захлестнула всепоглощающая жажда. Я должна была к нему прикоснуться. Я тосковала по его коже. Тосковала по всему.

Его рот снова нашел мой, язык проник внутрь, и моя рука ускорила движение, сжимая его. Его член был обжигающе тверд, и он резко оторвался со стоном, впиваясь в меня взглядом сверху. Моя рука — в его штанах, его — между моих ног. Мы были пленены друг другом. Темные глаза Кейда пылали чем — то неистовым из — под прядей волос. Капля пота скатилась у виска — и меня охватило что — то дикое. Я выгнулась, чувствуя, как его палец входит глубже, лишь бы кончиком языка коснуться соленой влаги.

Он вскрикнул, уронив голову.

— Блять.

Мы двигались в унисон: моя ладонь скользила по нему, его пальцы — во мне. Мы гнались за кайфом. Целовались, как исступленные звери. Зубы сталкивались, тела лоснились потом.

— Не останавливайся. — Я оторвалась, задыхаясь, извиваясь под ним в погоне за наслаждением, что мог дать лишь он.

— Я и не мечтаю. Я знаю, когда ты близка.

Его губы прильнули к бешено стучащей жилке, а бедра встретили ритм моей руки, сжимавшей его все быстрее — оргазм накрывал волной. — Боже, — прошептала я, застонав в такт нашему движению, словно мы занимались сексом, а не ласкали друг друга руками.

— Хватит мучить. Кончай для меня, детка.

Я сжала его член, и бездна поглотила меня. Тело перешагнуло грань безумия, и я вскрикнула громче, чем когда — либо в этой комнате.

— Вот так, — шепот Кейда опалил ухо, и я ожила, разрумянившись от внутреннего света, который не могло погасить даже это место. — Вот моя девочка.

Рука замерла на нем. Я поймала его дикий, голодный взгляд, прежде чем вынуть его пальцы из себя, мокрые от моего желания, и толкнуть его в грудь. Его брови дрогнули от непонимания, а мои губы тронула ленивая улыбка.

— Мы не закончили, — прошептала я, выползая из — под него. Мы встали с кровати, и когда я опустилась на колени, его губы приоткрылись. Вокруг витала энергия, и я вдруг почувствовала себя владычицей мира. Будто все, случившееся здесь, было лишь тактикой выживания, и я имела право этим наслаждаться. Кейд перерезал последнюю нить, на которой я балансировала, пытаясь понять — аморально ли то, что я делала в этом месте. Неважно. Я выжила, и это стоило признать.

Джинсы Кейда всё ещё были расстегнуты.

— Ты же всё ещё хочешь, чтобы я показала, что здесь произошло? — провела пальцем по его прессу.

Он резко поймал мою руку и поднял на ноги.

— Это зависит, — он окинул взглядом мои обнаженные ноги, — От того, сработало ли это? Забыла, какими были их рты на тебе? Понимаешь ли, что даже если тебе пришлось что — то делать — ты не была их? Ты не была их тогда... и не стала сейчас.

Я медленно кивнула, чувствуя, как правда пульсирует на губах.

— Я всё ещё чувствую себя грязной… но…

Взгляд Кейда сузился, он уже готов был возражать, но я остановила его.

— Кажется, мне нравится быть грязной, Кейд.

Его горячий взгляд впился в меня: — Но только ради меня.

Я кивнула, наслаждаясь трепетом в животе и приливом крови между ног.

— Только ради тебя.

Его руки опустились на мои плечи, толкая обратно на колени. Я выдохнула голодный стон, глядя снизу вверх — он стоял надо мной. Джинсы упали одним движением, следом — боксеры. Когда он сжал себя у основания, я облизала губы.

— Я скучал по этим дымчатым глазам, смотрящим на меня так, будто я — твой единственный зритель.

— Так и есть, — выдохнула я, прежде чем взять его в рот.

Его рука впилась в затылок, пальцы сплелись с волосами. Я сосала, водила языком по всей длине — как научилась за время разлуки. Бёдра Кейда напряглись, приближая его к расплате.

— Вот что я представлял, — голос охрип, пока я опускалась ниже. — Каждый раз, дроча, я видел эти глаза… эти губы. Ты — всё, о чём я думал с самого первого притязания, Джорн. И если исчезнешь снова — исчезну следом.

Горло сжалось под его крепнущей хваткой. Я знала — он близок, и взяла его глубже, чувствуя, как прорываются эмоции: я вернулась в Святую Марию, уверенная, что Кейд разбил мне сердце... но эта связь между нами всё ещё необъяснима.

— Блять, Джорни... — он хрипло выдохнул, в последний раз толкнувшись в рот. Губы предательски дрогнули, но я сдержала улыбку, выпивая его до капли. Я знала — он смотрит сверху, как я опустошаю его.

Едва он высвободился, я подняла взгляд. Его грудь ходила ходуном. Рука впилась в подбородок, большой палец провёл по нижней губе, стирая последнюю каплю.

— Я скорей умру, чем причиню тебе боль. — Я сглотнула, пока он поднимал меня, обхватив лицо ладонями. — Ты должна это знать. Скажи, что понимаешь.

Я и не знала, что отчаяние может так хорошо смотреться на таком парне, как он. Впалые щёки пылали от того, что мы потеряли столько времени. Взгляд был необузданный, лихорадочный, пригвождая меня жгучей потребностью что — то доказать.

— Прошу, — он прижал большие пальцы к скулам. — Что бы ни случилось здесь... пока нас не было вместе... знай: моё сердце билось только для тебя. — Голова бессильно упала, он выдохнул.

В горле запершило. Мои руки обвили его мощные запястья.

— Слышу. Просто в ту ночь... я думала, ты бросил меня. Как все остальные.

— Теперь я знаю, каково это, и мне жаль. Была бы у меня возможность вернуться назад — я бы никогда не оставил тебя одну. Никогда не написал бы ту записку с предложением встретиться. — Из горла вырвался жёсткий смешок. — И уж точно не позволил бы тебе влюбиться в меня.

— Моя влюблённость не имеет отношения к тому, что со мной случилось. Ты же читал, что говорила сестра Мария. Моей жизни угрожали с самого рождения. — Я взглянула на него, уловив назревающую бурю. — Погоди… что значит «теперь знаешь, каково это — быть брошенным»?

Он пожал плечами, убрав руки с моего лица. Я растерянно наблюдала, как он подобрал мои трусики и джинсы. В его движениях чувствовалась странная скованность — слишком знакомая, как моя собственная, — когда он опустился передо мной, чтобы натянуть трусики обратно. Жест был трогательным, и, если бы не его ноздри, раздувавшиеся от немой ярости, я бы сказала «спасибо». Вместо этого я положила руки поверх его ладоней, замерших на моих бёдрах, пока он сидел внизу.

— Ты не имеешь права закрываться. Только не после того, что сейчас произошло.

Мы смотрели друг на друга, будто противники на поле: он — в атаке, я — в обороне. Я приподняла бровь — он отвел взгляд. Его тёплое дыхание коснулось моих голых ног.

— Я лишь хотел сказать, что… в какой — то мере понимаю твои чувства. — Кейд начал натягивать на меня джинсы, аккуратно просовывая каждую стопу в нужную дырку и подтягивая ткань вверх. — Мой отец — отброс. Я это осознаю. Знаю, что он натворил, и маме без него лучше. Но она ушла… не попрощавшись. Не оставив адреса. Так что да, я в какой — то степени знаком с чувством брошенности.

Ауч. Я всегда выдумывала себе какую — то бесплодную историю о том, что мама ушла с благими намерениями. Сочинила лживую сказку, будто она вернётся и спасёт меня от нищеты, одиночества, брошенности. Придумывать ей оправдания было утешением. Я не представляла, каково это — узнать правду, и чтобы правда эта не несла ничего хорошего.

— Кейд... — прошептала я, обвивая руками его талию. Прижалась головой к груди — и сжалась от резких ударов его слегка разбитого сердца. — Прости.

На мгновение он позволил мне обнять себя. Грудь не поднималась от дыхания — он затаил его. Загнал боль внутрь, чтобы я не видела, но я чувствовала её. Понимала.

— Дыши, — прошептала я.

Он шумно втянул воздух — и только тогда обнял меня в ответ. Я кивнула, уткнувшись в него. И мы замерли, и минуты тянулись как часы.