Мёртвые девочки никогда не проболтаются

Глава 12

Кейд

Остаток дня тянулся так же медленно, как и те восемь месяцев без Джорни. Тогда время растянулось на десять лет, а сегодняшний день казался целой вечностью. Каждый раз, проходя мимо котельной, я останавливался перед закрытой дверью, вспоминая, как утром держал её в своих руках, целовал, впивался губами в её кожу, чувствовал, как её пульс бьётся в унисон с моим бешено стучащим сердцем.

Снег начал падать с потемневшего неба. Я крепче сжал клюшку, не обращая внимания на онемевшие пальцы, и поднял взгляд на верхние трибуны, где она сидела со Слоан, Мерседес и Джеммой.

— Это был не он. — Я отвёл взгляд, чувствуя, как в моей пылающей груди прорастает крошечное семя вины. Я не должен был подслушивать вчерашний разговор Джорни с Тобиасом. Я подошёл в самом конце. Это не было специально. Я не шпионил. Ладно, хорошо. Я знал, где она, но не ожидал увидеть её с Тобиасом. Я просто искал новую книгу и всегда приходил в библиотеку перед самым отбоем, чтобы никто не лез с вопросами о моём выборе. О книгах, которые любила Джорни. Это была всего лишь ниточка, связывающая меня с ней, когда я больше не мог проводить ночи, слушая, как она читает мне строки из классических романов. Мой палец скользнул по корешку потрёпанной книги, когда я услышал её шёпот: — Это был не он. Он думал, что я сама это сделала.

Нож вонзился мне в спину, а чувство вины вдавливало его всё глубже, пока снаружи не осталась лишь рукоятка.

Джорни думала, что это я напал на неё той ночью.

Джорни не пыталась покончить с собой.

Кто — то сделал это с ней.

В глубине сознания всегда шевелилось подозрение. Я списывал его на отрицание. Я не был слеп, но, когда мы с Исайей обыскали школу той ночью, ничего не нашли. Ни пылинки, которая указала бы, что она была не одна.

«Нанесение себе увечий, попытка суицида» — так сказали парамедики. Но это была ложь. Либо кто — то лгал той ночью, либо эти «специалисты» не так разбирались в медицине, как сами думали.

Шлепок по голове заставил меня выронить клюшку.

— Я выбью из тебя всё дерьмо.

Исайя стоял рядом с Брентли и Шайнером, а я наблюдал, как остальная команда уходила с поля в раздевалку. Тренировка уже закончилась?

— Ага, — прошипел Брентли. — Ты был слишком занят, трахая Джорни в своём воображении, чтобы вообще заметить окончание тренировки. Тренер просвистел и всё такое.

Шайнер хихикнул.

– Он просто переигрывал в голове их утренние подвиги.

Мои глаза сузились, когда я набросился на него, а он театрально поднял руки в знак капитуляции.

– Что? Это было очевидно. Я чувствовал её возбуждение аж в конце коридора, бро.

Зрение залило красным, и Исайя встал между нами. Шайнер сжал губы, бросая мне насмешливый взгляд.

— Расслабься. Ни у кого больше нет такого нюха, как у меня. Я наполовину Эдвард Каллен, наполовину Джейкоб Блэк.

Брентли резко повернулся к нему, изо рта вырвалось облачко пара. — Как ты вообще умудряешься кого — то трахнуть?

Шайнер выглядел искренне оскорблённым.

— Чего? Я переспал с большим количеством девушек, чем вы все вместе взятые. Мне не составляет труда кого — то зацепить.

— Сомнительно, — спокойно ответил Брентли, снимая перчатки. Шайнер зашагал рядом с ним, оправдывая своё поведение.

— Девчонки обожают болтать о романтических фильмах и прочей херне. Это лёгкий способ достучаться. — Он толкнул его локтем. — Вот как на днях я уговорил Каю разыграть сцену между Беллой и Эдвардом, где они занимаются сексом как вампиры. Это было горячо. Жёстко — именно так, как я люблю. Плюс, она кончила раза этак четыре.

— С тобой определённо что — то не так.

Исайя шагнул вперёд, пока их разговор затихал. Его челюсть была напряжена как обычно, когда он наклонился и поднял мою клюшку.

— Тэйт хочет поговорить с тобой. Я сказал, что приведу тебя в его кабинет после тренировки.

Глаз дёрнулся.

— Что ему нужно? — Вариантов было бесконечное множество. Это связано с нашими отцами? Мой «дорогой» папочка звонил из тюрьмы? Он знает, что я разгромил его кабинет, а Джорни что — то стащила с верхней полки?

— Уверен, это как — то связано с ней. — Исайя кивнул в сторону трибун, и я последовал его взгляду, уловив мелькание пушистых ботинок, спускающихся по обледеневшим ступеням. Слоан обнимала Джорни за плечи, что — то шепча ей на ухо, затем они обе рассмеялись, а Джемма и Мерседес следовали за ними.

— Ты трахнул её утром?

Я даже не повернулся к своему лучшему другу, отвечая: — Нет.

— Я просто знаю, как ты мыслишь, когда пытаешься вывести кого — то из панической атаки. — Ну не может же он просто оставить это. Я прикоснулся к Джемме всего один раз.

— Даю тебе неделю.

— Заткнись, — рявкнул я. — Она всё равно потом пожалеет. — Сегодня она ни разу не взглянула в мою сторону. Не то чтобы у нас было много возможностей, но, когда они появлялись, она сознательно избегала меня.

— Давай уже. Тэйт ждёт, а ты, видимо, рвёшься поскорее отправиться караулить дверь Джорни, будто она может испариться в воздухе.

Я сухо усмехнулся — не удивлён, что он знает, где я провожу время.

— А ты чего ноешь? Теперь вы с Джем можете трахаться сколько влезет. — Я замолчал, переведя внимание с Джорни на того, кто тоже не сводил с неё глаз. — Хотя тебе, вроде, всё равно, даже если я буду в комнате.

Исайя запрокинул голову и разразился таким громким хохотом, что стая птиц слетела с обледеневшего дерева. Его хриплый крик «Джемма!» заставил волосы на моей шее встать дыбом. Я не видел, обернулась ли она, смотрела ли на меня Джорни — я был сосредоточен на Бэйне и его жучьих глазах, упёршихся в мою девушку.

— Я люблю тебя!

Раздался взрыв девчачьего смеха, а мои ноздри затрепетали от гнева, пока Бэйн держал руки в карманах толстовки, а его голова в шапке была наклонена к ограждению трибун.

— Исайя.

Я произнёс его имя спокойно, но внутри бушевал. Горел от ярости и неопределённости.

— Что?

Он быстро проследил за моим взглядом, но, поняв, громко вздохнул:

— И что? Он что — то сделал?

Я повернулся к Исайе, когда Джорни с подругами скрылась за углом Святой Марии, вероятно, направляясь в свои комнаты.

— Она не пыталась покончить с собой.

Моё сердце вспыхнуло, прожгло грудь насквозь и рухнуло на заснеженное поле. Тёмные брови Исайи нахмурились под чёрной шапкой.

— Что? Она сама тебе это сказала?

— Не совсем, — ответил я, зная, что объяснения не нужны. Мы всегда узнаём правду — так или иначе.

Бэйн всё ещё сидел на верхней трибуне, уткнувшись в телефон, совершенно забыв обо всём, теперь, когда Джорни ушла. Я отвёл взгляд, шагая с Исайей через двор к кабинету Тэйта.

— Значит, кто — то напал на неё?

— Ты не выглядишь удивлённым, — сквозь зубы процедил я, следя, как ботинки утопают в снегу. — Ты, блять, знал?

— Если бы у меня были доказательства, я бы тебе сказал.

— И что? — я шагнул вперед, преграждая ему путь. — Ты просто решил промолчать? Даже после того, как сам же твердил мне забыть об этом? — Сердце бешено колотилось, словно пыталось вырваться из груди и вцепиться в глотку лучшего друга за это предательство.

Исайя лишь стиснул челюсть, бросая взгляд в сторону двора.

— Я не мог смотреть, как ты сходишь с ума из — за того, что нам неподвластно. Но Бэйн всегда был первым подозреваемым во всех проблемах этой школы. — Его глаза снова встретились с моими. — Мы все это знали.

— Если он посмел тронуть её — я убью его.

Исайя кивнул.

— Я тоже был на твоем месте. Наводил на него ствол, помнишь?

Как будто я мог забыть. Бэйн был нашим врагом с самого первого дня — его отец, Каллум, был нашим главным соперником. Нам было поручено следить за каждым шагом Бэйна, и когда он самым подлым образом подставил Исайю, я подумал, что мне придётся прятать его тело. В конце концов ему удалось ускользнуть, и он помог вернуть Джемму Исайе, но его взгляд был прикован к Джорни, и это снова поставило его на первое место в моём чёрном списке.

— Пошли. — Исайя толкнул меня в плечо, и мы направились к парадному входу Святой Марии, а моё давление зашкаливало. Мысли путались, рисуя Бэйна в центре, кружащего вокруг Джорни.

— Это мог быть он, — пробормотал я, поднимаясь по ступеням. — Тогда мы не следили за ним так хорошо. Твой отец ещё не погрузился в паранойю.

Исайя кивнул.

— Ты прав, но...

Я захлопнул дверь прямо перед его носом. Директор наверняка скоро явится — но мне было плевать.

— Но что?

Челюсть Исайи снова задвигалась. Я слышал, как его зубы стучат друг о друга.

— Я нашел фото Джорни в комнате Бэйна, когда искал компромат для отца.

Снег вокруг, казалось, таял от моей ярости, но прежде, чем я взорвался, Исайя продолжил:

— Там были фото Джеммы, а позже — наши с ней снимки, которые он передал Ричарду. — Его взгляд впился в меня с внезапной обоюдной ненавистью. Я помнил. — Но там были и фото Джорни. И мисс Гленбург.

Моя рука задрожала на ручке двери, кровь прилила к кончикам пальцев. Дыхание участилось, и я уже был в секунде от того, чтобы броситься на поиски Бэйна, но Исайя щелкнул пальцами перед моим лицом.

— Я ещё не закончил.

— Что — то ещё? — я проигнорировал факт, что он скрывал это от меня. Разберёмся позже.

— Они не были с сексуальным подтекстом. — Он отвел взгляд, всё ещё будто смущённый. — Скорее… как будто он за ней следил? Примерно, как с Джеммой в тот раз. Не знаю. Там не было вас двоих вместе. Только она. Были и другие фото — мисс Гленбург, откровенно порнографические. Но Джорни? Они были просто… обычными.

— Нет ничего обычного в том, чтобы тайком фотографировать её. — Мой голос звучал точь — в–точь как у моего отца — спокойно, собранно и безумно.

— Парни. — Моя рука опустилась, когда тяжёлая дверь распахнулась, впустив поток тёплого воздуха. — Заходите.

Мы с Исайей вместе вошли в дверь, и я бросил на него взгляд, который говорил: «Это ещё не конец, чёрт возьми», на что он ответил мне взглядом, который говорил: «Очевидно». Позже, когда я успокоюсь, мне станет понятнее, почему он не сказал мне о фото. Когда Джорни не было, любое упоминание её имени выводило меня из себя. Гнев и боль переполняли меня, и мне снова приходилось карабкаться из самой глубокой, тёмной ямы… но, блять, сейчас? Я был на взводе, и каждая мышца горела от ярости.

Как только директор закрыл дверь кабинета, Исайя развалился в кресле перед столом, вытянул ноги и закинул руки за голову. Я остался у книжных полок, представляя, как Джорни опиралась на край одной из них босой ногой, и вспоминая секунду, когда моя рука лежала на её бедре.

— Что, чёрт возьми, произошло сегодня? — Тэйт грубо опустился в кресло, с силой упёршись локтями в стол. — Кейд? Я обращаюсь в первую очередь к тебе.

Я цокнул языком, скрестив руки.

— О чём именно вы спрашиваете?

— О Джорни и о том, как она чуть не вырвала глаза одной девчонке.

Ага, значит, он не знает, что та что — то украла из его кабинета. Отлично.

— Ну, вы спросили эту самую девчонку, что случилось?

Он резко выдохнул.

— Да. Она сказала, что Джорни психопатка, и её нужно снова отправить в дурку, потому что она напала без причины. — Он приподнял бровь, а моя ярость вспыхнула с новой силой.

— Вы же не верите в это, — вступил Исайя, взяв инициативу, — вероятно, чувствуя, как у меня бешено колотится сердце.

Директор закатил глаза.

— Если бы верил, вас бы здесь не было. Мне нужна вся история, и я не хочу снова травмировать Джорни, чтобы она не подумала, что её выгонят из школы.

Я шагнул вперёд.

— Я лично придушу любого, кто попытается её забрать. Ей не место в психушке, Тэйт.

Уголки глаз директора сморщились.

— Почему ты так говоришь?

— Ты разве не согласен? — парировал я.

Исайя поднял руку, будто на уроке.

— Можно я скажу?

Мы с Тэйтом уставились на его бесстрастное лицо, пока он опускал руку. Он откашлялся и всё равно заговорил: — Джорни не пыталась покончить с собой. По словам Кейда, на неё напали, и эти раны — не самоповреждение. — Брови директора поползли вниз, а он сам развёл руками в полном недоумении. Кажется, я даже услышал, как он пробормотал пару ругательств себе под нос — будто не мог выговорить их вслух при нас. — А сегодня… поползли слухи, шептались про Джорни и Кейда, и группа девчонок окружила Джорни, начали допытываться. Одна даже закатала ей рукав, чтобы проверить, есть ли у неё шрамы, которые якобы… — Исайя сделал воздушные кавычки, — …остались после попытки суицида.

Тэйт откинулся на спинку кресла, которое противно скрипнуло.

— Ладно… э — э… И что потом?

— А потом она взбесилась, потому что сказала, что на секунду ей показалось, будто она снова в дурке, и кто — то подкрадывается сзади, пока она пытается сбежать.

Меня будто ударили в напряжённый живот — воздух перехватило. Мысленная картина: какой — то ублюдок подходит к ней сзади, чтобы затолкать обратно в палату, пока она пытается вырваться… Меня от этого тошнило. Во мне всегда кипела эта ярость — защищать своё. Я с детства видел, как мой отец оберегал отца Исайи и их наследство. Это было единственное, что я знал. Но когда эта слепая преданность вдруг перенеслась на Джорни — на того, кого меня не учили защищать, — всё изменилось.

С тех пор я стал другим.

Директор внезапно стал выглядеть чертовски измотанным. Он грубо провел руками по волосам, дернул за кончики и опустил голову, пытаясь выровнять дыхание. В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня в камине. Когда он снова поднял взгляд, его лицо кричало без слов: «Какого черта?»

— Я даже не знаю, что сказать, — начал он, потирая щетину на подбородке. — Значит, кто — то напал на нее? Вы уверены?

Исайя обернулся ко мне через плечо. Я прочистил горло и уставился на свои кроссовки для лакросса, оставляющие лужицы талого снега на полу кабинета.

— Абсолютно, — я стиснул зубы. — Она не знает, кто. — Мне не хотелось произносить следующее признание, но я все равно выдавил: — Она думала, что это я напал на нее. Или, по крайней мере, не была уверена.

Исайя на этот раз развернулся полностью, его густые брови сдвинулись.

— С чего бы ей так думать?

Я отвел взгляд к пылающему камину.

— Потому что я был единственным, кто знал, где она будет той ночью. — Черт. Вот и правда, нагоняющая меня, сколько бы я ни пытался от нее убежать. — Я сказал ей, где встретиться, а потом просто не пришел. Я так и не появился, блять. — Мой взгляд оставался прикованным к огню, глаза горели от жара, бившего мне в лицо.

— Объясни.

Черные точки заплясали перед глазами, пока я не моргал — будто это могло удержать меня от чудовищного чувства вины, которое я подавлял с момента ее отъезда.

— Кейд. Очнись, блять, и говори.

Во мне что — то надломилось.

— Потому что мне месяцами приходили угрозы — еще до того, как она уехала. Предупреждали держаться от нее подальше.

Они оба опустили головы, и я тоже. Я был достаточно взрослым, чтобы признать: произносить это вслух было больно. Вина, которая казалась невыносимой, теперь обрушилась на меня с удесятеренной силой. Я откинулся на стену, надеясь, что она удержит меня, чтобы я окончательно не потерял контроль.

— Я должен был быть там той ночью.

— И ты не знаешь, кто тебе угрожал?

Я встретился взглядом с Исайей и резко выдохнул через нос.

— Понятия не имею. Не знал, то ли это дерьмо наших отцов за пределами Святой Марии, то ли кто — то отсюда.

Я оттолкнулся от стены и зашагал туда — сюда, совсем как в ту ночь, когда Джорни оставила меня одного в этом скучном кабинете.

— Я ждал, следил. Ничего. Кроме Бэйна и его взгляда, который иногда следил за ней. Но я не понимал. Он никогда не пытался к ней подкатывать или трогать. Это не имело смысла. Вот почему я так взбесился из — за сегодняшних слухов. Если это кто — то из дел наших отцов, кто целенаправленно шёл за мной… если они узнают, что у меня может быть с ней ребёнок? Если они захотят отомстить нам за то, что мы похоронили весь их бизнес?

Я сардонически хмыкнул, завершая мысль, — они прекрасно понимали.

Директор пробормотал за столом:

— Ничего, блять, не сходится. Господи. Одно за другим.

Он был прав. Так и было. Каждый раз, когда мы поднимались, очередное дерьмо снова валило нас на дно. Я никогда всерьёз не думал, что мы выйдем сухими из воды, когда наши отцы окажутся за решёткой… но, признаю, я надеялся.

Мы с Исайей просидели в кабинете директора слишком долго — далеко за комендантский час — в тягостном молчании. Исайя достал телефон, вероятно, чтобы написать Джемме, наклонился вперёд, упёршись локтями в колени.

— Нам нужно узнать, кто на неё напал.

Я пристально наблюдал, как директор откинулся в скрипучем кресле и бросил взгляд на верхнюю полку над книгами, которые Джорни просматривала в прошлый раз.

Бинго.

— Она взяла его.

Его взгляд метнулся ко мне. Скулы напряглись, и часть меня едва не усмехнулась — бунтарская жилка Джорни снова дала о себе знать. Она тихо нарушала правила, так коварно прячась за милой внешностью и нежным голосом. Никто не знает её так, как я.

— Что взяла? — Исайя переводил взгляд между нами.

— Папку, в которой была её жизнь, — ответил директор. — Блять.

Я покачал головой, не давая ему разозлиться.

— У меня та информация, которую ты боишься потерять. Не у неё.

Он наклонил голову.

— Ты помог ей сюда пробраться? Чёрт возьми, мне срочно нужно поставить сигнализацию! Вы невыносимы.

Исайя проворчал:

— Я — то тут причём?

— При всем.

Игнорируя их перепалку, я упёрся руками в стол, наклонившись между ними.

— Я проследил за ней здесь той ночью, во время церемонии. Застал её за кражей папки, а записка от сестры Марии упала на пол. Она ушла быстро, не заметив.

— Так это ты разгромил мой кабинет? — Директор закатил глаза. — В следующий раз прибери за собой.

Исайя щёлкнул пальцами.

— Я же говорил, что это не я.

— Как будто я тебе поверю.

Тэйт повернулся ко мне.

— Значит, она не знает, что в записке.

— Погоди, что в записке? — спросил Исайя.

Я вздохнул. — Её мать, или кто бы ни оставил её в приюте, оставил записку в детском одеяле. Там было сказано, что она в опасности и её нужно защищать.

Исайя кивнул. — Значит, на неё напал кто — то из её прошлого. Так больше смысла.

В тот же момент мы с Тэйтом сказали хором: — Ничего из этого не имеет смысла.

Секунды растянулись в мучительные минуты, а в груди становилось всё теснее. Вскоре директор махнул рукой, отпуская нас — ему нужно было возвращаться к Джеку, младшему брату Исайи, которого он опекал.

Мы с Исайей молча дошли до раздевалки, переоделись из лакроссной формы и направились в комнаты, держа в руках записку от директора на случай, если нас поймают после отбоя.

Перед развилкой коридора, ведущей к спальням, Исайя остановился и посмотрел на меня: — Мы не позволим ничему снова до нее добраться. Мы защищаем своё, а она — наша, знает она об этом или нет.

Я подавил накатывающую тревогу, не веря его словам. Все думали, что попасть в элитную группу Бунтарей — значит стать неуязвимым. Мы были на вершине пищевой цепи, нас называли праведными королями школы. Но это была полная херня. Мы принесли с собой только проклятие в эту чёртову школу. Наши проблемы последовали за нами сюда — и, кажется, за Джорни тоже. Я начинал думать, что Святая Мария — пристанище для проклятых.

— Но тебе пора перестать скрывать дерьмо от нас, — Исайя пошёл задом наперёд к нашей комнате. Я вздохнул, опустив голову, плечи напряглись, будто высеченные из камня. — Делай, что должен, чтобы она поверила, что с тобой в безопасности. Потому что одна она — точно не в безопасности.

Нет. Нет, блять, не в безопасности.