Романолуние

38. Пятые пять дней без Даши

В среду утром, едва раскрыв глаза, директор спецотдела потянулся за таблеткой, приготовленной им заранее еще с вечера. Она, родимая, лежала на прикроватной тумбе рядом со стаканом воды. Принял. Только после этого прислушался к ощущениям. Голова болела. Не так, правда, как несколько последних раз, но и выпил Роман значительно меньше. Еще одно доказательство Дашиной версии и его собственных наблюдений: головная боль появлялась после принятого накануне алкоголя, а ее сила и продолжительность зависели от количества выпитого. Нет, вчера Роман точно пил в последний раз. Он не будет больше этого делать, по крайней мере, постарается.

Пропущенных не было. Он позвонил Пинкертону.

– Никаких новостей, Роман Сергеевич. С утра доехала до головной конторы, пробыла часа три, потом уехала на квартиру. Всё основное время работает там. Видимо, внештатная.

– Понял. А к отцу не заезжала больше?

– Так понимаю, что встреча с милым на кладбище ее очень напугала. Она не знает, что тот в больнице. Старается лишний раз из дома не выходить.

– Ясно. А как выглядит?

– Да обычно. Только бледная немного.

– Не хромает?

– Нет, вроде не замечал.

– Давайте так. До конца недели ее доведите, потом отпущу вас. Основная угроза снята, но мне всё равно как-то волнительно. Дома сидит. Не жрёт ведь ничего, упрямая!

– Хорошо. Давайте до конца недели. Я уже к ней привык. Жалко мне ее, Роман Сергеевич.

Да что б вам всем! Когда все вокруг успели стать такими милосердными?

– Не стоит. О ней есть кому позаботиться.

– Да понял я. Вы уж позаботьтесь.

И скинул вызов! Нет, это просто невероятно! Что за хрень вообще происходит вокруг???

В офис Роман прибыл злым как никогда. Досталось всем, кто попался под горячую руку, а их в четверг было много. Первым номером огребла секретарша. Да и пофиг на нее, как-нибудь переживет… Потом под раздачу попал Летучий. Потому что вечно его нет! Вот, и впрямь, говорящая, блин, фамилия! Где только черти носят его жирную тушу? Не такую уж, правда, и жирную… Но вот что плотную, это точно. Как же он достал со своим Уренгоем! Никак проблему решить не может. Теперь перенес ее в новый календарный год. Будто у Романа и без того в этом году мало проблем…

Следующим на очереди был Семен. Тот получил за то, что из рук вон плохо провел вчерашнюю конференцию. Или позавчерашнюю… да какая, блин, разница?! Плохо же провел? Вот! Значит, и получил за дело. А что Роман немного в дня́х запутался, так это вообще не существенно.

Потом получила Элла. За то что уже задолбала со своими обедами и балансовыми нестыковками. Ей еще в начале декабря нормальные люди объяснили, что у Романа Чернышева нет времени на подобную мелочевку. У него другой масштаб! И расписано всё! Даже на январь! Тем более теперь, когда и секретарши нормальной нет, чтобы график как положено выстроить. А как он может с кем-то встречаться, если не знает точно, есть у него на это время или нет? Вдруг свободные окна закончились? Правильно, никак! Что тут непонятного? Поэтому он вообще ни с кем встречаться не будет. А потом, к концу месяца, когда внезапно случится полный абзац – он просто уволится. И поедет на Соловки. Будет туда к ним в монастырь проситься. В монахи. Если, конечно, его, такую вонючую мразь, примут на поруки. Возможно, даже соловецкие суперправедники не пропустят его по нормативам мерзости. Тогда Роману ничего не останется, кроме как вернуться в Варзугу и начать помогать дяде Пете восстанавливать храмы и строить музеи. В те периоды, когда он не будет бухать.

Но в четверг вечером пока всё еще директор, Роман продержался и не выпил ни капли. Лег. Сон не шел. Он позвонил дочери.

– Привет, пап!

– Здравствуй, Адик! Ты как? Еще не спишь?

– Нет. С Маринкой болтаю по второй линии. У тебя что-то срочное?

Роман помолчал. Чертов ком в горле.

– Нет. Просто хотел спросить, как вы доехали тогда.

Пауза. Голос Ады:

– Ты немного с этим припозднился.

Он засмеялся:

– Да уж, Адик… Я вообще сильно со всем припозднился. Видимо, тугодум.

Она помолчала. Роман решил опередить дочь и сказал:

– Ладно, беги, возвращайся к своей Маринке, пока не засвербело. А я спать пошел. Спокойной ночи!

Снова пауза. Потом голос:

– Пап, ты прикольный стал. Ты это, звони мне, ладно? Спокойной ночи.

Он так и не уснул. Решил сразу ехать на работу. Прибыл на место уже в шесть. Пришлось Сашу дернуть пораньше. Хотя тот привык, что мог понадобиться в любое время дня и ночи. Ей-богу, деньги не пахнут… Ну и работенка у парня…

Незадолго до девяти Роман спустился вниз, купил коробку конфет. Вернулся и положил ее на стол секретарше. Как ее звали? Екатерина? Елизавета? Он всегда путал эти имена. Как у русских императриц. Даже Лиза и Катя отличить не помогали. Зашел в кабинет, заглянул в резюме: Екатерина Бодрова. Катя, значит. Вспомнилось:

– Просто не люблю, когда работодатель не может вспомнить как меня зовут, хотя у самого на столе именем наружу лежит мое резюме. Думаю, что теперь запомните.

А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!! Люди добрые!!!!!!! Верните ему его Дашу! Как же он без нее сможет к людям начать по-другому относиться, имена их с первого раза запоминать? Только она может его этому научить! Исправить Романа Чернышева, человеком сделать. Хорошим, ну или хотя бы нормальным. Ее-то имя он с первого раза запомнил! Пусть объяснит ему, как теперь этот номер провернуть с другими!? У нее получится. Если она, конечно, вернется…

Но Даша не возвращалась. Уже неделю работала на французов. И не собиралась возвращаться. Теперь Роман склонялся к этой версии.

Когда секретарша пришла, сразу увидела конфеты у себя на столе. Зашла к нему. Улыбнулась.

– Не стоило, Роман Сергеевич. Всё в порядке.

– Я вчера на вас незаслуженно сорвался. Извините.

– Почему незаслуженно? Я знаю, что справляюсь значительно хуже своей предшественницы. Понимаю, какой для вас это контраст. Как тут не сорваться? Почти целую неделю держались. Но спасибо вам за понимание, я постараюсь сделать что смогу, чтобы всё было быстрее.

– А что вы слышали о вашей предшественнице?

Молчит. Глаза потупила. Дашу сейчас чем-то напомнила. Но не в первые дни, а потом, когда у них уже… началось всё это безобразие…

– Да так…

– Говорите, не стесняйтесь. Мне́ вы можете сказать.

Екатерина немного улыбнулась.

– Не сомневаюсь. Но… Почему не сказать? Тут нет никакого секрета. Я так понимаю, что это самая обсуждаемая тема текущей недели.

– Какая именно? Что я влюбился в свою секретаршу, а она от меня ушла?

Екатерина слегка покраснела. Но осталась стоять молча.

– Да не переживайте вы так, Катенька! Это правда. Только не совсем.

– Что не совсем? Не совсем правда?

– Не совсем влюбился.

Она медленно кивнула.

– Понятно. Теперь всё ясно.

– Что вам ясно, милая?

Роман сделал паузу.

– Я люблю ее. Так яснее?

Он еще раз помолчал.

– И вы им сегодня во время обеда так прямо и скажите. Чтобы сменить ракурс темы, которая станет самой обсуждаемой на следующей неделе.

Екатерина стала пунцовой.

– А еще лучше, мы с вами вместе спустимся в буфет и расскажем. Не представляете, как это льстит мужской гордости, когда понимаешь, что являешься главным ньюсмейкером компании.

Секретарша робко посмотрела на Романа.

– А сейчас идите работать. Я буду вам очень признателен, если вы действительно сделаете всё, чтобы ускориться в работе. Объем большой, я знаю. Но другого у меня для вас нет.

Получилось немного сдавленно:

– Да, Роман Сергеевич. И-извини-ите, пожалуйста…

– За что? Не вы же автор этих сплетен! Тем более, народ обычно знает, о чем говорит. Дыма без огня не бывает, так ведь?! Но хочу вас предупредить. Если вы собираетесь зацепится за это место, то не стоит поддерживать сплетни обо мне. Не забывайте, что вы всё же мой ассистент.

– Я и не поддерживала.

– Вот и хорошо. Идите работать. На обед сегодня спущусь с вами. Чтобы наши чайки вас от работы больше не отвлекали.

Она вышла.

Роман сдержал свое слово и впервые за полгода в обеденный перерыв спустился в буфет. Вместе с новой секретаршей. Но про́был недолго. На месте они разделились: Екатерина встала в очередь на раздачу, а Роман остановился возле окна, достал телефон, и создал себе прикрытие: он вроде бы до кого-то дозванивается. Так со своего наблюдательного пункта он и смог идентифицировать стол, за которым расположилась ассистентка Эллы. Она, как казалось Роману, была одной из местных любительниц перемыть кости. Дождавшись, пока девушка и несколько ее подруг из бухгалтерии, славившейся в СевМоре, как штаб-квартира сарафанного радио, займут место за столом, директор спецотдела подошел, придвинул от соседнего стола свободный стул и сел. Девицы начали тайком поглядывать на него еще из очереди. И не одни они. Сам факт появления Романа Чернышева в буфете уже стал сенсацией года, хоть тот еще и не успел начаться. Но когда он подсел к бухгалтершам, атмосфера в помещении стала твердеть на глазах и вскоре превратилась в бетон.

– Привет работницам финансового фронта! Вы же, если мне память не изменяет, на этом направлении воюете?

Смолкли все и разве что усилители звука не врубили.

– Или вы всё же по другому участку боевых действий? Девочки, что так побледнели? Кусок в горло не лезет?

Молчание.

– Ничего. Я подниму вам аппетит. Вы у меня очень спросить о чем-то хотите? Прямо спа́ть по ночам не можете, как вам это нужно зна́ть? Так спросите, я перед вами! Отвечу честно. Сразу и сон вернется, и аппетит появится. Если только на всю жизнь не пропадет.

Молчание.

– Клариса, тебе повезло, я помню твое имя. Посмотри на меня.

Молчание. Глаза в пол.

Роман стал терять терпение. В его голосе зазвучала сталь:

– Посмотри на меня!

Она подняла на него взгляд.

– Запомни. Дарья Игоревна здесь больше не обсуждается. Это закрытая тема. Не знаю, насколько Элла довольна твоей работой. И надеюсь, у меня не возникнет желания это узнать.

Он встал. Уже уходя, добавил:

– И Екатерину в покое оставьте. Вы теперь за мою новую секретаршу взялись? Угомонитесь.

И он ушел.

Вторая половина пятницы прошла в разъездах. Домой, к счастью, вернулся за полночь. Лег спать и уснул. Сразу. Пожалел, видно, Бог.

Утром съездил к Софье. Привез торт, в этот раз нормальный. Ее любимый. Аде просто дал денег. Сама разберется на что потратить. Пили чай. Долго. Втроем. И уже менее натянуто, чем в прошлый раз. Он сказал:

– Я в Варзугу ездил. Перед Рождеством. У мамы был.

Софья резко перестала жевать.

– Сейчас? Там же полярная ночь!

– Она самая.

Помолчал.

– Летом поеду. Надо памятник новый поставить. Этот совсем уже не смотрится. В заполярье даже камень вымораживает. Решил – гладкую мраморную плиту поставлю. Ничего вызывающего, но, чтобы хоть имя разобрать было можно. Чтобы люди проходили мимо и читали. Раз меня там не бывает.

– Не понимаю, что тебе до людей?

– Мама говорила, что души умерших будут жить до тех пор, пока о них кто-то вспоминает.

Софья вообще перестала двигаться. Она замерла так надолго, что Роману показалось, ее отключили от питания. Но нет, он ошибся. Ее голос всё же прозвучал:

– Ром, что с тобой? Ты совсем, что ли… Это…

Дочь поддержала:

– Вот-вот, мам, я ему так и сказала. Ты только его не трогай! Он такой прикольный стал! Вдруг опять что-то нарушишь?

И откуда в этом ребенке в двенадцать лет столько иронии? И прямо ведь в точку! Может, все-таки его гены сказываться стали?

– Ладно, девочки… С вами хорошо, но надо собираться. Поздно. Поехал.

И он ушел.

Дома снова встретила елка. Роман постоял застывшим, а потом, неожиданно для самого себя, набросился на нее и повалил на пол. Теперь она горела… лежа…

Сон не шел. Гулял во дворе. Или под елкой прятался. Утро так и настало. Только тогда Роман заснул, но ненадолго. Он встал в одиннадцать, позвонил сыщику и начал с места в карьер:

– Через час будете свободны. Деньги перечислил, если что ещё насчитали – напишете. Я к ней еду. Не могу так больше.

И сбросил. Разведчик не перезвонил. Значит, ничего важного, что можно было сообщить или добавить к ска́занному, у него не было. Хоть какие-то хорошие новости за последние две недели.

Роман собирался как на свадьбу. Он не помнил, когда в последний раз так тщательно мылся. В одежде – решил быть неформальным. Даша ни разу не видела его ни в чем, кроме костюмов и рубашек. Он надел белую майку и джинсы. Тщательно причесался, один раз брызнул парфюмом и, бросив на себя последний взгляд в зеркало, вышел.