Романолуние

3. Третье января. День воспоминаний. Третий день без Романа

Утро. Колени болят.

Встала. Таблетку выпила. Доела холодец. Еще йогурт какой-то наскребла. Катался по нижней полке холодильника.

Есть хочу. Что еще поесть? Так, там сухари оставались. На подоконнике. Вот. Схрумкала.

Теперь до вечера аппетита не будет. Вопрос с едой решен. Больше в доме есть нечего, значит, хотеть есть я больше не буду. А когда захочу? Тогда и подумаю об этом.

Приняла ванну. Сколько я уже не мылась? Гадкая грязная бабища… Хотя, какая разница? Всё равно Романа рядом нет. Теперь можно вообще не мыться. Вот сейчас домоюсь, и больше не буду. Подумаю об этом, когда заведутся крокодилы.

А что у меня вообще было в жизни? Кроме него? Кто у меня был? Сколько их было? Не больно-то и густо. Мужчин – двое. Любовников – шестеро? Или семеро? Тогда, за те две недели, перед Парижем. Персональный рекорд – двое за один день. Первый – днем, второй – вечером. Так Подколзина из себя вытравливала. И подумать страшно, что кто-то вот так живет всю жизнь. Как Роман, например. Это же ад! Двух недель хватило, чтобы понять, насколько это не моё. Что ж, попробую вспомнить.

Первым был, наверное, всё же Владимир Смирнов. Скорее всего, это была любовь. Вероятно, обоюдная. Но скоротечная. Быстро переросшая в ненависть. А потом он перевелся в другую школу. Сразу после чернил на голове. Сколько раз его видела после? Два? Три? И один раз на чемпионате. Случайно там оказался. Брат со мной в одном отделении гастролировал. Лузер. А я уже тогда взяла серебро. На том Смирновская любовь и кончилась. Сломался. В глаза больше так и не посмотрел.

Интересно, а как бы повел себя Роман, если бы был на его месте?

Вторым был Подколзин. Нет, о нем вспоминать точно нечего. Просто желаю ему сдохнуть. Это будет по-христиански. Он ходить по земле не должен. Ей без него только полегчает.

Третьим был Олег Филатов с соседнего курса. Младше на год. Как же, мне казалось, я была в него влюблена! Брюнет с бирюзовыми глазами и слегка крючковатым носом, но мужественный. Из него пёрло. И он смотрел.

Знакомы мы не были. Подруга как-то решила помочь. Пока я болела, подошла и всучила ему листок с моим номером. Рассказала потом. Перед фактом поставила. А я еще подумала, почему он так странно на меня посмотрел, когда я в первый день после болезни вышла? Да уж, помогла, подруга…

В следующий раз встретились в переходе между корпусами. Шли одной дорожкой, я – чуть впереди, он – сзади. Поравнялся, посмотрел, и роторный двигатель включил. А я, немного обдумав, побежала за ним. За несколько секунд он уже успел не хило так отдалиться. Снова поравнялась, за руку взяла, он чуть притормозил.

– Привет!

– Приве-е-ет?! ??

– Я – Даша. Тебе мой номер телефона давали.

Типа он не знал, чей ему номер давали…

– Ага! Я в восторге!

Сразу пронеслось в голове: «Мимо. Что я в нем нашла?»

– Я – тоже. Ну давай пока!

Развернулась и пошла назад.

Четвертым был еще один сокурсник. А теперь вот даже не помню, как его звали… Мы с девочками называли его электросудорожной терапией, ЭСТом, если короче. Блондин кареглазый. И почему-то тоже на курс младше. Странно как-то, обычно девочкам старшекурсники нравятся. Он с тусовкой всегда ходил. Главный у них был по тарелочкам. И как-то раз в буфете зацепились с ним взглядами. Он – в очереди, я – за столом. Стоячий такой, для быстрого перекуса. Он со своими дружинниками, я – с девчонками. Стенка на стенку. Стоит и смотрит, типа главный по тарелочкам, или как мы у них там назывались. Типа вот, смотрите, кто здесь альфа!

Я подперла подбородок рукой и уставилась, не мигая. Простояли с минуту, наверное. Отвернулся. И больше никогда уже не смотрел. Да, институт явно был не для меня.

Романов там не было.

Пятым-шестым и седьмым – были итальянцы. Серджио, Марио и Джованни. Три товарища, прямо как три белых коня. С ними, как и с моей святой троицей, тоже всё больше походило на дружбу. Много флирта, много свиданий, но никаких активных действий. Устраивало всех четверых. Так они меня между собой делили. Как вкусный бутерброд, который гораздо веселее съесть компанией, чем заточить дома в одиночестве. Через минуту его не станет, а обсудить будет не с кем. Бутерброд, между прочим, такая постановка вопроса тоже вполне устраивала.

Всё же я выбрала Серджио. Но ничего не было. Вскоре уехала от своих платонических белых коней.

Восьмыми были любовники-двухнедельники. Но всех вспоминать нету смысла. Их было точно больше пяти. Шестеро, семеро или, может быть, восемь? В общем, много. Идея была – по одному в день. Но с некоторыми не удавалось договориться на нужные дни, и приходилось их миксовать. Один день – пусто, другой – сразу двое. Оттуда и возник аларм-список. До сих пор несколько имён значатся под литерами аларм-Паша, аларм-Саша, аларм-кто-то там еще. На случай, если снова придется кого-то из себя вытравливать. Романа Чернышева, например. Коне-е-е-ечно, такого вытравишь всякими там мелкими алармистами!..

Поэтому можно считать, что восьмым всё же был Ксав.

Нет, и до́ него, и по́сле, другие подбивали клинья. Раз десять. Всегда генералитет. Но меня такие мужчины никогда не возбуждали. До Романа Сергеевича.

Вот так. Даже этот метод не помогает. Всё равно постоянно мысленно откатываюсь к единственному, которого вообще стоило перечислить в этом списке. Только он один в сердце. Как теперь без него?

А Ксав, что ж. О нем и вспоминать не хочется. Настолько сейчас всё кажется мелким. Роман. Боль и любовь. Целая жизнь. А после – всё умерло. Ничто не радует. Снова слезы накатывают. И тело горит. До сосков не дотронуться. Кожа как нерв оголенный. Молит, чтобы вернули к хозяину. Не понимает организм, что ничего больше не будет. Как ему объяснить, если сама с собой до сих пор не договорилась?