Романолуние

10. День двенадцатый. Пятница, шестнадцатое декабря

Ни одна собака из мурманской делегации не зашла и не поблагодарила ее за труды. Это, конечно, было просто свинство. Нет, Даша привыкла к тому, что в корпорате работают свиньи. Все они только о себе любимых думают, оставаясь уверенными в том, что остальные люди на планете пришли в этот мир только для того, чтобы обслуживать их поганые интересы, но с таким грандиозным свинством даже она со своим опытом столкнуться не ожидала. Стало обидно почти до слёз. Нет, она, конечно, плакать не будет, не дождутся, но настроение упало ниже плинтуса. Даже работать не хотелось. Точнее, почти не моглось. Смысл был так выпендриваться? Три дня париться о меню, согласовывать сменность, организовывать выход передовых сотрудников под спецмероприятие, подтягивать все свои лучшие контакты, если никто этого даже не заметил! Проще было просто взять и вызвонить те кабаки, в которых обычно зависали Маслаченко с гадом, когда Мурманск приезжал в Москву. А если бы там оказался резерв, то просто подтянуть севмо́ровский список. Он ведь у Даши тоже давно был. Весь процесс занял бы у нее от силы полчаса. А так она занималась этим полтора дня. Какие же они все неблагодарные свиньи…

И полные кретины: не понимают, насколько сильно такое отношение демотивирует. А ведь это и им не идет на пользу. Потому что время они сто пудов провели прекрасно. И в следующий раз снова бы не отказались. Да вот только не будет этого. С таким отношением никто никогда не станет ради них запариваться.

Хотя… С чего Даша взяла, что это кого-то волнует? Никто не расстроится: у них и так уже отработана схема загулов, чем она плоха? «Подруга милая, кабак всё тот же, всё та же дрянь красуется на стенах, всё те же цены. Лучше ли вино? Не думаю, не лучше и не хуже…» (прим.: стихотворение И. Бродского). Да им пофиг, их всё устраивает! Они так десять лет приезжают, и еще десять лет будут приезжать. Нафига им разнообразие? Что, дофига развитые? Свиньи есть свиньи. Им главное – лужа. А состав грязи вообще по барабану.

О-о-о, какие люди! Гляньте-ка, гад припёрся! С эскортницей, видимо, больно первосортный у той вид… За талию держит. Даша, даже не бросая на них прямого взгляда, так, искоса, краем глаза видит. Пальто снять помогает. Витязь тридевятого царства тоже нашёлся… А какая чернобурка у нее на каракульче! Даша всю жизнь о такой мечтала, посильней даже, чем о Романе Чернышеве, правда, тогда о существовании последнего еще не знала…

А ведь это его жена… Даша по голосу узнала… Да, без иронии, нет настроения шутки шутить. Женщина потрясная. У него хороший вкус. Непонятно только, зачем с такой разводиться. Чего еще этому странному мужчине в жизни не хватает? Может, просто секса на рабочем месте? Так пусть жену к себе в секретарши устроит, сразу проблема решится. Все будут счастливы. И в стране сохранится еще одна ячейка общества. Пусть почаще к Даше обращаются, она – кладезь восхитительных идей.

Попросил принести кофе. Встала, приготовила. Две чашки, по количеству персон. Зашла и… к полу присохла. Наверное, с полминуты не могла оторвать глаз. Сердце, зачем ты качаешь кровь? Останови бессмысленный процесс!

Роман Сергеевич обнимал жену, любовно сжимая одной ладонью голову, другой спину. Он держал ее бережно, осознанно и серьезно. Это Даша чувствовала даже на расстоянии. Его руки не впивались напряженно, как это было с ней. Они перемещались медленно, с умиротворением и лаской. Двое целовались.

Это было так красиво, что Даше захотелось заплакать. Она представила, как, должно быть, гадко та же самая сцена совместного поцелуя с этим мужчиной смотрелась у него с ней. Одухотворенное чувство и дурную похоть нельзя сравнивать. Это – экстремумы, настолько далекие друг от друга, что один в другой никогда не превратится.

Даша донесла чашки до стола и поставила их на стол. Не производя ни звука, она вышла и закрыла за собой дверь. А дальше начался ее персональный ад…

Нет, никаких пошлых выкриков, стонов, шлепков о кожу, скрипа мебели. Этот человек всё умел делать красиво. Даже вынимать сердце из ее груди и пожирать чайной ложкой по маленьким кусочкам. Эстетика каннибализма, непревзойденное мастерство… Они спали друг с другом, в этом не было никаких сомнений. Это стало понятно по слабым отголоскам ее шепота из-за закрытых дверей, паре вырвавшихся возгласов, которые было невозможно сдержать. И по едва уловимому хрипу Романа – вероятно, так он всегда кончал. Конечно, это всё еще могла быть ошибка, вдруг Даше просто послышалось, но… тихое восторженное журчание смеха его жены не оставило никаких сомнений: за закрытыми дверями кабинета только что произошла близость между мужчиной и женщиной. И близость эта была прекрасна. Звуки порой красноречивее слов. Они рассказали об этой паре всё.

Даше захотелось умереть. Нет, не фигурально, в прямом смысле. Чтобы у нее просто остановилось сердце, и она, безжизненная, упала на свой секретарский стол. Слез не было. Было ощущение, что ее только что… растоптали. Пустота. А в ней нет места ни для чего, даже для слез.

И Дашу озарило: она любит этого человека. Вот как это называется. Злость, злословие, злорадство и что там ещё есть в словаре от слова «зло», ирония, сарказм, бесовство, которые все эти дни владели ее сознанием безраздельно, всё это были лишь средства и методы скрыть разочарование от того, что Роман так с ней поступил. Попытка бегства от себя. Способ уйти подальше от той черты, возле которой лежала насущная реальность: она любит его, а он её лишь попользовал.

Но всё это можно было пережить. Роман продолжал смотреть на Дашу, она чувствовала его взгляды, а, значит, и интерес к себе. Да, пусть лишь сексуальный, но это было хоть что-то. Ведь она всё еще оставалась последней в его списке. А, может, и первой. В общем, других там не было. До этого момента, который всё изменил.

Реальность, которую Даша только что практически видела своими глазами, была неумолима. Она не долетела до нее в виде каких-то слухов, людской молвы, черного гона. Нет. Даже сделай он это на ее столе, возможно, впечатление было бы меньшим. Роман выглядел бы мерзко. Но таинство, произошедшее только что за этими самыми дверями, оставлявшее полную свободу для ее фантазии и, таким образом, делавшее всё происходящее там чем-то почти сакральным, произвело на Дашу самое сильное впечатление в ее жизни. Это переплюнуть было невозможно.

Двери раскрылись, женщина выплыла. Даша уткнулась в монитор. Она не сдвинула зрачков ни на микрон. Косые взгляды тоже остались в прошлом. Даша умерла. За монитором сидел труп. Роман вышел вслед за женой и проводил ее к лифтам. Вернулся. Немного медленнее обычного прошел через холл приемной, дверь кабинета оставил открытой. И всё смолкло. Полная тишина. Даша не помнит, как она доработала до четырёх.

Очнувшись в десять минут пятого, она поняла, что так больше не может. Еще минута, и что-то случится. Если она тут же не встанет и не уйдет отсюда, с ней буквально физически что-то произойдет.

Вошла. Глаза в пол. Не может на него смотреть.

Сказала. Спрашивает. Не понял ещё, что это бесполезно? Если она в первый раз не ответила, то не ответит никогда. Снова спрашивает. Отвернулась. Вернулась к себе за стол.

Подошел. Снова тот же вопрос. Объяснила: ответа не будет. Моралист проснулся. Неприемлемо она себя ведёт. В чем же это выражается? Даша трахается у него на столе со вторым замом, пока он сам себе готовит кофе, потому что она, его секретарша, не умеет? Ах, нет? А ей казалось, что неприемлемо – это что-то в этом роде. Спать с другой у нее на глазах после того, как недавно он делал это с ней. Но о чем она? Ему можно. Во-первых, он здесь босс, с кем хочет, с тем и спит, к тому же это его жена. Во-вторых – он мужчина. Для них спать со всеми подряд – почётное дело. Это женщине так делать не пристало. Тут же превращается в шлюху.

Даша устала. Она посмотрела ему в лицо и сказала ВСЁ. Роман замер. В глазах мелькнуло что-то вроде… обиды? Разочарования? Ей это снится? Этот зверь в человеческом обличии еще на нее обижается? Ему психиатру не пора показаться? Нет, поздно, такая форма – это хроническое.

Невозможно поверить. Нет. В степень глубины размера форм человеческой неадекватности порой просто НЕВОЗМОЖНО ПОВЕРИТЬ!!!!!

Отпустил с работы. Как отчеканил. Нет, реально, он здесь и есть обиженка! Даша даже анализировать не стала. Просто встала, тут же, не раздумывая, и начала собираться. А этот всё стоит. Хлеба не просит. Так и будет смотреть, как она одевается? Да, пожалуйста, ей не жалко, пусть смотрит. Наклонилась, застегнула сапоги. Принялась за шубу. Стоит. Повернулась. Посмотрела. Нет, и правда, просто интересно, что происходит в этом помещении… Он жену только что при ней отымел, а теперь стоит здесь столбом и в глаза ей заглядывает?! Еще только собачей преданности во взгляде не хватает! Для того, чтобы до конца отдавало Сальвадором из дальней Дали́. Может, это е́й показаться психиатру? С ней точно что-то не то́ всё последнее время. Лет так эдак двадцать шесть без малого. Ведь если ты всю жизнь – красотка, а все вокруг – неадекваты, то, скорее всего, неадекват здесь как раз именно ты.

Ушла. А он так и остался на том же месте. До утра понедельника стоять собирается?..

Поехала обедать. Подзний полдник. Голодная. Даже странно почему, ведь только что умирать собиралась. И даже, возможно, была мертва какое-то время. Ничто воскрешения не предвещало. Но странное поведение этого перепа́дошного пробудило исследовательский к жизни интерес. Нет, Даше точно еще рано уходить с этого света. Если и она не сможет разобраться, какого фига здесь творят люди, то тогда уже никто не сможет… Ни о чем думать сейчас не хочет. Просто поест, а то совсем оголодала, и поедет к своим любимым ребятам. Слава богу, остались последние пережитки адекватности на этой земле. Трое в одной лодке, не считая ее, собаки…

Как же ласково… Эти объятия… Будто в шелк укутали, мышцы сразу расслабились. Смех, такой искренний, ни намека на фальшь или натянутость. Как дома. Даша снова дома. Как же она по ним соскучилась!

Было еще несколько человек из Серёгиного бейс-клуба. Но троих, среди которых была она сама, пропустили первыми, как только отсняли контент-ролик для зимнего сезона. Даша прыгнула два раза.

Это было так:

Поток хлестал морозом по щекам.

Сгруппировалась: тело помнит, ему всё равно, сколько лет прошло, и как болезнь прогрессирует. Оно всё еще вечно молодое, вечно пьяное. Его прёт от удовольствия контроля и управляемости.

Или это ощущения мозга? Оттуда сигнал? Тогда вообще порядок, то место единственное у нее не болеет… Хотя тоже вызывает сомнения. Даша в последние недели успела заболеть и там. Вот даже во время прыжка опять на секунду мыслями к нему вернулась. Когда успела? Ведь только третий оборот проворачивает. Концентрацию потеряла, четвертый не докрутила.

А потом она повторила прыжок. Мыслей не было. Все ушли в первый выброс. А сейчас осталась голая эйфория. Ощущение свободы, полёта.

Закрутила. Вот винт. Вот вам сальто. Раз, два, три, вот и в четвертый заходит. Есть, четвертый!

Сверху и снизу крики. Радуются… Будто за себя самих… Милые ее ребятки… Больше всех голосил, конечно, Ряба…

Стравили. Отстегнулась. Обнялись. Пашка рад как ребенок. Будто от этого четвертого оборота что-то зависело. Полноценность ее, что ли. Возможно, так и есть. Но она точно рада то́же. Обняла крепко. Какая нега по телу!

Спустился Серый. Подмигнул. Подколол. Всё же он навсегда ее заноза. Ущипнула за щеку. Жёны – дома, ревновать некому, можно Даше поластиться к трем ее мушкетёрам.

Поехали в клуб, куда обычно. Сели, еды заказали. Никто из четверки не пьёт, а стол надо отбивать, поэтому ели много.

И Даша вспомнила про новый альбом Игоря. Тот в последние годы круто поднялся в плане музыки. Песни его даже брали в ротацию радиостанций. Даша не слушала радио, но его песни хотела, поэтому спросила у Рябы. Тот дал названия трех последних. Игорёк даже на английском стал писать. Даша скачала и… заслушалась! Это было так круто, так мелодично, а в текстах столько тайного смысла! Какой же он, тихоня, оказывается, стервец, талантливый! А ведь так никогда и не скажешь! Решила сделать ему сюрприз: пригласила на танец всех троих. Серега отказался, остался стол сторожить. Подошла к диджею и заказала: Cruel Intentions. Но предупреждать не стала, что автор здесь, в зале. Иначе Игоря порвали бы на части. А он такой скромный, что был бы не в своей тарелке.

Когда услышал, что заиграла его песня, вдруг улыбнулся так по-домашнему уютно, что Даше показалось: они все не расставались, так до сих пор и гуляют по ночному московскому бульвару…

Когда песня кончилась, ребята стали прощаться. Нет, расставание всё же было. Она уехала, ребята остались. Женились, теперь все семейные. Счастливые люди! А она вернулась – никого рядом. У них свои жизни – у нее своя, которой нет.

Улыбнулась, хоть так хотелось заплакать. Но грузить трех самых близких и таких далеких не хотелось. Поцеловала каждого, а с Рябой долго обнимались. Ушли. Стол пустой. Она осталась. Идти некуда, не к кому, а, значит, не за чем. Будет танцевать сегодня до упаду.

Шея окружность очертила.

Руки сверху дождём выпали.

Корпус обвили. Ласкают.

Больше ведь некому. Сама себя ласкает.

Нога направо, воздух захватила.

В ускоренье закрутила –

на одной ноге закружилась вокруг своей оси.

Быстро. Вдруг остановка.

Ногу выбросила, к земле носком развернула.

Резко ко второй – обратно. Угловато. Прямолинейно.

Плечо вверх, второе вниз. Плечо вниз, второе вверх.

Ломаная линия. Диагональ.

Руки в космос. Руки-плети. Руки никогда в состоянье покоя.

Колено согнула, вниз за чашкой к земле поползло.

Рукой по ноге ласково провела, никто ведь ее не ласкает.

Между ладонями с силой бедра зажала. Проскользила. Сама себя будет ласкать…

Вдруг… Нет, наваждение. Просто переволновалась сегодня… Нет. Не переволновалась. Андрей. Подошел. И сразу на близость переключился.

Противно. От прикосновений тошнота подступает. На́ ухо какие-то пошлости говорит, лишь отвращение усугубляет. Руки его с себя сбросила. Опять липнут, как сгнившие тряпки. Даше кажется даже, что так же воняют.

На пределе. У любого ведь есть предел. Черта. Когда к ней подходишь – всё, конец, не вернуться обратно. Как сегодня, когда в офисе сидела. Четыре часа десять минут – черта. Если звякнет четыре одиннадцать, где-то в теле что-то лопнет, и оно уже не будет больше прежним. Вот сейчас – один в один. Если она не сделает чего-то, то произойдет непоправимое. Нет, она не знает, что именно. Понимает только, что назад дороги для нее не будет. Сердечный приступ, убийство человека, ограбление банка. Что-то случится. И она должна этому помешать.

Нашла решение. Вспомнила про того, кто больше всех на нее облизывался. Как кста́ти, что сегодня он оказался еще и самым крупным в за́ле. Андрей – кусок психа, к тому же любит помахать кулаками. С таким справиться сможет только кусок, сильно превосходящий его по размеру.

Нашла. Выцепила. Предложила. Согласился.

Двинулись. Вошли. Снял штаны. Вынул орган.

Дашу чуть не вырвало.

Нет, орган был нормальный. Ничего необычного. Ненормальная была она. Ее методы остаться в живых на этой планете стали сверхъестественными… И Даша больше не была уверена, что всё же осталась. Возможно, днём за монитором всё-таки уже сидел труп.

В дверях мелькнул Андрей, но тут же отскочил как об стенку горох. Медведь приложил Подколзина лапой, ему сейчас всё было безразлично, Андрей, горох, стенка… кроме цели, которая находилась в Даше.

Вошел. Стал двигаться. Какая же она грязная сучка… Никому не нужная, кроме всякого человеческого сброда.

Жалкая. Злобная. Неудовлетворенная.

Всем миром недовольная. Все у нее гады.

Мелкая. Опустошенная. Несчастная.

Оттого и такая злая.

Никому. Никогда. Ни на месяц.

Только…

на раз…

Даша не поняла, как заставила слёзы закатиться обратно. Или две всё же вылетели, когда незнакомец в последний раз вколотил в нее унижение. Наверное… ведь слезы заволокли глаза, значит уже отделились. А по щекам не покатились, видимо, ударились о стену напротив места ее падения. Там пролились. Вот и хорошо. Нельзя показать Андрею слабость. Он как зверь, понимает только силу. Если зачует слабину – разорвет ее на части. А она и так уже порвана настолько, что обратно не сшить.

Продержалась. При нем выглядела торжественно спокойной. Он отплатил: теперь переезжает в Москву и больше уже никогда не оставит ее в покое. Прекрасно! Только его она и заслуживает! Достойное завершение самого потрясающего дня в ее жизни!

Слезы полились еще в машине. На подъезде к дому она уже полноценно плакала. В лифте началась истерика. Только перешла порог дома – захлопнула дверь и сползла на пол.

Так она еще никогда не рыдала.

Это был бурный неиссякаемый поток. Казалось, что всё тело объято огнем. Сердце бесновалось. Дышать нормально не получалось – будто весь воздух кто-то уже передышал, а ей оставил жалкие остатки, минимум для поддержания процессов в организме. Тело ломило, пальцы ныли, стопы резало от боли. Плечи пульсировали горячей лавой, в груди стонало. И голос. Он трансформировался в передатчик боли. Прорывался сквозь горловые спазмы и воспроизводил странные звуки: не то стоны, не то шипение. Вся ее боль, казалось сейчас была заключена в этих звуках. Прерывистая. Непостоянная. Но такая невыносимая, что каждый ее крик отдавался нестерпимыми сигналами нейронов прямо в центр земли – в ее мозг. Невероятно, но факт: человеческое создание действительно может терпеть беспредельную боль. Организм перестраивается и наступает привыкание. Правда, некоторые не выдерживают и у них останавливается сердце. Но только не Даша, у которой нет порога боли. Она его еще в детстве в поле потеряла. Шла, в фартуке несла и уронила. Где теперь то поле? Даже захочет найти – не разыщет. Будет жить. Так как есть. Сколько ни рыдай и ни катайся по́ полу.

Встала. Господи, как же всё-таки больно! Опять вернулась ее лучшая подруга! Даже ноги переставлять – мучение. Всё болит, каждый член, каждая клетка. Анатомию можно не учить. Она о себе каждую секунду напоминает.

Где таблетка… А, вот… Здоро́во, гномик! Давно тебя не было слышно! Заходи, садись, гостем будешь… Вместе будем трындеть о невыносимой жестокости бытия. Ты – урод, и я – урод, мы с тобой как брат и сестра. Располагайся… Хотя, ты ведь давно уже здесь… Это я только сегодня заметила…

Всю субботу провалялась в постели. Таблетки – по будильнику. Три раза в день. Вечером доползла до холодильника. Там был творог. Съела. И выпила сок.

Снова диван. Снова слезы. Тихие. Уже без истерик. На последнюю тоже нужны силы, а их в Даше совсем не осталось.

Заснула. На снотворном, конечно. Проснулась. День. Глаза открыла – вспомнила, кто она. Снова слезы. И так почти до вечера. Стало темнеть – кончилось. Всё когда-то заканчивается. Ничего в душе не осталось. Даже слёз. Пустота. И боль, только фоном. Два дня приема таблеток сделали свое дело. Пустота. Безысходность. И боль. Невозможность изменить хотя бы что-то. Андрей из Москвы не уедет. Работу Даше так и не предложили. Хоть недавно еще раз резюме разослала. В СевМоре осталось ровно две недели. Зарплата. Поезд? Другой город?

Не дождутся. Какая им разница? Она всё равно уже труп. Даже для секса негодна́. Могут проверить, сразу желание пропадёт. Отработанный материал. Такой даже трахать никто не станет. Так что нет, она оставит всё как есть. Получит расчет, забурится к себе в берлогу и продолжит отсюда искать работу. Выйдет на новое место – тогда будет что-то решать с Андреем. Прятаться от него вечно не станет. Но всё по очереди. Сначала работа, потом Подкожин. Вначале надо уйти из СевМоря. Там проблема на порядок пострашнее Андрея. И решать всё это одновременно у Даши просто не хватит сил.