Тени столь жестокие

Глава 25



Галантия

Наши дни, теневая палатка

Запах крови, смешанный с горькими травяными настойками, ударил в нос, резко выводя меня из сна. Прищурившись сквозь размытый туман, я различила две искажённые фигуры, контуры которых то появлялись, то исчезали из поля зрения. Что это был за медленный, едва слышимый стук?

Нет, не стук.

Сердцебиение.

Я поднялась на локте, мир закружился, когда волна головокружения накатила на меня. Я сделала движение вперёд, но опустила руку на землю, чтобы не упасть. Именно тогда я ощутила это: тепло и прерывистое дыхание.

Грудь Малира.

Он лежал рядом, без сознания, дыхание редкое и судорожное. Кровавые порезы изуродовали его лицо, под бледной кожей чернели вены. Я подняла руку к его скуле, провела пальцем по чёрно-пурпурным губам, и грудь снова сжалась от боли. Странно было видеть его таким… уязвимым.

— Она очнулась, — сказал Аскер, его силуэт постепенно обретал очертания, когда он поспешил к Малиру и опустился на колени, слышно лязгнув доспехами.

Другая фигура, должно быть, Марла, пробиралась к клапану палатки. Да, я была в палатке.

— Пойду проверю, вернулся ли Себиан с травами для её чая.

Я моргнула, фокусируя взгляд на Аскере.

— Что случилось?

— Произошёл взрыв, который откинул тени достаточно далеко, чтобы мы смогли утащить тебя и Малира в безопасное место. Мы не можем быть полностью уверены, но считаем, что это исходило от тебя, отражая силу Малира в акте чистого отчаяния.

— Отражая? Я не помню, чтобы делала что-то. — Но я не забыла чувство утраты, которое охватило меня при мысли о потере Малира. — Почему я здесь?

— Мы разместили вас здесь, в этой палатке, рядом друг с другом, чтобы твой вакуум мог вытягивать его тени, но… — Он нахмурился, глядя на Малира, и на его обычно суровом лице появилось мрачное, почти отцовское выражение. — Он слишком долго подвергал себя их жестоким ударам, пытаясь сдержать их.

Комок в горле сдавил, душа сжалась, когда я пыталась подобрать слова, способные хоть как-то передать тяжесть того, что он был готов пожертвовать своей жизнью ради моей.

— Он… умрёт?

— Внутренние повреждения значительны. Малир выживет. Всё, что ему нужно — время, чтобы исцелиться, — сказал Аскер с уверенным кивком, и в нём чувствовалась уверенность.

— Почему его тени нападали на него? Он сказал, что лишь четверть из них по-настоящему его. Что это значит?

Он задумался на мгновение, жесткие волосы с проседью слегка подкрутились у губ.

— В тот день в Дипмарше, ты говорила, что читала о воре, который украл дары трёх ткачей смерти, не так ли?

Я кивнула и положила ладонь на щёку Малира, чтобы поглотить тени, которые делали его таким бледным.

— Он был Хисал и стал достаточно сильным, чтобы занять трон, заложив их долгую линию королей и королев.

— Кедрин Нежестокий, так его называли многие, за три дополнительных аноа, полученных им через кражу, — сказал он. — Наши дары, Галантия, передаются через поколения. Когда Малир проявился как самый могущественный ткач смерти с начала наших записей, многие при дворе считали это благословением. Но другие считали, что тени Кедрина, переданные ему, — не благословение, а проклятие.

— Кедрин погиб от этих теней, потому что они по-настоящему не были его.

Мои пальцы скользнули по щеке Малира, аккуратно обходя очищенные порезы, кожа влажная от тонкой плёнки холодного пота.

Вот что он имел в виду.

Не дар, а проклятие.

— А ты что думал?

— Сначала я думал, что это благословение. — Он вздохнул. — Я был там, когда он родился, стоял на страже снаружи. Он появился на свет без единого крика, вся комната была наполнена лишь мягким воркованием. Чуть больше месяца ему было, когда он впервые улыбнулся. В четыре месяца его смех наполнил Крылатый замок чистой радостью.

В груди пронзительно забилось сердце, что-то похожее на то, что я ощущала на утёсе, когда Малир рассказывал мне, как пытался стащить мёд из кладовых, вспоминая времена, когда он был совсем другим. Я провела рукой по его рту ещё раз, по тем строгим губам, которые я так редко видела улыбающимися и никогда не слышала смеющимися.

— Он был весёлым маленьким мальчиком, но всё изменилось в день, когда проявился его дар, — сказал Аскер. — В ту самую первую ночь я проснулся от того, что Малир тряс меня рукой. Его тени напали на него, но в итоге убили его собаку. Он был так напуган реакцией отца-короля, что заставил меня пообещать не рассказывать никому. И я похоронил собаку. Она убежала. Мы договорились просто не говорить об этом больше никогда.

Перевод выполнен телеграм каналом и вк группой «Клитература»

Полное или частичное копирование без указания канала — запрещено.

Часть моего сердца треснула при мысли о том, что этот весёлый мальчик потерял своего любимого питомца из-за собственных теней.

— Проклятие, значит.

— Да, и я наблюдал, как оно воздействовало на него. С каждым днём этот весёлый мальчик угасал под тяжестью своих теней. Он больше не смеялся и почти не улыбался. Он почти не играл, прячась среди книг, к большому неудовольствию отца. — Глубокий, печальный хмурый взгляд. — Каждое утро он приносил одно из своих перьев к храму в Крылатом замке в подношение. «Пожалуйста, подари моей паре пустоту, — молился он, — дай мне мою собственную пустоту, которая избавит меня от теней».

Позволь мне влить свои тени в твою пустоту, и… — слова Малира шептались в моей памяти, заставляя сердце тонуть. — Позволь мне влить в тебя мои тени.

Он боролся под тяжестью этого проклятия, не так ли? Отчаянно искал облегчения в моей пустоте, а я отказывала ему. Дважды. Может быть, больше.

— Целым летом этот мальчик не мог нормально летать, потому что выщипал своих ворон почти до гола, — продолжил Аскер. — Невероятно, отвратительно, непростительно эгоистично, ругал его отец за такое желание.

Моё сердце странно сжалось.

У меня есть три причины, — говорил Малир, когда я обвиняла его в том, что он хочет связать меня только ради усиления своей силы, — все три абсолютно, отвратительно, непростительно эгоистичны.

Если его усиленная сила — одна из них, а поиск облегчения от теней — другая… То что за третья? Стоит ли мне осмелиться задуматься?

— Его тени становились сильнее, — сказал Аскер. — Малир становился… злее, иногда впадал в приступы разрушительной, смертельно опасной ярости, когда уже не мог сдерживать свои тени, глаза его становились… совершенно чёрные.

Совершенно чёрные.

Глотка сжалась от ужаса при воспоминании об этом знакомом взгляде. В день, когда Малир разорвал мою девственную плоть, когда нашёл меня целующейся с Себианом за водопадом… Каждый раз эти глаза, наполненные тенями, предвещали его самые ужасные поступки.

— Они… жестокие существа, пожирают его изнутри, — Аскер провёл ладонью по своей косе, губы на мгновение побледнели. — Не могу представить, каково это — нести такую ношу почти всю жизнь, только чтобы она… лишила тебя свободы действий, оставив разбираться с последствиями, не полностью зависящими от тебя.

Меня пронзило лёгкой болью, я понимала, что значит не иметь контроля, быть в воле другой силы.

— Я и не подозревала.

— Мало кто подозревает, — ответил Аскер хриплым голосом с редкой глубиной эмоций. — Ради семьи и королевства он нес свою ношу молча. Многое ожидается от наследника… даже если он запасной.

— Это был несчастный случай, не так ли? Взрыв в Вальтарисе?

— Когда катапульта твоего отца — извини — Лорда Брисдена, ударила, принцесса Ная оказалась засыпана камнями и обломками. Малир был… дезориентирован, чудом избежав смерти. Я всё ещё помню, как он поднял камень с её разбитого черепа, как дрожал… Тогда это и случилось. — Он цыкнул. — Столько смерти и страданий за один день, вызвавших целую жизнь горя и стыда.

Сердце болезненно сжалось, понимание переплелось с ненавистью к Малиру, сложный узел эмоций, который я не могла распутать. Возможно, он не был монстром, каким я его считала, а его жертвой.

— Это быстро восстановит твою силу, — сказала Марла, входя в палатку, направляясь к нашему гнезду из теневой ткани с горячей деревянной кружкой в руках. Она протянула её мне. — Пей. Себиан часами искал в лесах нужные травы в темноте.

— Спасибо. — Я взяла кружку, позволив сладкой бульоноподобной смеси с нотками мёда скользнуть по пересохшему горлу, быстро опустошив её. — А как же Малир?

Она опустилась на колени рядом с Аскерем, и он тут же взял её руку в свою. — Мы позаботились о его ранах, как могли, но… есть лишь один, кто может изгнать тени, что всё ещё проникают в его органы.

Кивнув, я поставила кружку и дернула за его чёрную тунику. Тени стелились по его шее, затем темнели, распространяясь по груди, почти чёрные там, где исчезали за тканью. На лице же, там, где я касалась его, они почти полностью поблекли.

— Нам нужно снять ткань, — сказала я. — Помоги мне раздеть его.

Когда Марла быстро сняла с Малира одежду, я сосредоточилась на своей, развязывая шнуровку платья спереди. Если нам нужна была кожа к коже — пусть будет. Мы с Малиром уже делали вещи гораздо более откровенные, чем это.

Как только я скинула платье, Аскер вскочил на ноги, развернулся и вышел.

— Я буду охранять снаружи.

— Всегда такой правильный, мой Аскер, — сказала Марла с усмешкой, затем вынула тунику из-под Малира, и из складок ткани вывалилось что-то красно-синее.

Я опустилась на Малира, прижимаясь грудью к его, и зажала находку между пальцами.

— Что это? Браслет?

Он состоял из нескольких синих шёлковых лент, сплетённых в петлю, концы закреплены чёрными застёжками. Из него свисали осколки аэримеля, ловя отблески огня в ближайшем костровом ящике. Красиво, несмотря на пятна, которые, судя по всему, были кровью.

— О, эта чёртова его птица и её одержимость лентами, — сказала Марла, накрывая нас одеялом. — Дерево у его комнат в Дипмарше увешано ими, сотни разноцветных лент на ветвях. Синий — его любимый.

Всё тепло исчезло с моих щёк.

Синие… ленты — его любимые.

Не пуговицы.

Синие… ленты.

Однажды ночью в Дипмарше ворона принесла мне синюю ленту. Это была лента Малира? Он всё это время ухаживал за мной? Или его аноа чувствовал больше, чем понимал хозяин? Почему эта лента была в тунике Малира?

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Марла.

— Хорошо. — Намного лучше, чем Малир, так что я не стану жаловаться на глупые вещи вроде головной боли или боли в мышцах. — Кожа горит. Наверное, из-за тех горячих теней, что на меня нападали.

Марла замерла, некоторое время смотрела на огонь, затем улыбнулась.

— Мы вернёмся в Тайдстоун, как только Малир будет готов к путешествию.

Я повернула голову, лежа на груди Малира, наблюдая, как черные тени между рубцами от плеточного кнута постепенно светлеют. — Мой дар недостаточно силён, чтобы спасти Вайрию, не так ли?

Даже с двумя сильнейшими Воронами рядом, всё, что требовалось для поражения — ехидные замечания и ужасные картины, которые только усугублялись по мере приближения к Вальтарису. А мы уже были очень, очень далеко.

Лицо Марлы смягчилось.

— Не без связи, чтобы усилить твою пустоту.

Связь. Всё всегда сводилось к ней, словно нить протянулась через всю мою жизнь.

— Я всегда думала о ней как об… эфирной вещи, о любви, что бросает вызов смерти, — сказала я. — О чём-то, что приходит легко.

— Всё, что делает богиня, — показывает тебе человека, который идеально тебе подходит. Того, кто учит, помогает расти и находит тебе место в этой жизни. Взращение любви зависит только от вас двоих.

Я вспомнила день, когда Малир послал меня галопом пересечь луг, заставив чувствовать себя живой сильнее, чем когда-либо. Как он разбил мне сердце, заставив заплакать. Как толкнул с утёса, зная, что обернусь. В каком-то смысле, Малир учил меня больше всех — пусть по сомнительным причинам, но результат был всегда один и тот же.

Учиться.

Расти.

Находить своё место.

— Начинаю понимать, что ничего не знаю о любви, — сказала я. — Что это такое. Как она чувствуется. Чем она не является.

— Любовь — это мать, которая отдаёт дочь, чтобы та могла жить. Любовь — это отец, который умирает, защищая её дар. Любовь — это няня, хранящая секрет девочки. — Она подошла ближе, опустилась на корточки рядом с нами и положила руку на мою, что лежала на груди Малира. — Любовь — это ещё одна мать, которая отдаёт жизнь, чтобы девочка избежала смерти.

Глотка сжалась, слёзы заискрились в глазах. Её слова прозвенели внутри меня, отзываясь в пустотах сердца. Она была права. Любовь всегда была со мной, тайно вплетённая в полотно судьбы, через жертвы, что обеспечили мою жизнь. Так же, как Малир был готов сегодня пожертвовать собой, и что это говорит о его чувствах?

Хотя важнее было другое — что я должна сделать, чтобы ни одна смерть не была напрасной?