В погоне за убежищем

14

Элли

Руки дрожали по бокам. Я не боялась. Я не была грустной. Я наконец-то чувствовала то, что должна была чувствовать с самого начала. Злость.

На маму. На отца. На Брэдли. Даже на Линка. Все они врали. Кто-то — потому что думал, будто защищает меня. Кто-то — чтобы манипулировать. Но все были уверены, что это сработает, потому что я слабая.

С этим было покончено.

— Элли… — начал Трейс.

— Не надо, — резко оборвала я. Мне ненавистна была эта мягкость в его голосе, словно он тоже считал меня раненым зверьком.

Он помолчал, а потом сказал то, чего я никак не могла ожидать:

— Он мой родной отец. Двадцать четыре года он провел в тюрьме. И туда его отправил я.

Все во мне застыло. Мир стал таким тихим, что я слышала каждый удар своего сердца — учащенный, двойным толчком.

— Почему?

— Он убил мою маму, — без всяких эмоций произнес Трейс, паркуясь у моего дома. Он смотрел прямо перед собой, мотор работал, в голосе не звучало ни капли чувств. — Он не выстрелил и не перекрыл ей дыхание, но убил все равно.

Сердце забилось еще быстрее, трепетало в груди, как крылья бабочки.

— Мне жаль… — выдохнула я, а потом решилась выложить ему кусок своей правды. — Я знаю, что это такое.

И знала слишком хорошо. Еще одна ложь, с которой я жила почти всю жизнь.

Трейс повернулся ко мне, медленно, будто искал что-то в моем взгляде.

— Правда?

— Правда.

Он внимательно посмотрел в глаза, будто пытаясь понять, ищет ли он ответы или утешение. Но что-то он все-таки нашел, потому что продолжил:

— Джаспер связался с наркотиками. С компанией, от которой исходило сплошное зло. Он подсадил мою маму. Мне пришлось смотреть, как она все глубже вязнет в этой зависимости. Однажды он вколол ей дозу и, захохотав, наблюдал, как она полезла на крышу нашего дома, уверяя, что умеет летать.

Меня пробрало до тошноты, но я не отвела взгляда. Я могла пережить с ним этот ужас, чтобы он не оставался один наедине с правдой.

— Она прыгнула, — хрипло сказал он. — Не хотела умирать. Просто потеряла связь с реальностью. Отец запаниковал. Решил закопать ее на участке, чтобы никто не узнал. Сказал, что если я хоть слово об этом скажу, меня посадят вместе с ним.

Перед глазами встал образ маленького Трейса. Одинокого, испуганного, раздавленного горем. Я знала, как это — когда кажется, что весь мир против тебя.

— Но ты все равно рассказал, — тихо сказала я. Даже если бы он не признался, что отправил отца в тюрьму, я бы это поняла. Потому что он такой человек: не станет мириться с несправедливостью, сделает все, чтобы ее исправить.

Челюсть Трейса напряглась.

— На следующий день пошел к директору школы. Шериф вызвал опеку. Я рассказал, где он ее закопал, и что у нас дома творилось.

— И его посадили.

Он медленно кивнул, поглаживая пальцами воображаемые линии на форме.

— Восемь лет за непредумышленное убийство, сокрытие тела и хранение наркотиков.

Я нахмурилась, быстро прикинув в уме:

— Но ведь он должен был выйти уже давно?

— На втором году убил сокамерника и напал на охранника.

У меня пересохло во рту. Я вспомнила своего отца — такого же сидельца. Я знала, на что он способен, но всегда это было скрыто. Ложь, маска благовоспитанности. А у отца Трейса насилие было на виду — монстр, который даже не прятался в тени. И я не знала, что хуже.

— И теперь он… угрожает тебе? — злость взметнулась во мне, закипела и разлилась по венам.

— В открытую не сказал. Но дал понять, что видел меня с тобой, с Кили. Приглядывается к тем, кто рядом со мной.

Кипение перешло в чистое пламя.

— Я не мишень. И если он сунется — сделаю так, что он будет петь сопрано до приезда полиции.

Губы Трейса чуть дрогнули.

— Разобьешь ему яйца, да?

— Еще как.

Но тень улыбки исчезла.

— Если увидишь Джаспера — иди на людное место и звони мне. Не вступай в разговор. Обещай.

Паника в его голосе заставила меня согласиться:

— Ладно. Но, может, он просто хочет заставить тебя нервничать.

Трейс откинулся на подголовник.

— Хотел бы я в это верить.

По спине прошел холодок.

— А Кили?

На щеке у него дернулся мускул.

— Я поговорил с ее мамой и со школой. Будем следить.

Господи, как же я хотела врезать его отцу. Хотела большего. Трейс меньше всех заслуживал это дерьмо, особенно после всего, что он делает для других.

Он сжал руль так, что костяшки побелели.

— Я всю жизнь стараюсь уберечь Кили. Готов на все, лишь бы она была в безопасности. Но все время… проваливаю.

Я резко повернулась к нему, спугнув Гремлина у себя на коленях.

— Да ни черта ты не проваливаешь.

Трейс чуть удивился моему тону.

— Мы не выбираем прошлое. И уж точно не выбираем, в какую семью рождаемся. Но ты сделал из своей боли добро. Ты потрясающий отец, брат, сын. Отличный шеф.

— Шериф.

— Какая разница. Ты превратил уродство в красоту. Я бы гордилась до чертиков, если бы смогла так.

Он долго молчал, глядя на меня.

— Какое уродство ты пытаешься стереть?

Я глубоко вдохнула. Рассказать об этом Трейсу было все равно что выйти голой на лужайку и показать всем каждый шрам. Но он заслуживал знать.

— Мама умерла, когда мне было шесть. Папа сказал, что в автокатастрофе. Позже я узнала, что она была пьяна.

— Мне жаль, Элли…

— Это была не вся правда. Никто не сказал мне ее целиком. Ни отец. Ни Линк — до недавнего времени. — Я вцепилась пальцами в сиденье. — Папа ее ломал. Унижал. Забирал жизнь по кусочку, пока она не захотела умереть. На месте аварии не было ни следа торможения. Она жала газ и влетела прямо в ограждение моста.

— Элли…

Глаза защипало, я сдерживала слезы.

— Я скучаю по ней, но я злюсь. А хуже всего… я такая же, как она.

Трейс резко выпрямился.

— Что?

— Я оставалась там, где не должна была. Ради крупицы тепла, крупицы принятия. Глотала ложь, потому что так было проще, чем искать правду. И, может, если бы не так, все не зашло бы так далеко.

Его взгляд стал твердым, как камень.

— Ты хотела любви семьи, и это делает тебя чудовищем?

— В день смерти мамы мы с Линком поклялись, что никогда не станем такими, как они. И вот, я стала.

— Хрень, — отрезал он.

— Ты выругался, шеф.

— Да насрать.

— Это уже второй раз.

Он пронзил меня тяжелым взглядом.

— Ты совсем не такая, как они. Может, в тебе и есть хорошие черты от мамы, но отец? Думаешь, он стал бы ползать по грязному асфальту, спасая брошенную собаку?

Картинка была настолько противоположна всему, что мой отец мог бы себе позволить, что я едва не рассмеялась.

— Вот именно, — сказал Трейс. — Думаешь, твой отец подарил бы маленькой девочке браслет с собственной руки, только чтобы она почувствовала себя принятой, особенной?

Мой отец никогда ничего не делал, если это не приносило ему выгоду.

— По твоему молчанию вижу, что и тут ответ отрицательный, — продолжил он. — И уж точно не верю, что он помог бы Тее таскать столы, когда она захлебывалась в работе, хотя вообще-то даже не работал там. — Он приподнял бровь. — Да, я слышал об этом.

Я сжала губы в тонкую линию.

— Ты ничем на него не похожа. Не удивлюсь, если ты вообще рождена из чистого волшебства и искр фей. Потому что именно это ты оставляешь после себя.

— Оу… — губы сами повторили это вместе со звуком.

— Да, «оу». И если ты продолжишь так себя принижать — у нас с тобой будут проблемы.

Я чуть изогнула губы в тени улыбки.

— Да ну?

— Ага.

— Буду иметь в виду, шеф.

— Вот и хорошо.

Я уже не смогла сдержать полную улыбку.

— Только ты умудряешься сказать «хорошо» так, будто все еще зол.

Трейс покачал головой.

— Никто не способен взбесить меня быстрее, чем ты.

— Считаю это комплиментом.

— Не должна.

— А я все равно так считаю, — сказала я и выбралась из внедорожника.

— Иди домой. Ты наказана.

Я не удержалась и рассмеялась. Не думала, что смогу выдать этот звук после того, что только что рассказала, после того, что считала своим стыдом. Но Трейс все-таки подарил мне этот смех.