В погоне за убежищем

45

Трейс

Я поднял взгляд на свой дом. Все окна были темны — как и всегда в те вечера, когда у меня не было Кили. Но сегодня эта темнота била сильнее. Напоминала, каким было все до Элли. И каким станет снова.

Но оно того стоило. Все — лишь бы уберечь ее. Потому что моя жизнь все равно будет просачиваться в ее жизнь.

Даже если найдут Джаспера и накинут ему пару лет к сроку, он все равно выйдет. И если этот последний номер чему-то меня научил, так это тому, что он никогда не остановится. Он слишком зациклен на мне.

Теперь я снова не мог отделаться от мысли, а вдруг это он присылал Элли угрозы, фото и записки? Он ли вломился к ней в дом? Техническая часть казалась немного выше его уровня, но кто знает, чему он мог научиться в тюрьме?

Телефон пискнул, и я вытащил его из подстаканника. Сообщений и звонков — десятки. Номер, с которого писала Элли, неприятно кольнул в животе, но я сразу перешел к самому свежему.

Декс: По софту все еще пусто. Серверы в России, и доступ почти невозможен. Но я нашел машину, о которой ты спрашивал, на камерах. На заправке Route 66 вчера, чуть после восьми вечера. Но он платил наличкой, так что удостоверения личности нет.

Фото заполнило экран, и я едва сдержал проклятие.

Я: Оно не нужно. Я его знаю.

Декс: Кто это?

Я: Мой отец.

По крайней мере, у нас было второе подтверждение. Вчера вечером Джаспер был за рулем этой машины. Сегодня он не заявлял об угоне. Он сделал это сам. Потому что не хотел, чтобы у меня было хоть крупица счастья, и готов был сделать все, чтобы отнять ее.

Внутри разлилась онемелость, и я с готовностью ее принял. Она мне понадобится в ближайшие дни. Я натянул ее на себя, как детское одеяло, под которым я прятался, когда хотел отгородиться от всего.

Заглушив двигатель, я выбрался из внедорожника и пошел к двери. Открыл замок, и сигнализация тут же пискнула. Я быстро ее отключил и направился на кухню. Но, не успел я дойти, как в гостиной вспыхнул свет.

Рука сама потянулась к кобуре на поясе, чистый инстинкт, но я выругался, обнаружив ее пустой. И тут увидел знакомую фигуру, свернувшуюся в одном из моих огромных кресел.

Я нахмурился:

— Ты же знаешь, что я ношу оружие? Я мог тебя застрелить.

— Я еще знаю, что ты держишь его в ящике в багажнике, потому что не хочешь, чтобы в доме, где спит твоя дочь, были пушки, — Элли медленно поднялась.

Желание вскинуть руки, чтобы отгородиться от нее, было чертовски сильным. Как будто это могло ее остановить. Потому что если кто и умел пробить эту онемелость, так это Элли. А сейчас я не хотел чувствовать.

Она шла ко мне, не отводя взгляда.

— Что ты здесь делаешь? Тебе нужно отдыхать.

— Мне нужно быть там, где ты, — сказала она спокойно, без злости, но с уверенностью, которую я не мог разделить. Не зная всей правды.

— Тебе нельзя быть рядом со мной, — единственное, что я мог сказать. Единственное оружие, чтобы держать ее на расстоянии.

Элли замерла, слегка склонив голову, будто меняла угол зрения, чтобы понять меня.

— Ты правда так думаешь?

— Да, — выдохнул я сразу. Чистая и абсолютная правда.

В ее прекрасных глазах мелькнула грусть, и светло-зеленый цвет в тусклом свете стал почти серым.

— А я так не думаю.

Я сжал зубы до хруста:

— Это не твой выбор.

— Разве нет? — она шагнула ближе. Слишком близко.

Запах бергамота и роз закружил голову, душил обещанием ее близости.

Она остановилась прямо передо мной. Ее смешные пушистые сапоги почти касались носками моих скучных ботинок.

— Я никуда не уйду.

— А тебе стоит. Тебе стоит бежать к черту. Потому что моя семья — сплошь худшее из худшего. Все, к чему они прикасаются, они портят.

Элли даже не моргнула.

— Я сегодня была с твоей семьей. Они — лучшие.

— Ты понимаешь, о чем я.

— Нет. Не понимаю. Потому что семья — это куда больше, чем кровь и документы. Это те, кто снова и снова оказывается рядом. Те, кто делает тебя тем, кто ты есть. И для тебя это всегда будут Колсоны.

Дышать стало тяжелее. Воздух в легкие заходил рваными, бесполезными вдохами.

— Неважно, как сильно я этого хочу. Неважно, что я взял себе фамилию Колсон. В моих жилах все равно течет его кровь.

В глазах Элли вспыхнуло яркое зеленое пламя.

— Думаешь, я не знаю этой борьбы? Мой отец убивал людей. Приказывал казнить ради власти и забавы. Вот что течет в моих жилах.

Я покачал головой, обходя ее по кругу:

— Это не то же самое.

— Неужели? — ее голос стал жестким.

Элли была чистым светом. Силой, которую многие пытались погасить. И все провалились. Она была сильнее всех них, потому что просто отказывалась перестать цвести.

— Ты не понимаешь, — я повернулся к ней лицом, чтобы она видела. — Он во мне. — Я ударил кулаком себя в грудь. — Этот гнев. Эта ярость. Я постоянно держу их на цепи, но я все равно их чувствую. Это желание сорваться.

Элли не дрогнула. Она подошла еще ближе, обхватила мою сжатую руку своими тонкими пальцами и крепко удержала.

— Он не решает, кто ты. Только ты решаешь. Да, в тебе есть гнев, но ты направляешь его против несправедливости. Да, у тебя есть ярость, но ты никогда не позволяешь ей управлять собой. Ты превратил каждую боль в топливо. Ты — лучший отец. Лучший брат. Лучший мужчина. И я никогда не убегу от тебя, потому что ты — все, о чем я мечтала.