Примерно на полпути к Убежищу, Мэри поняла, что ей потребуется операция по замене коленной чашечки.
Съехав на Северное шоссе, она, стиснув зубы, вцепилась в чугунный рычаг переключения передач винтажного, тюнингованного ярко-фиолетового ГТО своего мужа… так же известного как «его прелесть и гордость». Свет его очей, после нее, разумеется. Единственная ценная вещь в его владении после того, как он подарил ей свои золотые президентские ролексы.
«Масл-кар»[30] закашлялся, а потом издал несколько басовых залпов, за которыми последовал высокочастотный скрежет, когда она передвинула рычаг вперед и назад.
— Третья? Третья… нужна, или нет, вторая? Точно не первая.
Мэри с тяжким трудом освоила этот урок, когда пришлось остановиться у подножия горы, где располагался особняк, и она едва не выбила себе зубы о руль от резкого рывка.
— О, моя милая «Вольво», как же я скучаю…
На выходе из особняка она не обнаружила универсал среди других машин, припаркованных во дворе Братства. Но вместо того, чтобы тратить время на поиски машины в гараже учебного центра, Мэри взяла ключи Рейджа с мыслью «насколько сложно будет доехать на его «масл-каре» до центра?». Она умела управлять механической коробкой передач.
Все будет хорошо.
Конечно, она не подумала, что пытаться сдвинуть этот рычаг — словно долбиться ногой о кирпичную стену. Будто передачи откалибровали именно таким тесным образом, что если ты не выжмешь газ в нужный момент, то табун лошадей под капотом вырвется на свободу.
Хорошие новости? По крайней мере, война с трансмиссией по дороге в Убежище отвлекла ее от тревог о Битти.
К тому же Фритц был таким же хорошим механиком, как и дворецким.
Когда она, наконец, добралась до места, то припарковалась на подъездной дорожке, вышла и какое-то время хромала в темноте, дрыгая левой ногой, пока сустав не встал на место, и она не перестала чувствовать себя фламинго.
Выругавшись, Мэри направилась к двери в гараж, ввела код и скользнула внутрь. Когда зажглись лампы, реагировавшие на движение, она прикрыла рукой глаза, но ей не грозило споткнуться. Два парковочных места были свободны, не считая газонокосилки и застарелых пятен красок на бетонных плитах. Три ступеньки вели на кухню, и, вбив код, она дождалась, когда засовы поочередно отъедут в сторону. Она также повернула лицо, подставляя себя под камеру и уведомляя о своем появлении.
Мгновение спустя она вышла в прихожую, сняла и повесила пальто вместе с сумкой на один из крючков над обувной стойкой. В новой кухне царила суматоха, возле плиты сооружали башни из блинов, за кухонными столами нарезали фрукты, за длинным обеденным столом расставляли тарелки и чаши.
— Мэри!
— Привет, Мэри!
— Здравствуйте, Мисс Льюс.
Сделав глубокий вдох, она вернула приветствия и вышла вперед, чтобы принять несколько объятий, кое-кому положила руку на плечо, приветствуя женщину, хлопнув по ладони малышке. В помещении было три женщины из персонала, и она подошла к ним.
— Где Райм? — спросила Мэри.
— Она была наверху, с Битти, — тихо ответила женщина с кудрявыми волосами.
— Я поднимусь к ним.
— Мы чем-нибудь можем помочь?
— Уверена, что сможете. — Мэри покачала головой. — Обидно, что это выпало на ее долю.
— Нам тоже.
Направившись в переднюю часть дома, она завернула за основание лестницы и взбежала наверх, преодолевая по две ступеньки за раз. Она не остановилась, чтобы узнать, где была Марисса. Учитывая масштабность рейда, велика вероятность, что глава Убежища взяла перерыв, чтобы побыть со своим хеллреном.
Брат в качестве супруга — это не для слабонервных.
На третьем этаже она обнаружила Райм спящей на мягком стуле возле двери Битти. Когда заскрипели половицы, сотрудница соцзащиты напряглась.
— О, привет, — сказала женщина, выпрямившись и потерев глаза. — Который час?
В каком-то смысле Райм всегда напоминала Мэри саму себя. Она была их тех женщин, которые не выделялись на общем фоне, но всегда были рядом, когда нужна помощь. Она была очень высокой, но стройной. Никогда не красилась. Как правило, убирала волосы назад. И никто не слышал, чтобы у нее был мужчина.
Ее жизнь — это ее работа в Убежище.
— Полседьмого. — Мэри посмотрела на закрытую дверь. — Как прошел день?
Райм просто покачала головой.
— Она ни о чем не хотела разговаривать. Она просто собрала вещи в чемодан, положила куклу и игрушечного тигра рядом и сидела в изножье кровати. В итоге я вышла сюда, решив, что она не ложилась спать из-за меня.
— Я, наверное, загляну, проверю, как она там.
— Будь добра. — Райм вытянула руки, разминая затекшую спину. — И если ты не возражаешь, я поеду домой, чтобы самой поспать немного?
— Разумеется. Я займусь остальным. И спасибо, что присмотрела за ней.
— Уже достаточно темно, чтобы я вышла?
Мэри оглянулась на ставни, все еще опущенные на день.
— Думаю…
Как по команде, стальные панели, защищавшие внутренние помещения от солнечного света начали подниматься.
— Да.
Райм поднялась на ноги и пропустила пальцы сквозь длинные, каштановые волосы со светлыми прядками.
— Если понадоблюсь тебе… если я понадоблюсь ей, просто позвони, я вернусь. Эта малышка особенная, и я просто… хочу помочь.
— Соглашусь с тобой. И спасибо еще раз.
Когда женщина начала спускаться по лестнице, Мэри окликнула ее.
— Один вопрос.
— Да?
Мэри сосредоточилась на круглом окне в дальнем конце коридора, пытаясь подобрать нужные слова.
— Она… она ничего не говорила про свою маму? Или том, что произошло в клинике?
Что-нибудь в духе «благодаря своему психотерапевту я чувствую себя убийцей собственной матери»?
— Ничего. Она только упоминала, что очень скоро уедет отсюда. У меня не хватило сил сказать, что ей некуда идти. Это казалось слишком жестоко. Еще рано.
— Значит, она говорила про своего дядю?
Райм нахмурилась.
— Дядю? Нет, ничего подобного. У нее есть дядя?
Мэри перевела взгляд на закрытую дверь.
— Перенос[31].
— О. — Специалист соцзащиты тихо выругалась. — Ее ждут долгие дни и ночи. Недели и месяцы. Но мы все будем рядом с ней. У нее все будет хорошо, если мы поможем ей пережить этот период.
— Да. Ты права.
Махнув, женщина спустилась по лестнице, и Мэри дождалась, когда затихнут ее шаги, на случай, если Битти всего лишь задремала.
Наклонившись к двери, она прислонилась ухом к холодной панели. Ничего не услышав, она тихо постучала, потом толкнула дверь.
Маленькая розово-белая лампа на письменном столе в углу отбрасывала свет в темной комнате, и крошечная фигурка Битти купалась в мягком свете. Девочка лежала на боку, лицом к стене, очевидно, она крепко спала. Она была в той же одежде, и на самом деле упаковала свои вещи… и вещи своей мамы. Два чемодана, один поменьше темно-зеленый цвета травы, другой больше и оранжевый, стояли бок о бок возле кровати.
Ее кукла и расческа лежали перед багажом, вместе с плюшевым тигром.
Положив руки на бедра, Мэри опустила голову. По неясной причине тишина в комнате, скромные и слегка потрепанные шторы и покрывало, небольшой коврик и несочетающаяся мебель оказывали на нее оглушающее воздействие.
Серость, безличность, отсутствие… семейного уюта, за неимением лучшего определения, все это вызывало желание включить отопление. Словно дополнительное тепло из труб в потолке поможет превратить это место в нечто более подходящее маленькой девочке.
Но, да ладно, проблемы, что ждали их в будущем, не решишь одной отопительной системой.
Прокравшись на носочках к кровати, в которой спала мама Битти, Мэри самым естественным для нее жестом взяла стеганый плед и аккуратно, чтобы не прервать необходимый ей сон, накрыла малышку дополнительным слоем.
Потом она постояла над ребенком.
И вспомнила свое прошлое. После того как у нее диагностировали рак, она помнила очень четко ощущение, что дошла до края. Ее мама умерла слишком ранней и мучительной смертью, в страдании. А потом у нее выявили лейкемию, и ей пришлось пройти через совсем невеселый год в попытке побороть болезнь и загнать в стадию ремиссии. Все это казалось таким несправедливым.
Словно горе, выпавшее на долю ее матери, должно было исключить Мэри из розыгрыша трагедий.
Сейчас, смотря на девочку, она испытывала сильную злость.
Да, черт возьми, она знала, что жизнь очень трудна. Хорошо усвоила этот урок. Но, по крайней мере, у нее было детство, отмеченное всеми традиционными добрыми мгновениями, о которых хочется вспоминать во взрослой жизни. Да, ее отец тоже рано умер, но у нее и ее матери были празднования Рождества и дни рождения, выпускные — из детского сада, начальной и старшей школы. Они ели индейку на День Благодарения, у них была новая одежда каждый год и хороший сон по ночам, когда единственным беспокойством был ее проходной балл, или, в случае ее мамы, хватит ли денег на двухнедельный отпуск на озере Джордж или же всего на одну неделю.
У Битти не было всего этого.
Ни она, ни Анналай не рассказывали ничего конкретного, но несложно было догадаться, какой жестокости они подвергались. Ради всего святого, у Битти в ногу был вшит стальной прут.
И чем все закончилось?
Малышка осталась совсем одна.
Будь у судьбы совесть, Анналай не умерла бы.
Но, по крайней мере, Убежище появилось на их пути как раз вовремя. От мысли, что в момент крайней нужды Битти было бы некуда податься?
Мэри затошнило.
***
Рейдж проснулся как от рывка, словно рядом с головой заревела сирена. Оторвав торс от больничной кровати, он в панике осмотрелся по сторонам.
Но потом тревога исчезла также быстро, как появилась, знание, что Мэри отправилась в Убежище, успокоило его, словно она сказала ему это лично, на ухо. Наверное, так и было. Они уже какое-то время использовали зверя в качестве доски объявлений, если Рейдж спал.
Система работала… и не было необходимости искать ручку.
Но он все еще скучал по ней. Все еще беспокоился за свой рассудок. Но та малышка…
Скинув ноги с кровати, Рейдж проморгался пару раз и да, после разминки век зрение все равно не вернулось. Пофиг. В остальном он чувствовал силу и твердость… в физическом плане… и придерживаясь медленного темпа, он вполне успешно добрался до ванной.
Двадцать минут спустя он вышел из ванной с голым задом, благоухая как розовый куст. Мыло и шампунь способны преобразить любого. И чистка зубов. Следующий пункт? Еда. После того как зверь вылез наружу, а потом он опустошил желудок, и сейчас скорее чувствовал не голод, а пустоту… лучшее, что он мог сделать — это загрузиться углеводами с низким содержанием клетчатки.
Двенадцать французских багетов. Четыре пачки тостов. Семь фунтов пасты.
Чего-нибудь в этом духе.
Выйдя в коридор, он задумался, сколько уйдет времени на то, чтобы найти дорогу к…
— Офигеть. Наконец-то…
— Мог бы натянуть полотенце…
— Фритц же принес тебе тряпки…
— С возвращением, ублюдок…
Все его братья собрались здесь, их запахи и голоса, облегченный смех, ругань и подколы — то, что доктор прописал. И когда они обняли его, хлопая по голой заднице, на него нахлынули эмоции.
Он и так был голым, #ибезтогоуязвимым.
Господи, во время воссоединения, окутанного теплыми чуфффствами, было невозможно уклониться от очередного укола совести за его эгоизм и все, через что он заставил пройти Мэри и своих братьев.
А потом прямо перед ним раздался голос Ви.
— Ты как? — спросил брат хрипло. — Чувствуешь себя в норме?
— Да. Вернулся в рабочее состояние, не считая глаз.
И прости меня. Я напуган.
— Знаешь, я немного устал…
Шмяк!
Удар в подбородок пришел из ниоткуда и был настолько сильным, что голова запрокинулась назад и чуть не слетела с шеи.
— Что за хрень! — выпалил Рейдж, потирая челюсть. — Что за…
— Это тебе за то, что ты, говнюк, меня не слушаешь.
Бамс!
Второй удар пришел с другой стороны, и на том спасибо… ему обеспечен отек с двух сторон, и лицо не будет выглядеть чересчур криво.
— А это за то, что выскочил раньше времени, изгадив тем самым наш план.
Встряхнув мозги во второй раз, Рейдж ухватился за подбородок обеими руками. Была вероятность, что нижняя челюсть отстегнется.
Хорошие новости в том, что двойной удар немного прояснил зрение, слепота отступила, и он смог смутно различить тела братьев и их одежду.
— Мы мохли пгосто поховолить, — заворчал Рейдж. — Чудесно, сейчас я ховолю в нос.
— Весело, не находишь? — Ви схватил его и сжал в крепком объятии. — Не вздумай так поступать, никогда.
Рейдж ждал вопросов от остальных. Ничего не услышав, он решил, что Ви уже поведал им о видении. Если только… ну, все видели, как он преждевременно выскочил на поле, и подобное дерьмо было весомым основанием для мордобоя.
— Шейщас я вижу, — сказал он.
— Позже поблагодаришь меня.
Завязался разговор… который привел к ошеломительной новости о том, что они взяли Кора в плен.
— Тор уже прикончил ублюдка? — спросил он.
— Нет, — раздалось со всех сторон.
Потом ему рассказали, что появился Омега и почистил кампус как Мистер Пропер[32], и Ви спас всех с помощью завеса.
— Я займу шмену, — сказал Рейдж. — В шмысле, в охране ублюдка.
— Позже. — Ви выдохнул дым турецкого табака. — Сперва подлечись. Потом поставим тебя.
На этой ноте группа рассосалась, кто-то отправился в особняк, другие двинулись в качалку, Рейдж присоединился к тем, кто пошел по туннелю в дом, но когда его братья разбрелись по койкам, он прошел через столовую в кухню.
Боже, жаль Мэри не с ним.
Хорошие новости, что вокруг не было додженов: Первую трапезу не стали накрывать из-за кучи раненых и драмы вокруг него. Персонал особняка получил, без сомнений, редкий и заслуженный отдых перед тем, как они вернутся к чистке и уборке, и он радовался, что вокруг него никто не суетился.
Бродя по святая святых Фритца, он, однако, чувствовал себя обязанным сделать заказ, чтобы не нажить неприятностей с дворецким. На этой ноте, он решил не готовить. Он съест уже приготовленное, не встанет сам за плиту и не полезет в кладовку.
Ему уже дважды врезали, а ночь только началась.
Во-первых, одежда. Он был слишком слеп в ванной, чтобы увидеть то, что для него приготовили, и сейчас он зашел в прачечную за кладовкой, опираясь на отчасти вернувшееся зрение и обостренное чувство осязания, чтобы определить местонахождение пары свободных черных штанов и огромной толстовки с логотипом «Американской Истории Ужасов». Потом пришло время капитально загрузиться калориями.
Сделав набег на нычку с хлебом, он начал опустошать ее, выкладывая мешки с тостами и буханки хлеба на столешницу… но потом подумал… к черту все. Запустив руки под ящик, он вытащил его целиком из шкафа и отнес на дубовый стол. Шаг второй — вернуться к холодильнику, достать фунт несоленого масла и пачку сливочного сыра и выдернуть тостер из розетки.
После того, как он захватил зазубренный нож и разделочную доску, а также кофейник, чашку с сахаром и маленькую коробку молока, он занялся делом. Под бурление кофеварки он приступил к нарезке, создавая горы из кусков, готовых к маслу. Он разложил тосты как на конвейере, чтобы пропускать через тостер и сразу намазывать «Филадельфией»[33].
Наверное, стоило взять тарелку. И, по крайней мере, еще один нож, но более широкое лезвие будет эффективней для масла.
Когда кофе сварился, Рейдж вынул кофейник, высыпал туда целую чашку сахара и налил туда молока, сколько влезло. Потом сделал пробный глоток.
Идеально.
Он поставил его назад на нагревательную плиту и начал методично уничтожать багеты… потому что, хэй, это было очень похоже на Первую трапезу, разве нет? Затем пойдет сливочный сыр, который из всех вариантов больше всего подходил для ланча, а на десерт — кофейный торт с орехами пекан. Или даже два.
В процессе пережевывая зубы, благодаря боксерскому удару Ви, побаливали. Ничего. Переживет. И время от времени он омывал их из кофейника.
Когда он поглотил примерно две тысячи калорий, его накрыло чувство жуткого одиночества.
С другой стороны, комната могла быть наполнена братьями, и ничего не изменилось бы.
И что еще хуже, у него было ощущение, что даже присутствие Мэри не вырвало бы его из тисков изоляции.
Сидя на кухне, наполняя пустой желудок и будучи не в силах повлиять на пустоту в душе, он думал о том, насколько было бы проще, если бы он знал причину своей проблемы…
Издалека, из столовой, донеслось эхо.
Шум раздавался все ближе.
Это был поспешный топот.
Что за черт? — удивился Рейдж, поднимаясь со стула.