Зверь

Глава 64

В Святилище, Вишес шел на зов птиц, мимо купелей и Отражающих Вод, до границы леса. На мгновение он задумался, не забредет ли его в самую чащу, хотя он понимал, что если попытается пройти сквозь лес, то его отбросит назад.

Но потом он замедлился.

И вовсе остановился.

Птицы, на чье пение он шел, замолчали, когда он оказался перед единственным местом, о котором даже подумать не мог.

Кладбище, где хоронили Избранных, было огорожено с четырех сторон живой изгородью, достаточно высокой, выше него. Густая поросль листвы прерывалась в районе арочного входа, и птицы сидели именно на трельяжной сетке[104], молчаливо смотря на него, словно выполнили свою работу.

Он пригнулся на входе, хотя в этом не было нужды: арка была достаточно высокой для его роста. И когда он ступил на кладбище, птицы взмыли ввысь, разлетаясь в разные стороны.

Невозможно было не вспомнить о Селене, смотря на статуи женщин, которые на самом деле, статуями не являлись. Это были Избранные, которые страдали от Окостенения и умерли, как супруга Трэза, от неумолимой и смертельной болезни.

Он повернул голову на шорох развевающейся ткани.

На изгороди из самшита развевались, словно флаг, символы Древнего Языка. Послание не было прикреплено к забору, оно на самом деле парило в воздухе, колыхалось на несуществующем ветру, словно слова были вышиты на ткани и вздернуты на шесте.

С ужасающим предчувствием, Ви подошел к тому, что, как он знал, мать оставила для него.

Протянув руку, он схватил край и потянул послание на себя, чувствуя несуществующий вес и границы письма.

Золотые символы выстроились в предложения, и он прочитал их. Второй раз. И в последний, третий.

Всему свое время, и мое подошло к концу. Меня печалит все, что произошло между нами, и между мной и твоей сестрой. Судьба оказалась сильней моих чувств, и пусть будет так.

Я должна назначить приемника. Создатель даровал мне свободу выбора, и я воспользуюсь им, когда придет время, уже совсем скоро. Ни ты, ни твоя сестра не займете мое место. Знайте, что сделано это не из злых намерений, но в уважении к вам и вашему выбору относительно собственной жизни.

Выполняя свой долг и создавая расу, такого конца я предвидеть не могла. Но порой бывает сложно, даже для божества, отличить свои желания от веления судьбы.

Может, мы встретимся снова, в другом измерении.

Передай своей сестре, что я люблю ее.

И знай, что тебя я тоже люблю.

Прощай.

Он позволил буквам вернуться на место, символы разбежались по воздуху, как и певчие птицы, поднимаясь и исчезая в молочно-белом небе.

Вишес обернулся вокруг себя несколько раз, словно этим пытался удостовериться в новой реальности. Но потом он просто остановился, превращаясь в очередную статую на кладбище, уперся взглядом в одну точку, застыв всем телом.

Он не знал, что чувствует сейчас — облегчение, горе или… черт, он не знал, что это. И да, у него возникло внезапное желание обратиться к Бутчу, чтобы парень пристегнул его на дыбу и выпорол так, чтобы с пролитой кровью прочистилась голова.

Бладлеттер мертв, отец Ви был убит его сестрой давным-давно, ублюдок гниет в Дхунде, если в этом мире есть справедливость.

Сейчас ушла его мамэн.

Никто из них не был для него родителем, и это ничего. Для него это было также нормально. Как и для других — иметь мамэн и отца, которые выполняли свои роли должным образом.

Поэтому это охренеть как странно — чувствовать себя осиротевшим, учитывая, что у него никогда не было семьи как таковой.

Он подумал о том, как Рейдж выжил на поле боя. А потом о крошечной новорожденной малышке, которая выжила, хотя по всем законам не должна была.

— Дерьмо, — выдохнул он.

Это так похоже на нее. Последнее, что она сделала, прежде чем откинуться, если, конечно, ее исчезновение можно назвать смертью в человеческом ее понимании, — выполнила его молитву… и спасла жизнь дочери Куина.

«Пошел ты» напоследок.

Дерьмо, а может, это его мозг все представляет не в черном свете.

Неважно. Она умерла… и точка. Вот только…

Господи Иисусе, подумал он, потирая лицо.

Дева-Летописеца умерла.