Зверь

Глава 21

Опустившись на колени перед своей Мэри, Рейдж четко осознавал, что она звала его по имени, но был слишком поглощен криком в голове, чтобы ответить ей.

Опустив взгляд на живот своей шеллан, он представил, что он вырастает большим, как у Лейлы, что ее тело вынашивает их сына или дочь до того момента, когда малыш сможет дышать самостоятельно. В этой фантазии и Мэри и его малыш были полностью здоровы, во время и после родов: Мэри наслаждалась восемнадцатью месяцами беременности — или девятью, как у человеческих женщин? — а роды прошли быстро и безболезненно, а после он смог сжать ее и их творение в крепких объятиях и любить до конца своих дней.

Может, у их мальчика были бы его голубые глаза и светлые волосы, но потрясающим характером и умом он пошел бы в свою мамен. А, может, их малышка унаследовала бы темные волосы Мэри, его голубые глаза и несносный нрав.

Какой бы ни была комбинация внешности и внутренних качеств, Рейдж представлял их втроем за Первой и Последней Трапезой, перекусами между. Он представлял, как остается с малышкой, чтобы Мэри могла передохнуть, как Зи и Роф делали для своих шеллан; кормит младенца грудным молоком из бутылочки. Или, позже, делится лакомыми кусочками со своей тарелки, как бывало у Зи с Наллой.

В этой прекрасной мечте идут годы, и когда малышу исполняется три, он закатывает им детские истерики, а в пять начинает более осмысленно размышлять и задавать вопросы. Потом заводит друзей в десять и, Боже Упаси, садится за руль в пятнадцать. Они отмечают человеческие и вампирские праздники… происходит превращение, которое до усрачки пугает их с Мэри… но раз это фантазия, то их ребенок удачно превращается в вампира. Потом по плану первая несчастная любовь. А может первая и единственная.

Если бы у них с Мэри была дочь, то лучше несчастному быть евнухом.

Потому что либо Дева-Летописеца изначально создаст его таковым… либо Рейдж сам разберется с проблемой.

А потом, намного позже…. Внуки.

Залог вечности на земле.

И все потому, что они с Мэри любят друг друга. Потому что однажды ночью многие годы, десятилетия, столетия назад Мэри приехала в учебный центр с Джоном Мэтью и Бэллой, он был слеп и ходил с трудом, а она заговорила с ним.

— Рейдж?

Встряхнувшись, он низко наклонился и прикоснулся губами к ее животу.

— Я люблю тебя.

Дерьмо, он надеялся, что она спишет хриплость его голоса на возбуждение.

Он проворно стянул с нее трусики и раздвинул ноги. Прижавшись губами к ее лону, он услышал, как Мэри простонала его имя… и он был решителен, лаская ее: он любил ее, даже если она не могла родить их ребенка. Боготворил ее, как должен боготворить связанный мужчина. Почитал ее, поддерживал, был ее лучшим другом, ее надежным защитником.

Но внутри него зияла дыра.

Небольшая черная дыра в груди из-за того, что могло быть, но не будет. То, что он никогда не считал важным… но почему-то ему всегда этого не хватало.

Протянув руку, Рейдж погладил ее груди, губами доводя до оргазма.

Он не должен был хотеть ребенка. Никогда не думал о детях… даже радовался, что именно Мэри была его супругой, ведь так он никогда не пройдет через то, что пережили Роф и Зи. Что переживал Куин.

Через что прошел Тор.

На самом деле, казалось неправильным желать той самой вещи, которая могла не просто убить его женщину, если бы она была здорова и способна выносить ребенка, но также обрекла бы их обоих: не будь Мэри бесплодной, Дева-Летописеца не позволила бы им остаться вместе после спасения Мэри. Мать Ви заявила, что наряду с сохранением проклятья Рейджа, они больше не должны встречаться.

В конце концов, необходимо соблюдать равновесие.

Подняв голову, он скинул футболку и штаны и забрался на Мэри… и он был осторожен, направляя член в нее. Он медленно и нежно вошел в нее, и знакомые ощущения, то, как она сжимала его, этот влажный жар… на глаза набежали слезы при мысли, что хоть раз в жизни, всего раз они могли заниматься любовью не для того, чтобы почувствовать связь, а чтобы зачать ребенка.

Но потом он приказал себе прекратить это.

Больше никаких раздумий. Никаких сожалений о том, что могло бы разлучить их, так или иначе.

И о разговорах не могло быть и речи.

Он ни за что, никогда не станет разговаривать с Мэри об этом. Она не подписывалась на рак, химиотерапию и бесплодие. Это не ее вина, ни капли.

Поэтому он ни за что в жизни не заговорит о своей печали.

Но да, в этом тревога, которую он испытывал. В этом расстояние между ними. В этом источник его зуда. Последние-неизвестно-сколько-недель он наблюдал за братьями с их детьми, видел их дружные семьи, завидовал им… и закапывал эмоции глубоко внутри себя, пока они неожиданно не всплыли наружу на кухне, с Рофом-младшим.

Как нарыв, который нагнаивался и нагнаивался… и в итоге все равно вскрылся.

Рейдж сказал себе, что ему следовало испытывать облегчение, ведь он не сошел с ума и не поддался психозу настолько, чтобы его можно было счесть умственно недееспособным. И, что более важно, сейчас, когда он выяснил, в чем дело, он мог отложить все это на задний план.

Просто отпихнуть на задворки сознания и закрыть дверь.

Все вернется к норме.

Все будет, черт побери, хорошо.

***

Он был бесподобным, как и всегда.

Выгибаясь под Рейджем, Мэри не обманывала себя… она знала, что секс — лишь временное отвлечение от большой проблемы. Но порой человеку нужно дать свободное пространство… или секс, в его случае Рейджа.

Потому что, Милостивый Боже, она чувствовала, что почему-то это было важно для него сейчас, но несколько в ином смысле. Ее супруг всегда хотел ее в сексуальном плане, но это казалось… ну, с одной стороны его мощные бедра могли утрахать ее в другой конец ванной, но вместо этого он нежно входил в нее. К тому же, казалось, он не столько сдерживался, сколько скорее, был неспешен, сильные руки обнимали ее торс, отрывая ее от ковра, его тело двигалось на ней в ритме, который был очень четким и ясным из-за очевидного самоконтроля.

— Я люблю тебя, — прошептал Рейдж ей на ухо.

— Я тоже тебя люблю…

Следующий оргазм лишил ее голоса, заставив выгнуться так высоко, что она уперлась в его грудь своей. Боже, он был таким красивым, двигаясь на ней, ритм проникновений посылал пульсирующие разряды по ее лону так, что в итоге он стал ее вселенной, прошлое и будущее исчезло, весь мусор на душе и в мыслях растворился.

По неясной причине, от утихнувшей критики, неугомонного беспокойства, которое сейчас отступило, от постоянных и ужасных сомнений в том, правильно ли она выполняла свою работу… а порой и понимания, что неправильно… от всего этого на глаза навернулись слезы.

Если отложить беспокойство за Рейджа в сторону и подумать, то она начнет понимать, насколько глубока была ее рана. Насколько тяжким стал груз. Какой озабоченной делами она стала.

— Прости, — выдавила она.

Рейдж мгновенно застыл.

— За что?

Его глаза были по-странному напуганы, когда он сдвинулся и посмотрел на нее сверху. Улыбнувшись, она смахнула свои слезы.

— Я просто очень… благодарна тебе, — прошептала она.

Рейдж сам, казалось, встряхнулся.

— Я… на самом деле чувствую то же самое.

— Ты кончишь? В меня? — Она выгнулась под ним. — Я хочу чувствовать, как ты кончаешь.

Рейдж уткнулся головой в ее шею, возобновляя движения.

— О, Боже, Мэри… Мэри…

Через два движения он кончил, его невероятное тело напряглось, лен содрогался внутри нее, вызывая очередную разрядку с ее стороны.

Он не остановился. Ни на секунду. У мужчин-вампиров была такая способность. Он просто продолжал кончать, наполняя ее до краев… пока оргазмы не слились в один единый поток.

А после Рейдж застыл, свалившись на нее, но потом придержал свой вес на локтях, чтобы она смогла дышать.

Господи, он был таким огромным.

Она в какой-то степени уже привыкла к его размерам, но, открыв глаза, она могла лишь видеть часть его плеча. Все остальное было заблокировано бицепсом.

Поглаживая его мускулы, она тихо сказала:

— Пожалуйста, расскажи мне. Что случилось?

Рейдж отодвинулся еще дальше, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Ты выглядишь таким печальным. — Она прошлась пальчиками по его бровям. Идеальным губам, на которых она видела скорбь. Синякам на подбородке. — Всегда становиться легче, когда поговоришь с кем-нибудь.

Спустя долгую паузу он открыл рот и…

Бам! Бам! Бам!

Стук кого-то из Братьев в дверь, который нельзя было ни с чем спутать, донесся из комнаты, ни капли не приглушенный.

Извернувшись, Рейдж прокричал:

— Ага?

Голос Ви дошел до ванной:

— У нас собрание. Сейчас.

— Понял. Уже иду.

Повернувшись, Рейдж поцеловал ее.

— Мне нужно идти.

Он быстро вышел из нее, и, избегая смотреть ей в глаза, помог подняться с ковра и довел до душа.

— Жаль, что я не могу принять душ вместе с тобой, — сказал Рейдж, включая горячую воду.

Нет, подумала Мэри, когда он все еще избегал ее взгляда. На самом деле, тебе не жаль.

— Рейдж, я знаю, что ты должен идти, но ты пугаешь меня.

Поставив ее под струю воды, он обхватил ее лицо руками и посмотрел ей прямо в глаза. — Тебе не о чем беспокоиться. Ни сейчас, ни когда-либо… по крайней мере, насчет меня. Я буду любить тебя вечно, а все остальное было неважно.

Мэри сделала глубокий вдох.

— Ладно. Хорошо.

— Я вернусь сразу после собрания. И мы достанем еды. Посмотрим кино. Ну, знаешь, займемся этим… как там говорят люди?

Мэри рассмеялась.

— Посмотрим фильм и расслабимся.

— Точно. Посмотрим фильм и расслабимся.

Он поцеловал ее, хот от этого его лицо намокло, а потом сдал назад и закрыл стеклянную дверь. По пути на выход, он накинул свои штаны, но остался босиком.

Она смотрела, как он уходит. Думая, как это удивительно: кто-то может приободрить тебя… и одновременно сделать хуже.

Что, черт возьми, происходило с ним?

Закончив принимать душ, Мэри вытерлась, расчесала спутанные мокрые волосы и надела штаны для йоги и большой черный кашемировый свитер длиной почти до колен. Она купила его Рейджу в начале прошлой зимы, и даже попала в его любимый ахромат[42]после продолжительной битвы и поражения в попытке разнообразить его гардероб яркими красками. он нечасто его надевал, ему всегда было в нем жарко.

Но ткань хранила его запах.

И покидая их комнату, Мэри чувствовала себя так, словно он был с ней… и блин. Ей так нужно это сегодня ночью.

Помедлив перед кабинетом Короля, она прислушалась к низким мужским голосам, доносившимся из-за закрытых дверей.

Она слышала разговоры додженов в фойе. Полировщик полов. Позвякивание хрусталя, словно люстры снова мыли в раковине.

Мэри бесшумно пошла по красно-золотой ковровой дорожке, направляясь в коридор со статуями. Но она не пересекла коридор с его мраморными статуями в греко-римском стиле и спальнями. Нет, она направилась на этаж выше.

Дверь на третий этаж особняка была не заперта, но и не открыта, и, ступая на лестницу, Мэри казалось, словно она нарушает границы частной собственности. На верхней площадке, в другой стороне от комнат Трэза и айЭма, за стальной дверью находились покои Первой Семьи, и Мэри нажала на звонок, подставляя лицо перед камерой безопасности.

Спустя мгновение раздалась серия металлических щелчков, с которыми открылись замки, а потом тяжелая панель открылась, и по другую сторону стояла Бэт, прижимая Рофа-младшего к бедру, собранные в косу волосы были перекинуты через плечо, старые синие джинсы и ярко-голубая кофта из флиса служили воплощением домашнего уюта. Что не было уютным? Невероятное сияние драгоценных камней на стенах позади нее.

Мэри раньше не бывала в личных покоях. Лишь немногие были здесь, в том числе Фритц настаивавший на личной уборке комнат. Но Мэри слышала, что все покои были отделаны драгоценными камнями из казны Старого Света… и, очевидно, это было правдой.

— О, привет, — Королева улыбнулась, а Роф-младший схватил прядь волосу у ее уха и дернул. — Ауч. Давай будем тренировать бицепсы на чем-нибудь другом?

Когда Бэт отцепила маленький пухлый кулачок, Мэри мрачно сказала:

— Мне нужно, чтобы ты рассказала, что произошло с Рейджем. И не притворяйся, что не знаешь.

Бэт закрыла глаза на мгновение.

— Мэри, это не мое дело…

— На моем месте ты бы тоже захотела узнать. И я бы рассказала тебе, если бы ты попросила… так принято в любой семье. Особенно когда кто-то страдает.

Королева выругалась под нос. Потом отошла в сторону и кивком пригласила зайти в сияющую комнату.

— Поговорим за закрытыми дверьми.