— Здесь так спокойно. Так красиво.
Услышав слова Битти, Мэри посмотрела на девочку. Они шли по асфальтированным дорожкам кладбища «Сосновая роща». Луна в достаточной мере освещала дорогу впереди них, серебристое сияние ложилось на макушки сосновых ветвей и элегантные ветки кленов и дубов. Их окружали надгробия, статуи и мавзолеи, рассыпанные по раскатистому ландшафту и вокруг искусственных прудов, и порой возникало ощущение, что бродишь среди декораций.
— Так и есть, — пробормотала Мэри. — Приятно думать, что все это ради призраков похороненных здесь людей, но я уверена, что, скорее всего, это для посетителей кладбища. Бывает сложно, особенно поначалу, навещать умерших родных или друзей. В смысле, когда умерла моя мама, и я похоронила ее, я смогла вернуться только через несколько месяцев. Когда я, наконец, пришла сюда, в каком-то смысле было легче, чем я думала, в основном благодаря приятной атмосфере… нам в эту сторону. Она здесь.
Сойдя с дорожки на траву, Мэри осторожно смотрела, куда наступает.
— Сюда, иди за мной. Могилы расположены прямо перед надгробиями. И да, звучит странно, но я бы не хотела никого затоптать.
— Ой! — Битти посмотрела на красивое надгробие со звездой Давида и именем «Эпштейн» на нем. — Прошу прощения. Извините меня.
Они шли все дальше, пока Мэри не остановилась перед надгробием из гранита розового цвета с именем Сесилия Льюз.
— Привет, мам, — прошептала она, садясь на колени и собирая опавшие листья с надгробия. — Как ты?
Когда она скользнула пальцами по выгравированному имени и датам, Битти села на колени с другой стороны.
— От чего она умерла? — спросила девочка.
— МС. Множественный склероз.
— Что это?
— Человеческая болезнь, в ходе которой иммунная система атакует слой, защищающий нервные волокна. Без этой защиты ты не можешь управлять своим телом, теряешь способность ходить, кормить себя, говорить. По крайней мере, так было с моей мамой. У некоторых людей наступает долгий период ремиссии, когда болезнь не проявляет себя. — Мэри потерла центр груди. — Сейчас больше возможностей для лечения, чем пятнадцать-двадцать лет назад, когда ей поставили диагноз. Может, в эру современной медицины она бы прожила дольше. Кто знает.
— Ты скучаешь по ней?
— Каждый день. Дело в том… я не хочу тебя пугать, но не думаю, что ты когда-нибудь оправишься от смерти своей мамы. Скорее, ты просто свыкнешься с потерей. Так бывает, когда заходишь в холодную воду. Сначала испытываешь шок, но потом проходят годы, и ты приспосабливаешься и не замечаешь холода… и порой ты даже забываешь, что до сих пор лежишь в холодной ванне. Но воспоминания периодически возвращаются, напоминая о том, кого ты потеряла.
— Я много думаю о своей маме. Она мне снится. Она приходит ко мне во снах и разговаривает со мной.
— Что она говорит?
Когда налетел холодный ветер, Битти заправила прядь волос за ухо.
— Что все будет хорошо, и что скоро у меня будет новая семья. Поэтому я начала думать про дядю.
— Ну, я думаю, что это хорошо. — Мэри села, пальто до бедра служила преградой на пути влажной земли. — В твоих снах она выглядела здоровой?
— О, да. Больше всего я была рада видеть это. Она с моим младшим братом, который тоже умер.
— Мы отдали твоей маме его прах.
— Я знаю. Она положила его в чемодан. Сказала, что хочет убедиться, что он всегда будет с нами, куда бы мы ни отправились.
— Было бы хорошо похоронить их вместе.
— Я тоже так думаю.
Повисла длинная пауза.
— Битти?
— М-м?
Мэри взяла веточку с земли и согнула ее, чтобы занять руки.
— Эм, жаль, что я не знала, что твоя мама беспокоилась об Убежище. Я бы успокоила ее. — Она посмотрела на малышку. — Ты беспокоишься об этом?
Битти спрятала руки в карманы и оглянулась по сторонам.
— Не знаю. Все там такие милые. Особенно ты. Но, знаешь, это страшно.
— Знаю. Просто говори со мной, хорошо? Я дам тебе телефон, звони, если станет страшно. В любое время.
— Я не хочу быть обузой.
— Да, это-то меня и беспокоит. Твоя мама не хотела быть обузой, и я уважаю это… но в результате все оказалось для нее немного сложно, для тебя тоже, так не должно было быть. Ты понимаешь, о чем я?
Кивнув, Битти замолчала.
Спустя мгновение девочка сказала:
— Отец бил меня в детстве.
***
Находясь в самом центре трущоб, Рейдж бежал по переулку, его ботинки с грохотом приземлялись на асфальт, пистолет высоко вскинут, но ярость он держал под контролем, чтобы она подстёгивала, а не лишала рассудка.
Его цель рванула через улицу, и он следовал за ублюдком неотступно, вонючий приторный запах лессера был словно след самолета в небе — невозможно сбиться с пути.
Это был новобранец. Вероятно, с заброшенного завода.
Он понял это потому, что гад метался в панике, запинаясь и поскальзываясь, судорожно вскакивая, он был без оружия, и никто не спешил ему на помощь.
Одинокая и безвредная крыса.
Убийца упал в десятый раз, споткнувшись на, вроде как, карбюраторе, и в этот раз он уже не поднялся. Он просто ухватился за ногу и застонал, перекатившись на спину.
— Нет, п-п-прошу, нет!
Нагнав свою жертву и остановившись, Рейдж впервые за всю историю помедлил перед убийством. Но он не мог не заколоть ублюдка. Если он оставит его на улицах, то гад исцелится и найдет себе подобных, с кем сможет объединиться в бою против них… или его обнаружат люди и выложат на юТуб.
— Нееееет….
Рейдж убрал с дороги руки ублюдка и вонзил кинжал в центр его пустой груди.
С вспышкой и хлопком убийца растворился в воздухе, оставив на асфальте масляное пятно и запах гари…
Рейдж резко обернулся, меняя кинжал на пистолет. Сделав вдох, он принюхался к запах, а потом зарычал.
— Я знаю, что ты там. Покажись.
Когда в тенях в конце переулка ничего не пошевелилось, он сделал три шага назад, чтобы укрыться в дверном проеме заброшенного здания.
Издалека донеслись сирены, напоминавшие вой бродячих собак, а через квартал — крики людей. Рядом что-то капало с пожарной лестницы позади него, сверху доносилось дребезжание, словно порывы ветра с реки пытались сорвать монтажные леса, державшиеся на честном слове, с кирпича.
— Ты, долбаный трус, — крикнул он. — Покажись.
Врожденная самоуверенность твердила ему, что он справится с этим сам, но смутное беспокойство заставило вызвать подкрепление, включив маячок, расположенный на внутренней стороне воротника его куртки.
Он не боялся… черта с два. И он мгновенно почувствовал себя болваном.
Но там сто процентов скрывался мужчина-вампир, и одно Рейдж знал наверняка: это был не Кор.
Потому что знал, где сейчас находился ублюдок.