Fatal amour. Искупление и покаяние

Глава 15

На сцене подняли занавес, и зазвучала музыка. Марья отвернулась от зрительного зала и попыталась сосредоточиться на начале представления. Глядя на сцену, она ничего не видела, в ушах вместо музыки и хорового пения всё ещё звучал тихий смех мужчины из соседней ложи. Когда хор запел "Не бушуйте, ветры буйные", она не удержалась и чуть повернула голову, чтобы вновь украдкой из-под ресниц посмотреть на Ефимовского. Её тотчас обожгло пристальным взглядом синих глаз. Граф даже не пытался скрыть своего интереса к ней и на сцену вовсе не смотрел. Опустив голову, Марья принялась теребить край перчатки, волнение теснило грудь. Кровь прилила к лицу, окрашивая щёки, шею и уши ярким румянцем.

Заметив за ней то же самое беспокойство, что снедало его самого, Андрей чуть заметно улыбнулся.

— Кто она? — склонился он к уху Анненкова.

— Ложа принадлежит княгине Гагариной, — шёпотом отозвался Борис. — Видимо, кто-то из числа друзей княгини. Ради тебя, Mon cher ami, я, так уж и быть, нанесу визит старой драконихе и поинтересуюсь, кому она уступила свою ложу на нынешний вечер.

— Буду весьма признателен, — отвечал Ефимовский не в силах отвести взгляда от тонкого профиля, точёных плеч и изящного изгиба стройной шеи.

Столь пристальное внимание Ефимовского к mademoiselle Ракитиной не осталось незамеченным. Склонившись к Сержу madame Боровская прошептала ему на ухо, прикрывшись веером:

— Похоже, твоя сестра сумела увлечь самого желанного холостяка Петербурга.

— О ком ты? — беспокойно огляделся Ракитин.

— Ефимовский, — улыбнулась Бести, дотронувшись до эполета на мундире Сержа.

Ракитин нахмурился, поймал маленькую шаловливую ладонь и сжал её в своей руке:

— Хуже и быть не могло, — раздражённо вздохнул он.

— Не понимаю, — пождала губы Бетси.

Она и в самом деле искренне недоумевала, отчего Ракитин огорчился столь удачному, по её мнению, стечению обстоятельств.

— Помнишь, я говорил тебе о дуэли? — склонился к ней Ракитин, не желая быть услышанным кем-нибудь ещё, а потому непозволительно близко.

Бетси широко распахнула глаза. Она и думать позабыла о той истории.

— Признаться, я и думать забыла о том, — покачала она головой. — Боже, ежели он поймёт, кто она… — Бетси вновь прикрылась веером, так и не договорив фразы.

Впрочем, продолжения и не требовалось. Серж понял всё, что она хотела сказать, но не решилась произнести вслух.

Во время антракта в ложу княгини Гагариной устремились знакомые Бетси, и на какое-то время Марья затерялась среди них. Андрей нахмурился, но, сколько бы ни старался, не мог рассмотреть её из-за того, что чья-то широкая спина полностью загородила ему обзор. Потом его отвлекли, пришедшие засвидетельствовать своё почтение знакомые князя Анненкова, а к началу второго акта ложа княгини Гагариной опустела.

Марья не понимала, отчего Сержу вздумалось покинуть театр в середине представления, и страшно злилась на него за испорченный вечер. Она не стала затевать ссоры в присутствии Бетси, но пообещала себе непременно выяснить, отчего они уезжали в такой спешке, по приезду домой. Но тому не суждено было случиться. Брат проводил её до дверей особняка Калитиных, а сам поспешил вернуться к экипажу, где его дожидалась madame Боровская.

Этой ночью Серж так и не вернулся домой. Ворочаясь в постели, Марья слышала, как тихо всхлипывала в будуаре Настасья. Думая о ней, о своём брате, девушка тяжело вздыхала. Жаль было глупышку горничную, но, увы, иначе и быть не могло. "Как же жестока порою бывает любовь! — вздыхала она. — Она не делает сословных различий, она не выбирает, кого нам полюбить. Отчего в одно мгновение понимаешь вдруг, что весь мир переменился? Что ты сама переменилась? И уже ничто не может быть так, как прежде!"

Ракитин не собирался оставаться с Бетси до утра, но стоило ему сказать о том, что ему пора ехать, как тотчас большие тёмные глаза Елизаветы Алексеевны увлажнились, предвещая близкие слёзы. Ракитин не выносил вида женских слёз, он тотчас терялся и готов был совершить что угодно, лишь бы не быть причиной этих слёз.

Он остался с ней. Как только Серж перестал помышлять о том, чтобы уехать, Бетси заметно оживилась, позвонила и велела накрыть поздний ужин для двоих прямо в спальне. Она заговорила о его делах с имением, интересовалась, как продвигается тяжба.

Елизавета Алексеевна всегда говорила о том, что было интересно её собеседнику, всегда с внимательным видом выслушивала ответы, а у её собеседника складывалось впечатление, что она искренне заинтересована в том, что он ей говорит. В этом и состоял секрет её успеха.

Ракитин тотчас забыл, что желал уехать и пространно стал объяснять, каким именно образом Яков Карлович вознамерился вернуть ему Полесье. Как оказалось, подписывал купчую он только на усадьбу, и не обратил внимания на то, что деревня по-прежнему оставалась в его владении, тогда, как Величкин убедил его, что и село на семьсот душ, согласно бумагам отходило к нему. За минувший год Величкин должен был либо выплатить ему довольно внушительную сумму компенсации за пользование владениями, остававшимися в собственности Ракитина, либо отдать обратно усадьбу. В своём последнем письме купец пытался убедить Сергея Филипповича, что его адвокат явно завысил сумму арендной платы, потому как выплатить её он был не в состоянии, а потому всячески тянул время, что, кстати, шло не на пользу ему, так как ещё более увеличивало размер выплат. Дело шло к тому, что уже к исходу года Полесье вполне вероятно должно было вернуться в собственность Ракитина.

Бетси внимательно слушала его и поспешила выразить радость оттого, что оказалась ему полезной. Постепенно разговор перетёк на их личные взаимоотношения. Сергей Филиппович чувствовал себя обязанным madame Боровской, и понимал, что отблагодарить её может только одним единственным способом, сделав предложение, которое от него ждали уже столь долго.

Сергей Филиппович по её глазам видел, что нынче она особенно ждала от него этих слов, и не сказать их сейчас было нельзя, а потому он, разлив вино по бокалам, Серж поднёс один фужер Бетси и предложил тост за совместное будущее. Тёмные глаза Бетси загорелись воодушевлением, она промолчала, явно желая услышать продолжение его речи, и он торопясь покончить с этим раз и навсегда, всё-таки попросил её стать его женой.

Предложение было принято, и Сергей Филиппович вздохнул с облегчением. Дело было сделано и перестало тяготить его своей незавершённостью. Вернувшись поутру домой, он за завтраком сообщил домашним о своём намерении обвенчаться с madame Боровской до конца года.

Елена Андреевна молча отложила вилку и вышла из столовой, таким образом, продемонстрировав своё отношение к словам сына, а Калитин, напротив, одобрил его решение, заметив, что в сложившихся обстоятельствах он и не ждал ничего иного. Ольга Прокопьевна выбором племянника тоже оказалась не вполне довольна, но склонная скорее согласиться с мнением супруга, чем принять сторону золовки, поспешила поздравить Сержа с помолвкой.

С этого дня Елизавета Алексеевна стала часто бывать в доме на Английской набережной на правах невесты Сергея Филипповича. Смирившись с выбором сына, Елена Андреевна вся погрузилась в предсвадебные хлопоты. Марью тоже вовлекли в этот круговорот беспокойных, но вместе с тем приятных забот. Бетси нравилась ей, впрочем, madame Боровская всячески стремилась угодить будущей родне и взялась опекать Марью Филипповну во время сезона. Серж был вполне доволен таким положением вещей. Дела службы отнимали у него слишком много времени, а Бетси освободила его от обязанностей по устройству судьбы сестры, взяв на себя хлопоты по представлению Марьи Филипповны в высшем свете Петербурга.

Памятуя о своём обещании Ефимовскому узнать о том, кем является прелестная незнакомка, завладевшая вниманием графа, на следующий день после оперы Борис Анненков отправился с визитом к княгине Гагариной. В нынешнем сезоне двери дома Гагариных гостеприимно открывались для всех молодых людей, которые, по мнению княгини, могли составить счастье её единственной дочери Ирины.

Обыкновенно у Гагариных принимали по вечерам, но для князя Анненкова сделали исключение. Его встретили весьма приветливо, потому как старшие Гагарины были весьма дружны со старшими Анненковыми. Правда, после смерти князя Гагарина эти отношения несколько охладели, но княгиня была рада возобновить их. Она уговорила Бориса остаться обедать с ними в небольшом семейном кругу, в который входила она сама, княжна Ирина, троюродная кузина княгини Анна Павловна Шелехова и её сын Николай.

Кузина княгини очень стеснялась присутствия на обеде у Гагариных князя Бориса. Она с сыном совсем недавно приехала в Петербург из провинции в надежде, что её влиятельная родственница поможет пристроить куда-нибудь на службу единственного отпрыска и в тайне мечтая, что Ирина обратит внимание на Николя, а потому была весьма огорчена, замечая быстрые заинтересованные взгляды княжны в сторону молодого князя Анненкова.

На осторожные расспросы Бориса о том, кто пользовался ложей княгини во время вчерашнего представления в Большом театре, княгиня отвечала, что о той услуге её просила madame Боровская, совершенно очаровательная женщина, вдова приятеля её покойного супруга.

— Неужели и вы, Mon cher, пали жертвой чар обворожительной Бетси? — неестественно рассмеялась княгиня, скрывая своё недовольство проявленным им интересом к молодой вдове. — Ежели это так, то спешу Вас огорчить. Её сердце давно отдано адъютанту министра Чернышёва, Ракитину, ежели я не ошибаюсь, — взглянула она на него, ожидая его реакции на свои слова.

— Видимо, именно его я имел счастие лицезреть накануне, — усмехнулся Борис. — Но в ложе было две дамы. Так, которая из них Бетси?

Княгиня Гагарина задумалась, перебирая в памяти своих знакомых из числа тех, кто мог составлять компанию её приятельнице.

— Насколько мне известно, у Ракитина есть сестра. Возможно, вы видели именно её.

Княжна Ирина робко взглянула на Анненкова, пытаясь понять какая из двух дам привлекла внимание князя. Девушке стало грустно при мысли, что Борис Александрович мог интересоваться какой-то дамой, но его последующие слова вернули ей хорошее расположение духа.

— Вынужден признаться, Полина Андреевна, что ни одна из них не затронула моих чувств, — улыбнулся он. — Всему виной любопытство моего приятеля.

— Я даже не стану спрашивать о том, кто же ваш таинственный приятель, — весело заметила княгиня. — Тем интереснее будет разгадать вашу загадку, Mon cher Борис. Будьте же сегодня у нас к семи, — улыбнулась Полина Андреевна. — Соберётся весьма любопытное общество, и Бетси со своей протеже тоже будет.

— Непременно, — отозвался Борис, мельком взглянув на княжну Ирину. — Ирэн, — обратился он к ней, вовлекая в разговор, — когда я видел вас в последний раз, вы ещё носили короткие платья. Не могу поверить, что время бежит так быстро!

— Вы правы, Борис Александрович, — смущённо опустила ресницы княжна, но вдруг подняла голову и одарила Анненкова лукавой улыбкой. — У вас тогда ещё и усов не было, — заметила она и вспыхнула от собственной дерзости.

Борис широко улыбнулся. Её слова вернули его в дни беззаботной юности, когда он был довольно частым гостем в доме Гагариных. Эти воспоминания были ему приятны, и он был искренне рад, вновь оказаться в этом гостеприимном доме.

— Я очень рад, что нынче зашёл повидаться с вами.

Полина Андреевна, заметив взаимный интерес молодых людей, осталась вполне довольна. Не желая спугнуть, как ей показалось, зарождающееся чувство, она стала расспрашивать Бориса о его родителях, сожалея, что нынче они решили остаться на зиму в деревне. Обед подошёл к концу, Анненков тепло простился с Гагариными и ещё раз заверил княгиню, что непременно будет у неё нынче вечером.

От Гагариных Анненков отправился прямиком к Ефимовскому, спеша поделиться тем, что ему удалось узнать. Андрея Петровича он застал в его кабинете за сочинением ответа на письмо матери. Борис был одним из того небольшого количества людей, которым дозволялось появляться в доме без доклада. Дворецкий хорошо знал его и впустил в дом без лишних вопросов, заметив, что барин что-то пишут у себя в кабинете.

Ефимовский оторвался от своего занятия, когда двери в его святая святых распахнулись, и улыбающийся Борис Анненков ступил на порог.

— Я знаю, кто твоя fatale beauté (роковая красавица), — с порога заявил он.

— Присаживайся, — отложил перо Ефимовский.

Анненков прошёл в комнату и, сложив руки на груди, присел на край стола.

— Ну, же! Не томи! — усмехнулся Ефимовский.

— Сестра нового адъютанта министра Чернышёва, — продолжил дразнить его Борис.

— Имя! Чёрт тебя возьми, Борис! Имя! — поднялся с кресла Ефимовский.

— Mademoiselle Ракитина, — развёл руками Анненков. — Более ничего узнать не удалось.

— Более и не нужно, — нахмурился Ефимовский, усаживаясь обратно в кресло.

" Во истину, fatale beauté. Ежели она та самая, то я и знать ничего не хочу о ней!" — ощущая, как его нетерпение и предвкушение знакомства сменяются раздражением и злобой, думал он.

— Ты будто бы не рад? — заметив перемену в его настроении, осведомился Борис.

— Я передумал, — холодно улыбнулся Ефимовский. — Видимо, я не готов ещё обменять холостяцкую вольницу на радости семейного счастья.

Анненков вздохнул, опустив ресницы.

— Нынче вечером я буду у Гагариных. Не желаешь пойти со мной? — поинтересовался он.

— Мне казалось, что ты не больно-то жалуешь общество Полины Андреевны? — заметил Ефимовский.

— Поверь, Mon cher ami, меня влечёт туда отнюдь не Полина Андреевна. Я нынче обедал у них и виделся с Ириной. Как быстро милые девочки взрослеют, — рассматривая ногти на руках, тихо заговорил он, — проходит год, другой и они становятся хорошенькими барышнями.

— Неужели? — рассмеялся Андрей. — Готов побиться об заклад, что это ненадолго.

— Ежели бы ты только видел её, — возвёл очи к потолку Анненков.

В ответ на это Ефимовский лишь иронично вздёрнул бровь, всем своим видом показывая, что Борису не удалось его провести, и он прекрасно понимает его состояние. О влюбчивости князя Бориса у них в полку ходили анекдоты. То он увлекался хорошенькой танцовщицей из балета, то предметом его страсти становилась гордая дочь свободного племени, то какая-нибудь барышня по нескольку дней не выходила у него из головы, то он избирал своей возлюбленной даму замужнюю и волочился за нею, иногда, впрочем, не без успеха. Оттого Андрей и предположил, что княжна Ирина Гагарина всего лишь очередное увлечение, которое пройдёт так же быстро, как началось.

С лёгкой руки Бетси mademoiselle Ракитину весьма охотно приняли в доме княгини Гагариной. Поскольку в нынешнем сезоне Полина Андреевна тоже была озабочена поисками супруга для единственной дочери Ирины, то связанные общими интересами Ракитины и Гагарины стали очень дружны между собой. У Марьи Филипповны никогда не было близкой подруги, и она нашла её в лице Ирины.

Ирину Гагарину вряд ли можно было назвать классической красавицей. Княжна обладала лёгким смешливым нравом, приятной наружностью, но самым главным её достоинством являлось огромное приданое, что она, будучи единственной наследницей, могла принести будущему супругу. Оттого, где бы она ни появилась, её всегда окружало множество поклонников, добивающихся её расположения. Из всех молодых людей, составляющих её окружение, сама княжна выделала лишь одного, князя Анненкова, о чём и поведала Марье Филипповне, преодолев своё смущение и страстно желая поговорить о предмете своих девичьих грёз. В ответ на откровенность княжны Ирины, Марья тоже поделилась своей маленькой сердечной тайной. Отныне, связанные друг с другом общими тайнами и разговорами, девушки находили огромное удовольствие в общении между собой.

Елена Андреевна не могла нарадоваться тому, что её дочь так коротко сошлась с известной и уважаемой в столице семьёй. Куда бы отныне не выезжали Гагарины, княгиня Полина неизменно приглашала своих новых друзей сопровождать её. Благодаря этой дружбе перед Ракитиными открывались двери в те дома тех людей, где раньше их никогда бы не приняли.

В гостеприимный дом Полины Андреевны mademoiselle Ракитина приезжала едва ли не каждый день. У Ирины и Марьи всегда находились какие-то общие дела и секреты, а княгиня не стала препятствовать этой дружбе, как только поняла, что Марью нисколько не интересует князь Анненков, а Борис, в свою очередь, совершенно равнодушен к чарам провинциальной красавицы.

Бывая на званых вечерах и светских раутах, Марья Филипповна несколько раз замечала в числе гостей графа Ефимовского, но с того памятного для неё вечера в театре, он ни разу более не посмотрел в её сторону. Ей стало казаться, что она выдумала себе тот вечер, что ей привиделось то, как он на неё смотрел. Не спуская с него тоскующего взгляда, она тщетно в своих мыслях умоляла его обернуться. Всецело поглощённая своими чувствами, она не замечала того, что слишком явно выказывает Ефимовскому своё предпочтение. Но, увы, её увлечённость красавцем графом не осталась незамеченной остальными.

В ненастный морозный день конца ноября в Петербурге выпал первый снег. После долгой прогулки в Летнем саду княжна Ирина и Марья Филипповна приехали в дом на Большую Морскую. Замёрзшие, но бодрые с мороза, девушки весело переговариваясь, направились в гостиную, где расторопная прислуга по приказу княгини, уже накрывала стол к чаю. К девушкам присоединился кузен княжны Николай. С некоторых пор Шелехов стал весьма внимателен к подруге своей кузины. Приданое mademoiselle Ракитиной, бесспорно, не было столь же велико, как у княжны Гагариной, но вполне могло поправить его дела. Ирина Александровна взялась разливать чай. Она как раз наливала обжигающе-горячий напиток в чашку Николя, когда вошёл дворецкий и доложил, что пожаловал с визитом князь Анненков и граф Ефимовский.

Глаза Ирины радостно заблестели. Передав чашку кузену, княжна поправила шаль, дотронулась до завитых локонов и вопросительно взглянула на Марью, как бы спрашивая её, хороша ли она нынче? Mademoiselle Ракитина рассеянно улыбнулась в ответ и тотчас повернулась к дверям, ожидая, когда в гостиной появится тот, о ком грезила вот уже второй месяц.

Лакей широко распахнул обе створки двери, впуская офицеров, и затворил за ними двери. Николай поднялся со стула, приветствуя молодых людей, Борис пожал протянутую ему руку Шелехова, прикоснулся губами к ручкам дам, собравшихся за столом, задержав тонкие пальчики Ирины в своей ладони немного дольше того, чем то допускали приличия и поспешил представить своего Николаю и Марье Филипповне. Когда же очередь дошла до mademoiselle Ракитиной, Марья забыла, как дышать, когда Ефимовский склонился над её рукой.

— Рад знакомству, mademoiselle, — равнодушно обронил он, усаживаясь на единственный свободный стул подле неё.

Ирина вернулась к своим обязанностям хозяйки. Позвонила и велела принести ещё два прибора. Пока княжна, смущаясь и краснея под пристальными взглядами Анненкова, разливала чай для только что подошедших гостей, Марья, после некоторого замешательства, наконец, пришла в себя. Ефимовский не собирался поддерживать разговор с ней, и она не зная, как привлечь его внимание, попросила графа передать ей розетку с вареньем. Андрей Петрович как-то странно взглянул на неё, протянул руку к розетке и поставил её перед девушкой, после чего вновь повернулся к Николаю и Борису, оживлённо спорившим о преимуществах, что имеет гвардия перед армией. Марья Филипповна не поняла значения его взгляда, но испытала странное беспокойство.

Она предприняла ещё одну попытку, улучив момент, когда Ефимовский случайно повернулся в её сторону, и заговорила с ним:

— Мы с вами уже встречались, — робко улыбнулась она.

— Не припомню, — коротко обронил Ефимовский.

— В театре, — ощущая, как покраснели щёки и уши, произнесла она.

— Возможно, — прищурился Андрей Петрович, разглядывая её пламенеющее румянцем лицо. — Увы, сударыня, я не могу помнить о всех барышнях, посещающих театры, — усмехнулся он.

Марья хотела напомнить ему, что это была опера "Иван Сусанин" и что он сидел в соседней ложе, но подняв голову и встретившись с ним взглядом каким-то безошибочным чутьём угадала, что он прекрасно всё помнит, но по каким-то причинам не желает продолжить знакомство.

— Вероятно, я ошиблась, — пробормотала она.

— Ошиблись в чём? — тихо поинтересовался Андрей, против воли вступая с ней в разговор.

— Может быть, это были не вы, а кто-то очень похожий на вас, — ещё более смутившись, отвечала она.

— Возможно, mademoiselle, — равнодушно отвечал он, вновь поворачиваясь к горячо спорящим Борису и Николаю.

Шелехов недавно получил назначение, но, увы, не в гвардию, как того страстно желала его маменька, а в армию, но несмотря на то, был страшно горд сим фактом, потому рьяно отстаивал свою точку зрения о том, что не видит никаких особых различий между гвардией и армией. Единственное предназначение и армии, и гвардии служить отечеству и Императору, а потому — это уравнивает и гвардейских и армейских офицеров. Анненков снисходительно улыбался в ответ на эту пылкую речь, чем вызвал ещё большую горячность Николая.

Желая привлечь на свою сторону женское общество, Шелехов обратился к барышням:

— Вот вы, Марья Филипповна, кого бы предпочли гвардейского или армейского офицера? — уставился он на неё блестящими тёмными глазами.

— Я? Мне, право слово, всё равно, — смутилась Марья. — Лишь бы человек хороший был, — опустила она ресницы.

— А я выбрала бы гвардейского офицера, — сияющими глазами глядя на Бориса, отвечала княжна Ирина.

Ефимовский улыбнулся уголками губ, чуть повернувшись к mademoiselle Ракитиной:

— Отчего-то мне кажется, что Марье Филипповне более всего по душе уланы, — тихо обронил он.

Никто не услышал его, кроме Марьи, но ей и этого оказалось довольно. Она не понимала, каким образом грязные слухи о ней из уезда докатились до столицы, но только так она могла объяснить себе причины его холодности, после тех пылких взглядов, коими он одаривал её в театре. А теперь ещё и эта фраза, окончательно хоронившая все её надежды.

Понимая, что не высидит в его обществе более ни минуты, Марья Филипповна сделал попытку встать со стула, и удивлённо охнула, когда мужская рука железной хваткой удержала её запястье под столом, принуждая остаться на месте.

Она опустила голову, глядя на его пальцы в белой перчатке, сжимающие её руку поверх кружевного манжета платья.

— Отпустите, — шёпотом попросила она.

Ефимовский отрицательно качнул головой, не поворачиваясь к ней лицом.

— Правда глаза колет? — тихо спросил он.

— Я не знаю, какую правду вы имеете в виду, — огрызнулась Марья. — Мы с вами незнакомы, ваше сиятельство. Не знаю, каких гадостей вам наговорили обо мне…

— Стало быть, вы признаёте, что есть о чём говорить, — усмехнулся Ефимовский.

Марья промолчала. Его пальцы сжались ещё сильнее, будто он хотел раздавить её запястье. Девушка чуть поморщилась, и вновь попыталась вырвать свою руку.

— Какое вам дело до того? — чувствуя приближение слёз, и злясь на себя за эту слабость, прошипела она.

— Мне? Никакого, — выпустил, наконец, её запястье Ефимовский. — Мне нет дела до вас, mademoiselle. Я не подбираю объедки за другими, — брезгливо встряхнул он кистью руки.

Марья поднялась из-за стола и, улыбаясь дрожащими губами, обратилась к княжне Гагариной:

— Ирэн, мне уже пора, — указала она глазами на дверь. — Рада была знакомству, ваше сиятельство, — язвительно добавила она, глядя на Ефимовского.

Граф учтиво наклонил голову, поднялся со стула и отступил в сторону, освобождая ей проход к дверям гостиной. Княжна Ирина, зная о сердечных тайнах своей подруги, недоумённым взглядом проводила её, и, опомнившись, когда Марья уже ступила на порог, устремилась ей во след.

— Я не понимаю, Мари. Это же Ефимовский! Отчего ты уходишь уже?

— После, — давясь слезами, прошептала Марья. — Я после тебе скажу.

Торопливо коснувшись поцелуем щеки Ирины, mademoiselle Ракитина поспешила в переднюю.