Глава 49

Простившись по обыкновению с Радой, Куташев спустился с крылечка и уж поставил одну ногу в сани, запряжённые тройкой гнедых, когда его окликнули.

— Не спеши, гаджо! — насмешливо улыбаясь, вышел из-за угла дома Шандор.

Молодой цыган остановился в нескольких шагах, окинул князя презрительным взглядом и сплюнул себе под ноги.

Куташев замер около саней, ожидая продолжения. Не спроста же его окликнули, не спроста назвали презрительным прозвищем, принятым у цыган по отношению к тем, кто не принадлежал к их племени.

— Говори, чего хотел, — не сдержался Николай, посчитав, что молчание Шандора больно затянулось.

— Я-то скажу, — подобрался цыган, глядя на него исподлобья. — Не зачем тебе к Раде ездить, голову ей морочить. Моя она, и Баро наш добро на свадьбу дал.

— Вот оно что, — ухмыльнулся Куташев. — Так это не тебе, а Раде решать, — повернулся он спиной к цыгану, собираясь покинуть табор.

Шандор в два шага настиг его и остановил, положив руку на плечо.

— Вот, что я тебе ещё скажу, князь. Любопытно мне, знает ли Рада о том, что у тебя жена и сын есть?

— Знает, — прищурился Куташев, скидывая ладонь Шандора с плеча.

— А княгиня твоя знает, где ты ночи проводишь? Хотел было я ей рассказать сегодня, с самого утра у дома твоего кругами ходил, надеялся увидеть. И увидел, — усмехнулся цыган, — да только подойти не успел. Вышла, вся в соболя укутанная, до моста дошла, оглянулась и извозчика остановила. Тут-то мне любопытно стало, к чему это княгине, при собственном выезде наёмного извозчика останавливать? — перевёл дух Шандор.

Куташев промолчал. Не дождавшись от князя реакции на свои слова, цыган продолжил.

— Хорошо, что воскресенье нынче, народу на улицах видимо невидимо, а то упустил бы я эти санки, — засмеялся Шандор. — Доехала твоя жена до Английской набережной, — не отводя взгляда от лица Куташева, продолжил Шандор. — Вижу, что знаком тебе сей адресок, — хмыкнул, он, заметив, как дернулась щека Николая. — Ты бы, князь лучше за своей женой приглядывал, чем к чужим невестам по ночам ездить, — презрительно бросил цыган.

— Лжёшь! — выдохнул Куташев, хватая наглеца за отвороты овчинного полушубка.

— Зачем мне лгать, да и откуда мне знать-то, что полюбовник твоей жены на Английской набережной живёт?

Не помня себя от гнева Николай встряхнул зарвавшегося цыгана и отшвырнул в сугроб.

— Пёсье отродье, — брезгливо отряхнул он руки. — Ваша порода, только и умеет, что брехать без повода. Воровать да лгать без стыда и совести, вот всё, на что вы способны.

Смуглое лицо Шандора потемнело от прилившей к лицу крови. Тёмные глаза сверкнули убийственной яростью.

Пренебрежение князя, его слова о никчёмности жизни в цыганском таборе разожгли в душе пожар ненависти, что углями тлела уже довольно давно. Что он может знать о жизни? Отродясь не знал ни нужды, ни горя!

— А Рада ведь тоже из нашей породы, весь род пороча, ты и её заклеймил, — поднялся Шандор.

— А что мне Рада, — усмехнулся Куташев, — в дни скуки — отрада, да и обходится недорого.

Не помня себя от гнева, застившего разум, Шандор схватил пригоршню снега и бросил в лицо Куташеву.

— Щенок! — утирая рукавом шинели мокрое лицо, князь шагнул к застывшему посреди двора цыгану.

Довольно сильным ударом кулака по лицу Куташев сбил с ног довольно щуплого противника. Вторично поднимаясь на ноги, Шандор вытер кровь из разбитой губы, опустил руку и нащупал рукоятку ножа за голенищем сапога.

— Не попадайся мне более! Удавлю! — прошипел Николай.

— Не успеешь, гаджо, — бросил цыган, рванувшись вперёд.

Сначала Куташев почувствовал только удар в живот, а спустя мгновение острая невыносимая боль, пронзила его, заставив согнуться пополам. Цыган успел ударить его ещё раз, прежде, чем княжеский возница опомнился и кинулся к нападавшему, повиснув у него на плечах со спины. Вырвавшись и, оставив в руках княжеского слуги овчинный полушубок, Шандор бросился бежать. Кучер растерялся. Толи за цыганом бежать, толи к князю на помощь броситься? Крик зазнобы барина, выбежавшей из избы и упавшей подле князя на колени, развеял морок, что нашёл на слугу.

Отшвырнув цыганку в сторону, княжеский возница склонился над барином.

— К дому, Егор, — выдавил Куташев, побелевшими губами.

Душная тьма озарилась призрачным светом, монотонный голос нараспев бубнил, что-то над его головой. Куташев силился понять, где он. Боль, терзавшая его тело в последние несколько часов, отступила, он, словно воспарил над ней и над собой. Смутные видения, мелькавшие в воспалённом мозгу, нежданно приобрели чёткие очертания, вселив ужас и панику. Гроб, и он сам в гробу в окружении близких и друзей. Священник медленно обходит вокруг него, качается в руках кадило, распространяя вокруг удушливый аромат ладана, жар от огня, воск, стекающий с оплывших свечей. "Нет! Не хочу!" — воспротивилось происходящему всё его существо. Но, сколько бы не силился очнуться от кошмара, морок, сковавший его разум, волю и чувства, не желал отступать. Николай хотел закричать, но горло сдавило какой-то неведомой силой, и ни звука не вырвалось из плотно сомкнутых уст.

Для Марьи потянулись долгие ночные часы, отсчитываемые мерным качанием маятника в напольных часах. Свечи в канделябре оплыли, догорели и погасли одна за другой с тихим шипением, оставив в воздухе сизоватые дымные кольца. Очнувшись от дрёмы, княгиня с тихим стоном поднялась со стула, затекли шея и плечи, спина не разгибалась. Положив руку на поясницу и стараясь ступать неслышно, она приблизилась к окну и отодвинула портьеру. Светало. В утреннем сумраке лицо князя выглядело мертвенно-бледным. Страх ледяной дланью сжал сердце, Марья вернулась к постели и опасливо дотронулась до покрытого испариной лба супруга. Тёмные брови Николая сошлись на переносице, хриплый вдох показался чересчур громким. Испуганно отпрянув, княгиня запуталась в тяжёлой бархатной юбке и опрокинула стул, с грохотом рухнувший на непокрытый ковром участок паркета.

Длинные ресницы Николая затрепетали, и он открыл глаза.

— Маша, — выдохнул Куташев, — думал, помстилось вечор, — прошептал он, потрескавшимися сухими губами. — Воды, — попросил он.

Памятуя о наставлении Хоффманна, Марья Филипповна торопливо прошла к столу, смочила водой из графина носовой платок и, вернувшись, приложила к его губам мужа. За спиной тихо скрипнув отворилась дверь, на порог ступила Софья. Тёмные глаза княжны, обрамлённые синеватыми кругами, на бледном лице казались огромными.

— Ступайте, я подменю вас, — вымолвила она, приблизившись к невестке и дотронувшись до её плеча.

Появление золовки оказалось, как никогда кстати. Менее всего Марье хотелось нынче говорить с супругом, да и что сказать ему, она, видит Бог, не знала. Обвинять в неверности? Но разве сама она накануне не предавалась запретной страсти в объятьях любовника?

Оставив Николая на попечении сестры, Марья, не оглядываясь удалилась в свои покои. Бесшумно закрыв за собой дверь, тяжело привалилась к ней спиной и сползла на пол. Защипало в глазах, слёзы покатились по щеках. Шмыгнув носом, княгиня затряслась в рыданиях, закрыв лицо ладонями.

Горничная попыталась поднять её, но Марья Филипповна оттолкнула её, упала ничком и зашлась истеричным плачем.

— Господи, Боже, — застыла над ней девка в полнейшей растерянности.

Захлёбываясь слезами, собственным страхом, гнетущим чувством вины, Марья не слышала ничего. Заглушила истерику холодная вода, коей её окатили. Отведя с лица мокрые пряди, княгиня подняла голову, встретившись взглядом с выцветшими голубыми глазами Анны Кирилловны. Старуха передала горничной пустой графин и нагнулась, помогая подняться.

— Слезами горю не поможешь, — сурово поджав губы, молвила пожилая дама, вытирая лицо Марьи белоснежным носовым платком. — Вам надобно отдохнуть и набраться сил, — продолжила она. — Тяжко нынче придётся, шепотки по столице пойдут, слетятся, аки вороньё на падаль, — нелестно отозвалась она о любителях позлословить на чужой счёт.

Ежели бы не чувствовала такой опустошающей усталости, ежели бы не страх и раскаяние в недостойных мыслях, что нахлынули, едва пришло понимание, насколько тяжело ныне положение Николя, Марья, наверное, рассмеялась бы в ответ на гневную тираду madame Олонской, поспешившей заклеймить городских сплетников, тогда, как сама редко отказывала себе в удовольствии позлословить о других.

— Были бы вы Николя хорошей женой, не пришлось бы нынче слёзы лить, — продолжая ворчать, Анна Кирилловна обошла комнату, цепким взглядом окидывая каждую мелочь, попадавшуюся ей на глаза.

— Вы ведь знаете, где он был! Отчего меня вините во всём? — не сдержала Марья недовольства несправедливыми упрёками.

— И по чьей же милости он к цыганской потаскухе ездить стал? — отозвалась madame Олонская, смерив княгиню Куташеву гневным взглядом. — Не надобно считать меня выжившей из ума старухой, я всё вижу и всё примечаю, — добавила она укоризненно.

Анна Кирилловна удалилась с видом оскорблённо королевы. Оставшись наедине с горничной Марья Филипповна с её помощью избавилась от намокшего бархатного платья. Глядя вслед Дуняше, уносившей платье, княгиня горько усмехнулась. Подумать только, какое нелепое совпадение, надев траурное одеяние, она едва не стала вдовой. Княгиня забралась в постель, натянула до подбородка пуховое одеяло и закрыла глаза, но поспать ей не удалось. Спустя всего полчаса, горничная вернулась и застыла у кровати заламывая руки.

— Ваше сиятельство, — прошептала она, убедившись в том, что барыня не спит, — там урядник пожаловал, желает непременно говорить с вами.

Марья нехотя поднялась и жестом велела подать капот. Туго затянув пояс, княгиня провела пуховкой по лицу и отправилась в гостиную, где её ожидал для беседы полицейский чин. При её появлении коренастый широкоплечий полицейский урядник с намечающимся животом, повисшим над ремнём, поднялся с кресла, и неловко поклонился.

— Ваше сиятельство, сочувствую вашему горю, но вынужден задать вам несколько вопросов, — начал он.

— Задавайте ваши вопросы, — устало вздохнула княгиня, усаживаясь на диван.

Урядник прошёлся по комнате, собираясь с мыслями.

— На вашего супруга напали вчера вечером в цыганской слободке. По словам вашего кучера, нападавший один из обитателей табора.

— К чему вы рассказываете мне о том? — потёрла виски кончиками пальцев Марья Филипповна.

— Ваш возница описал нападавшего. Я опросил и другую вашу прислугу, и дворецкий сказал, что днём он видел человека, подходящего под описание преступника, около вашего дома.

— Всё одно, я решительно не понимаю, каким образом могу вам помочь? Я не знакома с цыганами из табора и вряд ли могу быть вам полезной в вашем расследовании, — раздражённо отозвалась княгиня.

— Скажите, вчера вы отлучались из дома? — осведомился он, пристально глядя в глаза княгине Куташевой.

— Да, я отлучалась, — кивнула Марья. — Что из того?

— Ваш дворецкий утверждает, что человек, наблюдавший за домом, последовал за вами, а спустя всего три часа, на вашего супруга напали. Вы не находите подобное совпадение довольно странным?

— Я не понимаю, о чём вы говорите! — рассердилась княгиня, поднимаясь с дивана.

— Полагаю, что нападение на вашего супруга неслучайно.

— Послушайте, господин урядник! — вспылила Марья. — Вы сами сказала, что Егор, наш кучер, стал свидетелем нападения на Николая Васильевича, вот ему и задавайте ваши вопросы. Прошу вас оставить меня, коли вам более нечего мне сказать.

— Напрасно, ваше сиятельство, вы не желаете помочь расследованию. По словам вашего кучера, в слободке проживает некая девица, которую князь навещал время от времени, — невозмутимо продолжил полицейский чин.

— Я не вижу, коим образом, похождения моего супруга могут быть связаны со мной, — застыла посреди комнаты Марья.

— Но как же, Марья Филипповна! — воскликнул урядник. — Ревность — весьма серьёзный мотив для убийства!

— Ревность, — недоумённо произнесла Марья, — убийство. Экая у вас фантазия богатая, — усмехнулась княгиня.

— Я полагаю, что вы знали о том, что князь… — замялся полицейский, — неверен вам, — продолжил он после заминки, — и сговорились с тем цыганом с тем, дабы он убил вашего супруга.

— Чушь! — заявил с порога князь Анненков, входя в гостиную. — Простите, господин урядник, но ваше предположение совершенно абсурдно.

Вслед за Борисом в комнату вошла Ирина и устремилась к княгине Куташевой, поспешив заключить её в объятья.

— Вместо того, чтобы заниматься поисками преступника, вы возводите напраслину на несчастную ни в чём не повинную женщину! — прогремел Анненков. — Я этого так не оставлю и непременно побеседую с вашим начальством.

— Простите, с кем имею честь разговаривать? — нисколько не смутился полицейский чин, внимательно оглядывая князя.

— Князь Анненков Борис Александрович, — представился Борис, — моя супруга, княгиня Ирина Александровна, — взглядом указал он на жену.

— Ваше сиятельство, — тотчас склонился урядник, — для меня большая честь свести знакомство с вами, и с вами, сударыня, — поклонился он княгине Анненковой.

В ответ Ирина Александровна смерила урядника уничижительным взглядом, удостоив лишь чопорным кивком.

— Фёдор, — позвал дворецкого Борис, — проводи господина урядника.

Служителю закона ничего более не оставалось, как только откланяться, коль его выпроводили из дому столь бесцеремонным образом, но возражать князю Анненкову он не осмелился. У Бориса Александровича имелись весьма обширные связи в различных кругах, и памятуя, о его обещании довести до начальства сведения о его чрезмерном служебном рвении, урядник решил, что не стоит рисковать карьерой, а с княгиней Куташевой он сможет побеседовать и в другой раз, когда рядом с ней не будет столь влиятельной особы.

— Как вы узнали? — шёпотом поинтересовалась Марья, провожая взглядом приземистую фигуру полицейского.

— Ефимовский утром приехал к нам с известием о Николя, — также тихо отозвалась Ирина.

— Андрей? — удивилась княгиня Куташева.

— Ему Софья прислала записку, — отвечая на невысказанный вопрос, промолвила княгиня Анненкова. — Andre с нами приехал, он попросил его проводить к Николя.

— Он сейчас у него?! — испугалась Марья. — Я должна идти, — отстранилась она от Ирины.

— Не спеши, — удержала её за руку княгиня Анненкова.

— Ты не понимаешь…

— Понимаю, — тяжело вздохнула Ирина Александровна, присела в кресло и расправила широкие юбки. — Я знаю, ты всегда любила Андрея, и признаться честно, я надеялась, что он сделает тебе предложение ещё в твой первый столичный сезон, но этого не случилось. Неужели думала, что вашу связь удастся сохранить в тайне? Мари, утаить в Петербурге подобное невозможно.

Марья Филипповна опустилась в кресло напротив подруги.

— Я… старалась быть осторожной, — едва слышно вымолвила она.

— Не понимаю, зачем ты ответила Николаю согласием, — укоризненно покачала головой Ирэн.

— Тебе не понять того, — отвела взгляд Марья Филипповна.

— Возможно. Возможно, мне не понять, ибо, как можно… как можно, Мари?

— Видимо, можно, — глухо отозвалась Марья. — Право, я не знаю, что мне делать теперь? — промокнула она увлажнившиеся глаза носовым платком. — Мне так тяжело, я запуталась, — прерывающимся шёпотом поведала она.

— Ты должна объясниться с Andre. Это должно закончиться. Твой муж при смерти, тебе о нём думать надобно, а не…

— Замолчи! — в сердцах воскликнула Марья Филипповна. — Для меня расстаться с Andre всё одно, что сердце из груди вынуть.

— Надобно было соглашаться на его предложение тогда, когда ты могла выбирать, ныне у тебя нет выбора, — помолчав некоторое время, добавила Ирина. — Николя не заслуживает, чтобы его обманывали, да ещё так жестоко. Они всегда были друзьями, все трое, Николай, Андрей, Борис. Ты встала между ними, стала причиной ссор и раздоров. Борис весьма переживает о том. Ему так трудно принять чью-либо сторону, ведь она никогда не делал различий между твоим мужем и Ефимовским.

Ответить Марья Филипповна не успела. В гостиную вернулся Борис вместе с Андреем. Оба выглядели расстроенными.

— Скверное дело, — тихо отозвался Ефимовский.

Марья вздрогнула, ведь Андрей наверняка знал, о чём говорил.

— Мари, он зовёт вас, — подошёл к дамам Борис.

Марья поднялась, в дверях обернулась, бросив последний взгляд на скорбно молчавшую троицу и поспешила наверх в покои супруга. Перед дверью она немного помедлила, собираясь с мыслями и переступила порог. При её появлении Софья отошла от изголовья кровати брата и, наградив невестку предостерегающим взглядом, вышла.

— Вы звали меня? — опустилась на стул Марья.

— Нам надобно объясниться, — каждое слово давалось Куташеву с огромным трудом. — Я не питаю иллюзий и вероятно дни мои сочтены, — продолжил он.

— Вы поправитесь, — нащупала Марья Филипповна его ладонь, безвольно лежащую поверх одеяла.

Николай усмехнулся, но тотчас скривился.

— Я желал бы внести кое-какие изменения в завещание, — произнёс он. — Распорядитесь, чтобы пригласили моего поверенного, но прежде, я бы хотел сказать вам о том, что заставило меня сделать вам предложение, несмотря на то, что я узнал о вас.

— Что вы узнали обо мне? — помертвевшими губами прошептала Марья.

— Я знал, что вы в тягости от Ефимовского, когда делал вам предложение, — отвёл взгляд Николай. — Когда Софье было десять лет, она заболела заушницей, и я заразился от неё. Перенесённое заболевание лишило меня возможности стать отцом, когда бы то ни было. Узнав о вашем положении, я воспользовался единственным доступным способом обзавестись наследником, — длинная фраза совершенно лишила его сил.

— Вы знали, — поражённо вымолвила Марья.

Николай прикрыл глаза, едва заметно кивнул.

— Я страшно виноват перед вами, Мари. Пытаясь устроить собственные дела, я нисколько не задумывался о вас, о ваших чувствах, мало того, я полагал, что со временем вы смиритесь со своим положением, но, увы, того не случилось.

— Меня тогда поразила ваша настойчивость и, признаться, напугала… — отозвалась Марья. — Но вы говорили о завещании…

— Теперь, когда вам всё известно, я хочу, дабы Мишель стал продолжателем рода, потому попрошу вас сохранить в тайне всё, что связано с его происхождением. Ефимовского я просил о том же, и Андрей поклялся, что не станет предъявлять отцовских прав, в случае моей смерти.

Марья прерывисто вздохнула и закрыла глаза. Разум никак не желал воспринять того, о чём ей поведал супруг.

— У меня нет оснований доверять вам, Мари, — продолжил Николай. — Вы довольно часто лгали мне, потому, дабы вы не слишком торопились примерить вдовье одеяние, я просил Андрея позаботиться о Софье. После моей смерти они обвенчаются, — закончил он.

— О, — только и смогла вымолвить Марья.

Он всё предусмотрел! Всё! Даже его смерть не сделает её свободной от него. Какая злая ирония! Какая жестокая, изощрённая месть, прикрытая добрыми намерениями! Конечно, Андрей согласился, когда так умело сыграли на его чувстве вины. Чувство жалости, что она испытывала к супругу, сменилось слепящей ненавистью. Марья выпустила его ладонь и поднялась.

— Я распоряжусь, чтобы послали за вашим поверенным, — сухо обронила она.

— Вы ненавидите меня сейчас, ma сherie, — грустно усмехнулся Куташев. — Понимаю, но поступить иначе я не могу. Состояние Куташевых слишком лакомый кусок, и найдётся немало желающих воспользоваться случаем. Кроме того, я хочу быть уверенным в том, что Софья не останется ни с чем.

— А как же я? — остановилась на пороге комнаты Марья. — Обо мне вы подумали?

— С вашими способностями, Мари, вы сумеете прекрасно утроиться после моей смерти. Я в том нисколько не сомневаюсь.

— Мне остаётся только молиться о вашем скорейшем выздоровлении, — процедила княгиня, закрывая за собою двери.

— Я и надеяться не смел… — пробормотал Куташев, глядя на закрытую дверь.

Загрузка...