Fatal amour. Искупление и покаяние

Глава 52

С самого дня приезда в Полесье Марьей Филипповной овладела тоска по ушедшим дням, ей ещё более захотелось вернуть всё то, что казалось давно утраченным и забытым. Удивительная вещь память. Она хранит, как светлые, так и скорбные моменты нашей жизни. В нашей памяти мы можем вновь и вновь возвращать дорогие сердцу воспоминания, ещё раз почувствовать восторг или радость. Пускай эти чувства уже будут не так сильны, как в первый раз, но всё же это так приятно! Марья Филипповна возлагала немалые надежды на званый обед, устроить который надумала, будучи в гостях у Урусова. Ей представлялось, что стоит собрать всех тех, кто олицетворял её воспоминания по славным ушедшим дня, и вернётся былая лёгкость, счастье, что она ощущала тогда. Но, увы, со временем всё меняется, переменились и те, кого она так жаждала увидеть.　

Давний поклонник Марья Филипповны Поль Василевский не скрывал радости от встречи с предметом своих юношеских грёз, но их отношения уже не были прежними, а потому оба испытали неловкость и странное ощущение безвозвратной потери. К тому же супруга генеральского сына всячески старалась напомнить, что Павел Алексеевич отныне человек женатый и ему, конечно же, не пристало волочиться за замужней дамой.　

Только дядюшка Марьи Филипповны и старый генерал Василевский, казалось, не замечали некоторой скованности и наслаждались обществом друг друга. Будучи страстными охотниками, они без труда нашли тему для разговоров и с жаром обсуждали былые охотничьи удачи и промахи.　

Кроме генерала и Калитина никто, казалось, более не испытывал радости от встречи. Беседа за столом протекала вяло, говорили на отвлечённые темы, обсуждали раннюю весну и хорошие перспективы для будущего урожая. Софья Васильевна к беседе прислушивалась с нескрываемым интересом, вызванным скорее не предметом разговора, а пространственными рассуждениями князя Урусова. Илья Сергеевич считал, что давно пора перестать жить исключительно сельским хозяйством и пора найти иные способы вложения капитала. Урусов собирался построить кирпичный завод. Москва беспрестанно строилась, расширялась, и ныне строительные материалы пользовались довольно большим спросом. Марье Филипповне сие было скучно и неинтересно, впрочем, её настроение разделяла и младшая madame Василевская. Прослышав о скандальных обстоятельствах, при которых князь Куташев получил ранение, жена генеральского сына изнывала от любопытства.　

— Я слышала, ваш супруг уехал в Европу на лечение? — Осведомилась она, воспользовавшись паузой, возникшей в разговоре.　

— Увы, Nicolas ещё не совсем оправился после ранения, и доктор рекомендовал ему лечение на водах, — вздохнула княгиня Куташева.　

— Я всегда придерживалась мнения, что в столичном обществе позволяют себе слишком много вольностей, — заметила нравоучительным тоном madame Василевская, намекнув на скандальные обстоятельства, и изрекла, подняв кверху указательный палец: — добродетель всегда будет вознаграждена, тогда, как порок всегда будет наказан.　

— Смотря, что считать добродетелью, — тихо заметила Софья. — И уж точно злословие таковой не является, — княжна опустила ресницы, глядя в тарелку.　

— Вы совершенно правы, Софья Васильевна, — поддержал её князь Урусов и с усмешкой глянул на супругу Павла Алексеевича: — не судите, да не судимы будете.　

Благодарная за нежданную поддержку, княжна одарила Урусова ласковым взором, a madame Василевская стушевалась и умолкла.　

После сытного, но скучного обеда гости и обитатели усадьбы разделились по интересам. Калитин и генерал уединились в курительной комнате, продолжив беседы об охоте, Елена Андреевна и генеральша пожелали перебраться в гостиную, где в этот довольно жаркий майский день сохранялась прохлада, а более молодое поколение изъявило желание совершить promenade по парку.　

Вскоре вся компания набрела на укромный уголок, где с толстой ветки старого дуба свешивались широкие качели. Марья Филипповна провела рукой по верёвкам, обратив внимание, что их не так давно заменили. Стало быть, садовник продолжал заботиться о её излюбленном местечке. Невольно взгляд её обратился к Василевскому. Видимо, и Поль вспомнил, как три года назад он, путаясь и заикаясь от волнения, на этом самом месте объяснился Марье Филипповне в своих чувствах. Василевский густо покраснел и отвернулся. Марья тяжело вздохнула и предложила пройти к пруду, где в жаркий день должно было быть прохладнее.　

Поль оживился и предложил дамам покататься на лодке. Его предложение приняли с восторгом, и чета Василевских вместе с Марьей Филипповной устремилась к пруду. Софья и Урусов остались наедине.　

Mademoiselle Куташева присела на широкое сидение с резной деревянной спинкой и оттолкнулась носком туфельки от земли. Урусов легонько подтолкнул качели.　

— Меня никто никогда не катал на качелях, — Софья зажмурилась от удовольствия и тихонько вскрикнула, когда качели взлетели довольно высоко.　

— Надобно непременно восполнить сие упущение, — отозвался Илья Сергеевич, прислонившись плечом к толстому корявому стволу дерева.　

— А ещё мне не дарили цветов, не писали стихов и не говорили комплиментов, — вздохнула княжна и усмехнулась. — Впрочем, я вас обманываю. В прошлом сезоне у меня появился поклонник, но, мне показалось, что его привлекло скорее приданое, чем моя скромная персона.　

— Вы себя недооцениваете, Софи, — Урусов покачала головой. — Вы умны, талантливы, говорить с вами мне в удовольствие. Иные признанные красавицы невообразимо скучны, тогда, как в вашем обществе время для меня летит незаметно.　

— Я не обладаю никакими талантами, — княжна грустно улыбнулась.　

— Марья Филипповна говорила, вы замечательно рисуете.　

— Вы говорили обо мне? — Софья удивлённо распахнула глаза.　

— Мне хотелось знать о вас больше, — смутился Урусов. — Ежели моё любопытство вам неприятно, я не стану более докучать вам.　

— Напротив, — Софья опустила ресницы, — но мне казалось, что… впрочем, сие совершенно не важно, — она попыталась остановить качели.　

Илья Сергеевич поймал резную спинку качелей и остановил их, помогая Софье спуститься. Mademoiselle Куташева держалась за верёвку и, когда рука князя легла поверх её ладони, затянутой в митенку, она совсем стушевалась, но руки не убрала. Приятно было ощущать тепло мужской руки на своих пальцах, вдыхать лёгкий аромат кёльнской воды, даже сердце забилось сильнее обыкновенного от подобной близости.　

— Что вам казалось, Софи? — Тихо спросил Урусов, не отводя внимательного взора тёмных очей.　

— Пустяки, — пробормотала Софья, — всему виной моя мнительность.　

— Вы решили, что я принял приглашение Марьи Филипповны, потому как желал увидеться именно с ней? — Илья Сергеевич усмехнулся.　

Mademoiselle Куташева промолчала, но её ответа и не требовалось вовсе. Все её мысли легко читались на смущённо алеющем лице.　

— Полно, Софи. Я уже сказал вам, что вы себя недооцениваете. Не скрою, было время, и я увлёкся Марьей Филипповной, но это было давно. Нынче брат Марьи Филипповны женат на моей сестре, и с ней мы не более чем родственники и добрые соседи.　

— А ежели Наталья Сергеевна не вышла бы за Сергея Филипповича? — Софья подняла голову, осмелившись взглянуть в глаза Урусову.　

— Сие ничего бы не переменило, — со вздохом сказал Урусов. — Беспрестанно стучаться в запертые двери не имеет смысла, насильно мил не будешь.　

— Да, это верно, — Софья осторожно высвободила свою ладонь. — Не всегда наши чувства взаимны, но, прошу вас, вернёмся к остальным.　

— Простите, ежели обидел вас чем-то, Софи, — с этими словами князь предложил ей руку.　

По аллее они шли молча, вскоре послышался скрип уключин и плеск вёсел по воде. Обогнув живую изгородь, Софья и Илья Сергеевич спустились к пруду. Посреди водной глади покачивалась большая лодка. Порывом ветра с головы Марьи Филипповны сдуло шляпку, и ныне её уносило к противоположному берегу. Василевский, пытаясь веслом достать изящное творение, приподнялся в лодке и, не удержав равновесия, упал в воду, подняв мириады брызг и вызвав лёгкую волну. Княгиня Куташева громко рассмеялась:　

— Павел Алексеевич, право слово, не надобно было, — улыбнулась Марья Филипповна. — Плывите же к берегу.　

— А как же вы? — Василевский вынырнул из воды.　

— Я сама справлюсь, — ответила княгиня, дотянувшись до вёсел.　

Супруга Василевского не проронила ни слова, но даже на расстоянии было видно, сколь она недовольная происходящим.　

Урусов шагнул на деревянный причал и подал руку генеральскому сыну.　

— Павел Алексеевич, хорошо бы вам обогреться и обсушиться, — озабоченно произнёс он.　

— Ох, и холодна водица, — стуча зубами, Василевский выбрался с помощью князя на дощатый настил и обхватил себя руками.　

Марья Филипповна, закусив от усердия губу, пыталась справиться с тяжёлой лодкой.　

— Софи, — обратилась она к золовке, — проводите Павла Алексеевича и скажите, что я велела, дабы ему бренди подали, и пускай что-нибудь из одежды Сержа подберут.　

— Идёмте, Павел Алексеевич, — обратилась Софья к Василевскому.　

Кивнув, Поль последовал за девушкой. Когда они удалились на значительное расстояние, Василевский прерывисто вздохнул и пробормотал:　

— Марья Филипповна всегда умела меня дураком выставить.　

Софья остановилась, окинув трясущегося в ознобе молодого человека насмешливым взором:　

— Почему бы ей не делать того, коли вы позволяете?　

— Вы правы, Софья Васильевна, — Поль стушевался. — Никогда не мог перечить ей.　

— Мне жаль вас, — тихо заметила mademoiselle Куташева. — Вы всего лишь ещё один предмет в её коллекции. Порою мне кажется, что мой брат сделал правильный выбор, уж больно они с Марьей Филипповной нравом схожи, — разоткровенничалась княжна, но спохватившись, умолкла.　

Ныне в ней говорила обида, оттого и сорвались с уст злые завистливые слова. Столько достойных мужчин добивались расположения княгини Куташевой, а она лишь играла ими, как кошка с мышками.　

— Не больно-то вы свою невестку любите, — хохотнул Василевский, с интересом разглядывая княжну. — Дайте, угадать попробую, — протянул он. — Не иначе Марья Филипповна ваших поклонников к себе переманила.　

— Некого переманивать, — сердито отозвалась Софья.　

Завидев дворецкого, взирающего на её спутника в немом изумлении, mademoiselle Куташева ускорила шаг и поспешила передать распоряжение Марьи Филипповны. Подумав немного, добавила от себя, чтобы отослали кого-нибудь к пруду, помочь с лодкой.　

Илья Сергеевич наблюдал за княгиней Куташевой, стоя на причале и сложив руки на груди. Мало-помалу усилия Марьи Филипповны увенчались успехом, и лодка почти достигла берега. Вскоре подоспел слуга и, зацепив лодку багром, подтянул её к мосткам. Князь Урусов помог дамам выбраться на причал. Подобрав юбки, madame Василевская одарила недобрым взглядом княгиню Куташеву и устремилась к дому, оставив её наедине с князем Урусовым.　

Несмотря на то, что Марье Филипповне едва хватило сил выгрести с середины пруда к причалу, выглядела она очень довольной.　

— Вы ведь нарочно уронили шляпку, — усмехнулся Урусов, предлагая ей руку.　

— Разумеется, — княгиня улыбнулась ему самой очаровательной улыбкой и процедила сквозь зубы: — я никому не позволю безнаказанно злословить о моей семье.　

— А Василевский всё также ради вас готов на любые безумства, — заметил Илья Сергеевич.　

— А вы? Вы более не готовы ради меня совершить что-нибудь скандальное или глупое? — Осведомилась княгиня, не скрывая иронии.　

— Те времена прошли, Мари. Помнится, ради вас я готов был и на глупость, и на подлость, — Илья Сергеевич вздохнул. — Мне жаль, что так вышло с Соколинским. Столько времени прошло, а я себе не могу простить его смерти.　

Марья опустила голову, разглядывая носки туфель, выглядывающие из-под подола платья.　

— Мы оба были неправы, Илья Сергеевич, — вздохнула она. — Меня оправдывает лишь то, что тогда я искренне верила в свою любовь к нему. Я в достаточной мере наказана за своё упрямство, — продолжила она, не дождавшись его ответа.　

— Вы сами выбрали свою судьбу, Мари, — отозвался Урусов. — Всё могло сложиться иначе…　

— Мне показалось, что вам понравилась княжна, — заметила Марья, не желая более говорить о прошлом.　

— Софи — удивительная девушка, — искренне ответил Илья Сергеевич.　

— Так сделайте же ей предложение, — шёпотом произнесла Марья, заглядывая ему в глаза. — Чего вы ждёте?　

— Видимо, и здесь у вас свой интерес имеется, — хмыкнул Урусов.　

— Ежели и так, — выдохнула Марья. — Она же нравится вам?　

— Я не отрицаю, но боюсь быть отвергнутым. Мне кажется, Софи влюблена в кого— то, и счастливчик сей вовсе не я.　

— Тот, в кого она влюблена, вряд ли ответит взаимностью на её чувства, — сердито отозвалась Марья.　

— Ефимовский, — догадался князь и пристально взглянул на княгиню: — Я виделся с Андреем Петровичем седмицу тому назад.　

— Стало быть, он здесь, — пробормотала Марья, вцепившись в рукав сюртука Урусова.　

— С огнём играете, Мари. В уезде ещё долго злословили о вас после вашего отъезда.　

— Мне людская молва не страшна.　

— Всех в пруду утопите? — Пошутил князь, помогая ей подняться по ступеням.　

— Именно так, — рассмеялась Марья.　

— Я думаю, стоит дождаться возвращения вашего супруга, а уж потом делать предложение княжне, — отбросив весёлость, произнёс Урусов.　

— Софи в состоянии сама принять решение, — парировала Марья. — Не медлите, Илья Сергеевич. Время нынче самое подходящее.　

— Я подумаю.　

День клонился к вечеру, когда гости стали разъезжаться из Полесья. Первыми уехали Василевские, за ними отправились Калитины, а последним усадьбу покинул князь Урусов. Уезжая, он долго прощался с княжной на крыльце особняка. Софья вернулась в гостиную сама не своя. Присев на краешек дивана, княжна уставилась невидящим взором на пламя свечей в канделябре, пальцы её пребывали в беспрестанном движении, перебирая складки платья и выдавая волнение.　

— Софи, вы чем-то встревожены? — Поинтересовалась Марья Филипповна, наблюдая за золовкой.　

— Что? — Очнулась княжна. — Вы меня о чём-то спросили?　

— Вас что-то тревожит? — Повторила Марья.　

— Нет-нет, вам показалось, — Софья покачала головой. — Я, пожалуй, прилягу. Устала очень, — она поднялась с дивана и поспешно покинула комнату.　

Вслед за золовкой и Марья Филипповна, пожелав матери доброй ночи, отправилась в свои комнаты. Известие о том, что Андрей здесь, неподалёку, взволновало её, лишило покоя и сна. В Полесье ей вновь прислуживала Милка, которую Ракитин привёз из Петербурга ещё зимой. Избавившись с помощью горничной от платья и облачившись в ночную рубашку, Марья присела к бюро, выдвинула ящик, достала бумагу и письменные принадлежности.　

Обмакнув перо в чернила, она замерла над чистым листом. Желание увидеться с Андреем пересилило осторожность и, откинув на спину непослушные волнистые локоны, княгиня Куташева принялась быстро писать:　

"Andre, Mon coeur, спешу сообщить тебе, что мы нынче находимся в Полесье. Не могу не думать о тебе всякую свободную минуту. Ты и только ты в моей душе, в моём сердце. Оно разорвётся от горя, коли я не смогу увидеться с тобой в самом скором времени. Завтра поутру я намереваюсь прокатиться верхом до Ракитино. Буду ждать тебя у моста. М.Ф."

Перечитав ещё раз записку, Марья велела Милке позвать Егорку. Младший брат её покойной горничной Настасьи был уже не сопливым десятилетним мальчишкой, но высоким стройным отроком, обещавшим в будущем стать красивым молодым человеком. Выслушав барыню, Егор угрюмо кивнул и, спрятав под полой кафтана письмо, выскользнул в ночь из усадьбы. Вернулся он после полуночи. Милка, ожидавшая его возвращения в людской, тотчас проводила Егора к хозяйке.　

— Ответ принёс? — Осведомилась Марья Филипповна, глядя на юношу лихорадочно блестевшими в свете свечей очами.　

— Мне барин тамошний на словах велел передать, что собирается верхом поутру проехаться, — буркнул Егор.　

— Ступай, — отпустила его Марья, а сама, вскочив с кресла, закружила по комнате. — Господи, Святый Боже, прости мне мои прегрешения, — княгиня перекрестилась, остановившись посреди комнаты.　

— Не к добру это вы задумали, — вздохнула Милка.　

— Не твоего ума дело, — огрызнулась Марья Филипповна и прошептала, прижимая ладони к пылающим щекам: — Я же теперь до утра глаз не сомкну.　

Ночь и впрямь оказалась бессонная. Княгиня долго ворочалась на пуховой перине, несколько раз взбивала подушку, но уснуть так и не смогла. Едва забрезжил рассвет, Марья Филипповна поднялась и растолкала спавшую на кушетке горничную. Милка сходила на кухню, принесла горячий кофейник и блинов с пылу с жару. Наскоро позавтракав, Марья Филипповна облачилась в чёрную амазонку, отороченную мехом лисы, ту самую, которую некогда надевала на охоту с Калитиным.　

На конюшне её ждала уже осёдланная лошадь.　

— Барыня, может мне с вами поехать? — Стремянной почесал затылок. — Туман вон какой густой, не заплутали бы.　

— Не заплутаю, — Марья тронула каблуками бока каурой лошадки.　

Княгиня вихрем промчалась по подъездной аллее, остановившись у ворот. Её снедало нетерпение, потому, едва привратник распахнул перед ней створки, она тотчас подстегнула кобылку, посылая её с места в галоп.　

Утренняя влага оседала на лице, чёрный шёлковый шарф развивался за спиной, подобно траурному знамени, копыта лошади дробно стучали по укатанной дороге. Подъезжая к Ракитино, Марья натянула поводья и с трудом перевела дыхание, разглядев фигуру одинокого всадника в клубах густого тумана у небольшого неказистого мостика.　

Послав лошадь шагом, она приблизилась на несколько саженей.　

— Andre? — Тихо осведомилась она.　

— Неужели ждала ещё кого увидеть? — Глухо ответил Ефимовский.　

Спешившись, Андрей помог Марье спуститься с седла, но едва её ноги коснулись земли, как он тотчас убрал руки с тонкой талии.　

— Ты будто не рад мне, — обиженно заметила Марья.　

— Я рад, — вздохнул Ефимовский. — Видеть тебя и радость и мука одновременно. Софья с тобой приехала? — Осведомился он, стягивая с рук перчатки.　

— Ради тебя она на край света поедет, не только в подмосковную провинцию, — Марья Филипповна зло усмехнулась.　

— Господи, какая же ты злая, Мари, — простонал Андрей, поворачиваясь к ней.　

— Ты любишь меня? — Марья шагнула к нему, почти коснувшись грудью лацканов его сюртука.　

— Зачем спрашиваешь, коли знаешь ответ, — прошептал Ефимовский, склоняясь к ней, касаясь кончиками пальцев гладких щёк, а губами её приоткрытых губ.　

Марья закинула руки ему на плечи, приподнялась на носочки, прижимаясь к нему всем телом.　

— В наших владениях есть охотничий домик, — горячо зашептала она. — Здесь недалече будет, вёрст пять, не более.　

Андрей вымученно улыбнулся, обхватил стройный стан и подсадил её в седло.　

— Показывай дорогу, — вновь натягивая перчатки, бросил он.　

Чтобы срезать путь, Марья направила лошадь прямо через поле, к едва видневшейся кромке леса. В тумане оказалось непросто отыскать узкую лесную дорогу, но Марья Филипповна хорошо знала эти места, и в скором времени двое всадников въехали под своды деревьев, направляясь к охотничьему домику в имении Ракитиных.