Глава 42

Едва слышно скрипнули новенькие рессоры и, слегка покачнувшись, экипаж тронулся с места. Андрей задёрнул бархатную занавеску на оконце и откинулся на спинку сидения. Марья сцепила пальцы в замок, дабы скрыть нервную дрожь, что сотрясала её с того самого момента, как только она вложила руку в ладонь Андрея, и опустила голову, не решаясь начать разговор. Она просила Ефимовского о встрече потому, как желала непременно оправдаться в его глазах, рассказать о том, что не пыталась никого заманить в сети брака, наоборот, от неё шантажом добились согласия. Но ныне, пребывая столь близко от него в полумраке экипажа, женщина не могла подобрать нужных слов, сомневаясь в том, что сумеет уверить его в своей правоте. 

— Вы просили меня о встрече, Мари, а теперь молчите, — попенял ей Андрей. 

Получив записку от Марьи Филипповны, он долго мучился сомнениями. Чем могла окончиться подобная встреча? Тем, что именуют неприглядным словом адюльтер? Ничего хорошего это свидание не сулит ни ему, ни ей, разве, что вымарать в грязи сразу две известных фамилии: князя Куташева и графа Ефимовского. Но желание увидеться с ней возобладало над доводами разума. 

— Право слово, дайте же мне собраться с мыслями, Andre, — Марья подняла голову, разглядывая его через густую вуаль. 

Горькая усмешка скользнула по его губам, хмурая складочка залегла промеж густых бровей. Ефимовский протянул руку и снял шляпку с её головы. 

— Хочу видеть ваши глаза, — пояснил он в ответ на недоуменный взгляд. 

Марья глубоко вздохнула, пытаясь обрести решимость, которой ей так не хватало, и заговорила: 

— Andre, я не знаю, кто и зачем стремился опорочить меня в ваших глазах, но то, что вам рассказали обо мне — несомненная ложь, — стараясь не отвести взгляда, произнесла она. 

— Ложь?! — Ефимовский приподнял густую бровь. — По-вашему, Борис, Ирэн, ваш супруг — все они лжецы? — Спросил Андрей, даже не пытаясь скрыть сарказма. 

— Нет! Конечно же, нет, — горячо возразила княгиня Куташева. — Возможно, вам не сказали всей правды. 

— И какая же она, по-вашему, правда? 

— Истина в том, что меня принудили к замужеству шантажом, — Марья отвела взгляд и, не дождавшись ответа, продолжила: — видит Бог, Andre, даже не получив вашего письма, я собиралась отписать вам и, положившись на волю судьбы, смиренно ждать вашего решения, но Nicolas не позволил мне… 

— Никогда не поверю, что Куташев мог вас шантажировать, — гневно отозвался Ефимовский, перебив её. 

— Воля ваша, но именно так всё и было. Nicolas ухаживал за мной какое-то время, и я довольно благосклонно принимала от него знаки внимания, но когда он сделал мне предложение, я отказала ему, — Марья умолкла и перевела дух, собираясь мыслями для продолжения исповеди. 

— Как это случилось? Почему, чёрт возьми, ему вообще пришла в голову мысль волочиться за вами?! — Вспылил Андрей. — О чём вы умалчиваете, Мари?

— Мне нечего от вас скрывать, — Марья широко распахнула глаза. — Мы встретились случайно в Летнем Саду, гуляли, беседовали, князь Куташев пригласил меня в театр, и я ответила согласием. Спустя какое-то время Nicolas стал наносить мне визиты, объявил моему брату о серьёзности своих намерений. Возможно, своим отказом я оскорбила его, и потому Nicolas пригрозил, что поведает в свете о том, что я… — Марья запнулась, не решаясь продолжить фразу. 

— Так какую вашу страшную тайну собирался открыть князь Куташев? — Нарочито равнодушным тоном осведомился Андрей. 

— Nicolas собирался сказать, что я отдалась ему, — выдохнула девушка, отвернувшись к занавешенному окну. 

— А вы, конечно, не были близки с ним? 

— Andre, безусловно, у вас есть все основания мне не верить, тем более, учитывая все обстоятельства моего пребывания в Веденском. Но я готова чем угодно поклясться, что до моего замужества ни один мужчина, кроме вас, меня не касался, — ощущая, как пылают щёки и уши, выдавила Марья. 

— Я польщён, сударыня, — усмехнулся Ефимовский. 

Марья потянулась к шляпке, лежащей на сидении, вспылив: 

— Велите вознице остановиться. Я не намерена и далее выслушивать оскорбления от вас! Андрей, как зачарованный, уставился в полыхающие праведным гневом серо-голубые глаза. 

— Я не желал вас обидеть, Мари. Простите, — он мягко улыбнулся. — Вы не представляете, каким ударом для меня стала весть о вашем замужестве. 

— Что же нам делать теперь, Andre? — Нервно перебирая в руках перчатки, вздохнула Марья. 

— Ничего, Mon coeur. Мы более ничего не можем сделать. Какие бы обстоятельства не предшествовали вашему браку с князем Куташевым, вы замужем, а, стало быть, навсегда потеряны для меня. 

Марья упрямо покачала головой. Невыносимо было даже думать о том, что всё может окончиться вот так. Что их пути разойдутся навсегда, и всё, что ей останется 

— воспоминания и… Мишель. Живое напоминание о том, о ком так болит сердце при каждом вдохе. 

— Вы так легко отказываетесь от меня, Andre? — Произнесла она дрожащими губами, стараясь удержать подступившие слёзы. 

— Ради вашего же блага, Мари. Я не вправе более вмешиваться в вашу жизнь. Я не желаю быть причиной ваших страданий, — Андрей взял её сплетённые пальцы в свои ладони. 

— Откуда вам знать, что мне во благо будет? — Глаза княгини сверкнули в полутьме экипажа. 

Быстрым гибким движением она вкинула руки ему на шею и приникла губами к его.

Ефимовский ответил на её поцелуй, обняв тонкий стан, усадил к себе на колени. Дыхание их смешалось. Марья запрокинула голову, подставляя его губам шею, щёки, полуприкрытые веки. Какое то время в полутьме экипажа слышалось только тяжёлое дыхание мужчины, едва слышные стоны, что не могла сдержать Марья, выгибаясь под настойчивыми ласками сильных рук. Запустив пальцы в шелковистые кудри на его затылке, она заставила его поднять голову, сама нашла губами его губы, приникая к ним, будто умирающий от жажды к прохладному источнику в знойный день. 

— Это сущие безумие, Мари, — хрипло прошептал он, прижавшись лбом к её груди. 

О том, что экипаж остановился, возвестил негромкий стук в оконце. 

— Приехали, барин, — пробасил возница. 

Андрей тихо чертыхнулся, выпуская из объятий княгиню Куташеву. Марья пересела на противоположное сидение и торопливо надела шляпку. Ефимовский приоткрыл дверцу и оглянулся на свою спутницу. Андрей видел по её лихорадочно- блестевшим глазам, что предложи он ей сейчас руку, и она пойдёт за ним. Но что станется с ней, когда ему придёт время возвращаться в Тифлис? 

— Поезжай на Фонтанку, к Ракитиным, — бросил он вознице и вернулся на своё место.

— Нам с вами более не стоит видеться Мари, — он отвёл глаза, заметив, как после его слов по пылающей румянцем щеке скользнула слеза. 

— Вы более не любите меня, Andre? — Тихо спросила она, вынимая из ридикюля носовой платок. 

— Как бы больно мне сейчас ни было говорить вам о том, но вы должны понять, что не всегда человек волен в своём выборе, есть обстоятельства, люди, обязательства, над которыми мы не властны, — завладев её рукой, Андрей целовал каждый пальчик. 

— Какие обстоятельства, Andre? 

— Я не имею более даже права говорить вам о своей любви, — Ефимовский вздохнул. 

— У вас есть муж и ребёнок, а я хочу, дабы вы были счастливы, Мари. Время лечит любые сердечные раны, вскорости я уеду, и вы забудете обо мне. 

— Нет-нет, не говорите так, — Марья покачала головой, — я никогда не забуду вас. Только ради вас я дышу, только ради вас сердце бьётся, — прошептала она и, устыдившись собственной горячности, отвернулась, опустила на лицо вуаль. 

Андрей промолчал в ответ на её признание, слишком велик оказался соблазн забыть о благих намерениях и поддаться, ответить, с головой окунуться в омут сладострастия, невзирая на последствия, которые, несомненно, будут у этой связи. Марья смотрела на него выжидающе, но не дождалась ответа. Карета остановилась. Ефимовский вышел из экипажа и подал ей руку. Оглядевшись, княгиня Куташева узнала дом брата. 

— Прощайте, Марья Филипповна, — Андрей склонился над её рукой. — Я всё же надеюсь, что вопреки вашим заверениям, вы найдёте иной смысл в вашей жизни, — с этими словами он поднялся на подножку экипажа. 

Марья проводила взглядом удаляющийся экипаж и с горестным вздохом взошла на крыльцо. Тяжесть в груди, резь в глазах от непролитых слёз — вовсе не такой исход свидания с Андреем она предвидела. Он не просто отказался от неё, он лишил её всяческой надежды что-либо переменить в будущем. Серж оказался прав, Ефимовскому собственное спокойствие оказалось дороже. Марья пыталась найти повод, дабы разозлиться на него, обвинить в своей несчастной доле, но какие бы доводы она не приводила сама себе, разумом всё же понимала, что Андрей отступился только ради неё самой. 

Наталья Сергеевна, созерцавшая из окна своих покоев всю недолгую сцену прощания Ефимовского и Куташевой, отпрянула вглубь комнаты, как только заметила, что Марья подняла голову, осматривая фасад дома. Недобрая усмешка скривила полные губы madame Ракитиной. 

Марья Филипповна не стала на сей раз задерживаться в доме на Фонтанке. Как Серж не настаивал на том, чтобы она осталась к обеду, женщина попросила предоставить в её распоряжение экипаж, забрала горничную и отправилась домой. Слишком безрадостным выдалось нынешнее утро, потому и не было желания вести досужие разговоры. Даже с братом ей не хотелось делиться собственными переживаниями, причинявшими невыносимую душевную боль. 

По возвращению она уединилась в своих покоях, отказалась спуститься к обеду, сославшись на усталость, и остаток дня провела на кушетке за рукоделием, сделав едва ли больше десятка стежков. Вспыхнувшая было в ней искра надежды угасла, подёрнулась пеплом и остыла. Уныние и хандра навалились невыносимой тяжестью, опустились руки, и, казалось, что даже все желания и устремления, что прежде волновали её, ныне стали совершенно пустыми и никчёмными. 

На другой день поутру Марью разбудил дробный стук дождевых капель по подоконнику. Накинув на плечи шаль, она отодвинула портьеру и замерла у окна. Довольно сильные порывы ветра вздыбили поверхность обыкновенно спокойной Мойки, мелкий, но частый дождь сыпался с потемневших небес, мутной пеленою застилая обзор, вода стекала по стеклу тонкими ручейками. 

Разгулявшаяся непогода вынудила остаться дома всех домочадцев: Софья не пошла на ежедневную прогулку с Анной Кирилловной, да и Марья передумала ехать к Анненковым, только представив себе, что тридцать вёрст придётся проехать по сырой раскисшей дороге. 

После полудня вернулся со службы Куташев. Николай вымок до нитки, добираясь вместе со своим эскадроном из летнего лагеря до зимних квартир. Выходя из детской, Марья остановилась в коридоре у открытой двери в апартаменты супруга. Камердинер помог князю снять колет, под ним оказалась только тонкая рубаха, сквозь мокрое полотно которой отчётливо проступили рельефные мускулы тренированного тела. До сего дня Марье никогда не доводилось видеть супруга в столь неподобающем виде при дневном свете. Словно ощутив на себе её взгляд, Куташев обернулся, сверкнув белозубой улыбкой, и шагнул к двери: 

— Вы что-то хотели, Мари? 

Марья поспешно отступила вглубь коридора и отрицательно покачала головой. 

— Вы вымокли, Nicolas, — пробормотала она, чтобы хоть что-то сказать в ответ на пристальный вопрошающий взгляд. 

— Да, разверзлись все хляби небесные, — усмехнулся Куташев и, вдруг, нахмурился: 

— Мне сказали, вам вечор нездоровилось? Может быть, пригласить Хоффмана? 

— Не стоит беспокоить Генриха Карловича по таким пустякам, всего лишь мигрень, — отмахнулась княгиня. 

— Вам уже лучше? — Осведомился Николай, разглядывая застывшее лицо супруги. 

— Да-да, всё хорошо, — Марья словно очнулась от морока и поспешно отвела глаза от его лица, от мокрой пряди волос, упавшей ему на лоб. 

— Стало быть, не откажетесь нынче составить нам компанию за обедом? 

— Всенепременно, — согласилась она. 

Вернувшись к себе, она забралась с ногами на кушетку, подпёрла кулачком подбородок и уставилась на дождевые капли, медленно ползущие по стеклу. Что ждало её впереди? Только пустота. Пустота в жизни и в душе, и надобно найти что- то, дабы заполнить эту пустоту, а иначе жить просто невыносимо. Какими станут её дни, зависит только от неё. Княгиня тяжело вздохнула, глянув на заброшенное рукоделие: "Как забыть? Как заставить себя не думать о нём? Как найти смысл в повседневной рутине, что подобно болоту затягивает в пучину хандры и скуки?" Ежели разобраться, то брак с Куташевым не такое уж наказание, как это виделось ей сначала. Nicolas умеет быть добрым и щедрым, коли захочет, а вот захочет ли, так то зависит только от неё самой. Но в том то и дело, что она не хотела ничего менять. Куда проще было затаиться подобно раненому зверю в норе и зализывать свои раны, чем пытаться выстроить что-то новое на обломках рассыпавшейся в прах мечты. 

Прошедший дождь словно прочертил границу между уходящим летом и спешившей вступить в свои права осенью. Последующие дни выдались ясными, но прохладными. Быстро желтела листва в парках и скверах. Не находя себе занятия по душе, Марья набилась Софье в компаньонки и теперь каждый день после завтрака совершала promenade в обществе золовки и Анны Кирилловны. Бродить по аллеям Летнего сада, подставив лицо пробивающимся через пока ещё довольно густые кроны солнечным лучам, оказалось приятным занятием, ежели бы ещё не необходимость поддерживать досужие разговоры. 

Незаметно ускоряя шаг, Марья оставила позади Софью и медленно семенящую за ней Анну Кирилловну. С трудом подавив раздражение, вызванное неумолчным брюзжанием пожилой дамы, княгиня Куташева остановилась на перекрёстке двух аллей, дожидаясь своих спутниц. Сняв шляпку, молодая женщина, щурясь, глядела на солнце сквозь кружево разноцветной парковой листвы. Сделав шаг в сторону, Марья с кем-то столкнулась. 

— Прошу прощения, mademoiselle, — услышала она над ухом. 

— Madame, — поправила Марья высокого молодого человека в офицерском мундире. 

— Это вы простите, я не смотрела, куда иду, — она улыбнулась. 

— Моё сердце разбито, — театрально вздохнул офицер, приложив руку к груди. — Позвольте представиться, поручик Волховский, — он щёлкнул каблуками. 

— Сие неприлично, — Марья усмехнулась, наблюдая за своим vis-a-vis из-под полуопущенных ресниц. 

— Увы, не вижу никого, кто мог бы меня отрекомендовать, — поручик шутливо оглянулся вкруг себя. 

Марья пыталась удержать улыбку, что уже приподнимала уголки губ. Вспомнив о Софье и Анне Кирилловне, княгиня Куташева тоже оглянулась. Золовка и её 1а patronnesse остановились в нескольких шагах. 

"Бесстыдница", — прочла Марья по трясущимся от негодования губам пожилой дамы, и отвернулась. Словно бесёнок вселился в неё, заставив протянуть руку молодому человеку: 

— Княгиня Куташева. 

— Не сочтите за дерзость, — офицер поднёс к губам тонкую кисть, — князь Николай Васильевич Куташев вам часом не родственником приходится? 

— Николай Васильевич — мой супруг, — Марья опустила ресницы. — Вы знакомы? — Она чуть склонила голову, улыбнувшись самой очаровательной улыбкой. 

— Нас представляли друг другу, — смущённо заметил Волховский. — Вы позволите? — Он предложил ей руку. 

Марья покачала головой и повернулась к своим спутницам: 

— Боюсь, вынуждена отказаться от прогулки в вашем обществе, поручик. Я не одна, 

— Марья вздохнула, сделав вид, что огорчена. 

— Надеюсь, мы ещё увидимся, — произнёс ей вслед Волховский. 

— Столичный свет весьма тесен, — Марья оглянулась, одарив его ещё одной лучезарной улыбкой. 

Волховский провожал её глазами до тех пор, пока она не скрылась за поворотом аллеи. 

— Марья Филипповна, — madame Олонская поджала губы, — вы подаёте Софье совершенно неподобающий пример.

— Разве? — Марья вздёрнула бровь. — Что же такого предосудительного я совершила, по-вашему? 

Анна Кирилловна негодующе стукнула тростью по усыпанной красноватым гравием дорожке. 

— Вы позорите фамилию Куташевых! Едва ли Nicolas заслуживает подобного! 

— Довольно, тётушка, — попыталась утихомирить разбушевавшуюся даму Софья. — Марья Филипповна и сама знает, что допустимо, а что нет, — княжна сверкнула чёрными очами, адресовав невестке предостерегающий взгляд. 

Марья расхохоталась в ответ и быстрым шагом направилась к выходу из парка, на секунду обернувшись со словами: 

— Не ждите меня. Я хочу пройтись пешком. 

— Ну, какова! Какова, — продолжала негодовать madame Олонская. — Так и зыркает глазищами своими бесстыжими. Проучил бы её раз Николя, глядишь и перестала бы выставляться, как последняя… — Анна Кирилловна умолкла, не договорив, и виновато глянула на Софью. — Прости меня, деточка, — она вздохнула. — Nicolas совершил ошибку, приведя в дом эту женщину. 

Софья расстроенно покачала головой, не желая более обсуждать поведение Марьи Филипповны. Конечно, в словах Анны Кирилловны была немалая доля истины, она своими глазами видела, как жена её брата флиртовала с молодым офицером, как видела и то, сколь холодна она с собственным супругом. Вернувшись домой, Софья справилась у дворецкого о Марье, но слуга ответил, что барыня ещё не возвращалась. Анна Кирилловна удалилась в свои покои, дабы вздремнуть перед обедом. Оставшись в одиночестве, девушка принялась мерить шагами гостиную от одного окна к другому. У крыльца остановился наёмный экипаж, из которого выбралась Марья Филипповна. Подхватив юбки, Софья устремилась в вестибюль. 

— Мне надобно поговорить с вами, — едва завидев невестку, громко объявила она. Марья передала лакею зонтик и нехотя повернулась к золовке. 

— Это не может обождать? — Сухо осведомилась она. 

— Нет, — княжна решительно тряхнула тёмными локонами. 

— Извольте, — Марья направилась к лестнице и mademoiselle Куташева последовала за ней. 

— Анна Кирилловна совершенно справедливо заметила, что вы ведёте себя не так, как подобает жене князя Куташева, — глядя на прямую, как струна, спину княгини, в сердцах сказала Софья, поднимаясь по лестнице следом за ней. 

Марья, не оглядываясь, прошла в свои покои, оставив дверь открытой и тем самым позволяя княжне войти. Даже не взглянув на золовку, она прошла в спальню и позвала Милку, дабы та помогла ей переодеться. Софья остановилась у дамского бюро, дабы перевести дух. Взгляд её скользнул по полированной поверхности и остановился на альбоме в розовой бархатной обложке. Понимая, что поступает дурно, княжна не смогла побороть любопытства и приподняла обложку. Альбом открылся посередине, там, где между страниц лежало письмо. Софья тотчас узнала знакомый почерк. Дыханье сбилось, рука сама потянулась к сложенному вчетверо листу бумаги. 

— Так что ещё вы желали сказать мне, помимо ваших абсурдных обвинений? — Послышался из спальни голос Марьи Филипповны. 

Софья поспешно спрятала письмо в рукаве платья. 

— Ничего. Вы и сами знаете, что вели себя дурно, — пробормотала она. 

— Раз вам более нечего сказать, оставьте меня, — Марья вышла в будуар, одетая в домашнее платье. 

— Охотно, — княжна вздёрнула подбородок и едва ли не бегом направилась к двери. 

Оказавшись в своей комнате, Софья развернула письмо и, шевеля губами, быстро пробежала глазами ровные строчки. Каждое слово, каждая буква в письме впивались в сердце острой иглой. Слёзы навернулись на глаза, и, зажав рот рукой, девушка без сил опустилась на стул, уронила голову на сгиб локтя, разрыдавшись. Никогда Андрей не признается ей в любви, ибо сердце его уже давно занято. Тоска, терзавшая сердце mademoiselle Куташевой, нежданно сменилась бешеной злобой. Не помня себя, княжна разорвала на мелкие клочки признание в любви Ефимовского к той, которая волею судьбы стала женой её брата. 

Позже, опомнившись, Софья с ужасом воззрилась на то, что натворила. Вряд ли княгиня оставит без внимания такую пропажу и, наверняка, догадается, кто именно взял письмо. Собрав обрывки бумаги на серебряный поднос, княжна трясущимися руками достала жестяную коробку с серниками. Сломав несколько штук, она, наконец, смогла поджечь то, что осталось от письма. Глядя, как догорают обрывки, съёживаясь и обращаясь в пепел, Софья обхватила себя руками. В этот самый момент она столь сильно ненавидела Марью Филипповну, что попадись она ей тотчас, девушка не смогла бы удержаться и, наверняка, вцепилась бы той в пышные светлые локоны, выцарапала бы бесстыжие голубые глаза. 

К ужину Марья спустилась последняя. Одарив золовку испепеляющим взглядом, княгиня прошествовала на своё место за столом. Софья вспыхнула и опустила голову. Никогда ещё она не опускалась до того, дабы рыться в чужих вещах и читать чужие письма. Ревность, которая ослепила её, не могла служить оправданием столь гадкому поступку. Оттого даже смотреть на Марью Филипповну княжне было совершенно невыносимо. 

Анна Кирилловна бросила быстрый взгляд на племянника и уткнулась в тарелку. Смотреть на княгиню пожилая дама избегала. 

"Донесла уже старая ведьма", — Марья повернулась к лакею, пряча усмешку. Повинуясь её жесту, слуга наполнил бокал вином. 

— Как прошёл ваш день, та cherie? — Поинтересовался Куташев у жены. 

— Скучно, — она пожала плечами. 

— Готов побиться об заклад, что с началом сезона ваши поклонники не дадут вам скучать, — равнодушно обронил Николай. 

— Было бы предпочтительнее, дабы вы, Nicolas, не оставляли меня своим вниманием, — не поднимая головы, заметила Марья. 

Куташев отложил вилку. 

— Полагаете, я пренебрегаю вами? 

— Мы могли поговорить о том наедине, — Марья вспыхнула. 

— Как пожелаете, — князь вновь взялся за вилку. — Забыл сказать, — спустя несколько секунд произнёс он, оторвавшись от трапезы. — Анненковы устраивают вечер через седмицу в городском доме по случаю отъезда графа Ефимовского. Мы приглашены. 

Марья поперхнулась вином, Софья испуганно ахнула, и только Николай, довольный произведённым эффектом, продолжил ужинать, как ни в чём не бывало. 

Загрузка...