input

15

— Кхм. Я прошу прощения за вмешательство, и это всё очень драматично, но… Что, нахрен, происходит? — спросил с порога гаремный кошак.

Мы с леди Шийни медленно, синхронно повернулись и уставились на него.

Это был отличный повод не смотреть друг на друга, в конце концов.

Под нашими взглядами (мне даже немного страшно представлять, как именно мы выглядели в тот момент) кошак слегка сбился с шага, вроде бы даже подался назад, собираясь сбежать… Но потом явно собрал в кучку свои прискорбно-крохотные котомозги, вспомнил, что он тут каким-то чудом ректор, и решительно шагнул к нам ближе.

— Так что?

— Ничего интересного, тебе не стоит переживать, Бонни, — сказала Паучья Королева холодно. — Его непревзойдённость просто в очередной раз превосходит самого себя в глупости. Типичное зрелище, не на что смотреть.

— Да, не стоит переживать, Бонни, — сладким голосом сказал я. — У Паучьей Королевы, как всегда, клубок ниток вместо сердца. И великие цели вместо всего остального. Это ведь именно на этой ниве вы сошлись, правда?

Ректор перевёл взгляд с меня на неё и обратно.

Он был в своей человеческой, смазливо-кошачьей форме, и на его лице отчётливо отразилось недоумение вместе с лёгким раздражением.

— Если вы позвали меня, чтобы я разбирался с вашими семейными ссорами…

— Мы не семья! — ну да, разумеется, мы сказали это хором. Как иначе-то?

Ректор Бонифаций отчётливо закатил глаза. Мне показалось, или он пробормотал что-то там про “лапки мои лапки, откуда ж столько идиотов на мою голову”?

Надеюсь, показалось.

— Отлично, — отрезал Бонифаций. — Перефразирую. У меня был исключительно паршивый день, даже на фоне этого года — что, скажу я вам, задаёт высокие стандарты. Потому, если вы позвали меня, чтобы разбираться в ваших совершенно-точно– зуб-и-хвост-даю-в-залог- не-семейных ссорах, то я — пас!

— Бедняжечка, — промурлыкал я. — Подумайте только, деточка устала… Тебе, может, в отпуск, а? У тебя под носом фамилиаров убивают направо и налево, в Академии пёс знает что творится, а теперь ты, пушистая бубочка, устал?

Ректор Бонифаций потёр лоб.

Нет, если прямо сейчас не быть дерьмом, то гаремный кошак действительно выглядел усталым, это факт. Но прямо сейчас мне хотелось эгоистично побыть дерьмом, просто потому что. Как там они говорят, страдание любит компанию? Не то чтобы я всегда был согласен с этим тезисом, но у каждого из нас порой случаются плохие дни.

— Отлично, — сказал Бонифаций раздражённо, — я ухожу…

— Отлично, вали. Тогда я выйду на площадь перед главным корпусом и сообщу, что ты вернул Владыку Моррида к жизни. Как тебе идея?

Кошак застыл, как ледяная скульптура.

Я мысленно усмехнулся.

Попался.

Полезно иметь материал для шантажа, когда ты в чьей-то власти — и хорошо, что я мог собрать это воедино. Да, в реальности я в жизни не подставил бы пищуху таким образом (разве что если бы совсем припекло), но Бонифацию об этом знать не обязательно.

Ректор медленно повернулся ко мне и посмотрел своими сияющими кошачьими глазами.

— Чего ты хочешь?

— Поговорить. По крайней мере, для начала.

— И о чём же?

— О том, что на самом деле происходит вокруг этой вашей Академии Фамилиаров… И ты того, присядь. Так-то разговор намечается длинный.

Ректор медленно вдохнул и выдохнул, но после промаршировал к креслу и устроился там с небрежной грацией того, кто родился котом.

— Откуда ты знаешь о Морриде? — спросил он, бросив на леди Шийни быстрый взгляд.

Я фыркнул.

— О нет, она мне не сказала, не думай! Не заблуждайся на её счёт, она никогда и ничего мне не говорит, даже если это вопрос моих жизни и смерти. Я для неё — так, мошка в паутине… Но я идиот, конечно, но не настолько, чтобы вообще уж ни в чём не разобраться. Так что да, я знаю в Владыке, в том числе из первых рук.

— И от меня ты хочешь?..

— Ответов. Подтверждений. Объяснений. Надоело блуждать в темноте, знаешь ли; хочется, для разнообразия, общей картины.

— Спрашивай.

— Что пошло не так с вашим планом?

— Прости?

Я закатил глаза.

— Ладно, если так, давай так. Я знаю, что ты изначально планировал привести многих духов обратно, но не уверен по поводу Моррида: как по мне, тот факт, что он получил доступ к порталу именно в этом году — не совпадение. Также я знаю, что тебе известно насчёт прорыва из Бездны Безумия, и убитых духов, и шляющихся у тебя по Академии демонов, и предубеждённых профессоров. Но ты ничего не делаешь, и я почти уверен, тут причина в невозможности, а не нежелании. Подозреваю, тебе невыгодно привлекать внимание к Академии, когда к жизни вернулся один из врагов хозяев, которых ты предаёшь… И вот, вернёмся к нашим смешным вопросам: что пошло не так?

Бонифаций некоторое время молчал, а потом тяжело вздохнул:

— Ты не поверишь, но почти всё.

— Очень даже верю… Слушай, я устал от секретов, которые окружающие меня люди хранят ради моего и всеобщего блага. Ключевые факты я знаю и так, и могу их вывалить широкой общественности просто потому что не с той ноги встал. И позволить им делать выводы, которые, не надо быть гением чтоб догадаться, будут не в твою пользу… Но я хочу понять. Как одна из фигурок на твоей доске, я имею право знать ответ, да?

— Ты не фигурка на моей доске, ты очередная боль в моей заднице, говно эгоманьячное, — буркнул кот. — Не было у меня проблем, ещё и тебя подкинули… И многое ты интерпретировал неправильно.

Ну, это всё ещё не звучало как “нет”.

— Так помоги понять всё правильно. Это, в конце концов, в наших общих интересах.

Бонифаций нахохлился.

— Всё начиналось отлично, — сказал он, — как и планировалось. Эта Академия стала моей официальной наградой за труды, и, на фоне развития в Драконьей Империи примитивной магии, это всё работало, как часы. Наш первый выпуск состоял из четырёх человек, но — какие это были маги! И духи, разумеется, им под стать. В этом была идея: дать духам и магам взаимодействовать, свести вместе молодость и опыт, жизнь и вечность. Концепт портала и связи был… божественным даром, о котором я долго умолял — и выпросил. Я думал, что после этого всё должно было устроиться хорошо.

Ну-ну… Честно, я поймал себя на том, что гаремного котика мне немного жаль.

— Но не устроилось.

— Ну, поначалу всё шло успешно. В год мы принимали и выпускали десять-пятнадцать детей; самые лучшие с каждого потока, обычно трое-четверо лучших, получали связь с фамилиаром, остальные становились примитивными магами с акцентом на общении с духами. Существовало несколько потоков-специальностей, но они были скорее кружками по интересам, чем полноценными факультетами, где преподавали выпускники предыдущих лет… И их фамилиары. Разумеется, в этом союзе обычно вёл фамилиар, он становился наставником и защитником. Ограничения присутствовали, но это был стандартный набор “фамилиар не имеет права вредить людям”, “фамилиар обязан защищать своего хозяина” и всё в таком роде. Учитывая природу и строгий отбор духов, которые приходили, им не то чтобы сильно эти правила даже были нужны: они хотели жить и возродить свои традиции, и в большинстве своём им нравилось заботиться о подопечных. Долгие годы примитивных магов в Драконьей Империи убивали, те, кто выживал, не учились; это то, что объединяет. Простой пример: многие первые выпускники основали колдовские династии, и их фамилиары, несмотря на давным-давно выполненные взаимные обязательства, остаются с семьями подопечных на правах старейшин, духов-хранителей или просто старших членов этих семей. Бывали и те, кто потом пошёл разными дорогами, случались конфликты, но всё это решалось относительно мирно. Я думаю, уже тот факт, что мы почти столетие не давали никому повода на нас напасть, говорит сам за себя.

— Но повод всё же нашёлся, в конце концов, — не то чтобы это был сюрприз, на самом деле. Если есть желание, то повод — вопрос времени.

— Да. И началось всё с того, что по столице принялся бегать безумец, решивший, что Лесной Царь говорит с ним и требует от него человеческих жертв.

— Ауч.

— Да.

— Было ли у этого какое-то основание? Говорил ли с ним кто-то на самом деле? — это был бы разумный ход — притвориться божеством и вещать, направляя руку очередного психа. Распространённый, как ни крути, приём.

— Теперь сложно сказать, но скорее нет, чем да. Тут вот какое дело: Царь Лесов не требует человеческих жертв, но далеко не во всех своих воплощениях и формах он был мирным божеством. Во времена общин и племён ему время от времени приносили жертвы, особенно его зимней ипостаси. Это не было официальной практикой, но случалось, и при желании можно найти записи об этом. Вот и один не вполне здоровый юноша, маг, увлечённый изучением старинных верований, наткнулся на такие свидетельства и решил — вот он, ответ на все вопросы бытия. Сделаю божеству одолжение, покажу всю глубину своей веры…

Бонифаций вздохнул.

— Магия, власть, любовь и вера часто становятся камнем преткновения для нестабильных умов. В кого-то тайно влюблён Император, кто-то сам — тайный Император, а с кем-то вот говорят боги. Типично… Проблема только в том, что убийства прекрасных девственниц были громкими и очень демонстративными, этот псих не сходил с газетных заголовков, оставлял на стенах кровавые послания, гордо именуя себя истинным последователем Лесного Царя, и вызывал этим немалый откат.

— Слишком удобно для случайности.

Бонифаций по-кошачьи медленно моргнул.

— Не знаю наверняка, но сомневаюсь. Мои хорошие знакомые проводили неофициальное расследование и не нашли там ничего, кроме болезни. Очень похоже, что это всё было действительно стечением обстоятельств, плюс закономерным итогом снятия запрета на примитивную магию, породившего повышенный и болезненный интерес к ней…

— “Хорошими знакомыми” были мои пауки, — вклинилась леди Шийни. — Это всё действительно было стечением обстоятельств. У меня… есть опыт столкновения с подобным.

— Ну да, — хмыкнул я. — Если, конечно, ты не оставила часть информации за скобками во имя всеобщего блага…

— Так, — кашлянул Бонифаций. — Не отвлекаемся. Сам факт: ситуация породила серьёзные волнения в обществе, что подпитало и так уже существовавший раскол в академических и политических кругах. Расследование подтвердило, что никакая божественная энергия на преступника не влияла, ничего кроме стандартных для такого состояния сущей; но для публики этого было мало. Начались конфликты. В сторону Лесного Царя полетели оскорбления, предложения снова сжечь его храмы, попытки официально признать его демоном. И фамилиары, которые на тот момент жили в столице, отреагировали на это… очень плохо. Тема с сожжёнными храмами была болезненна для них, к тому же, все эти оскорбления… Достаточно сказать, что все четверо моих первых выпускников уехали в Вел-Лерию, забрав с собой свои кланы и наработки. Но и это было не самое плохое… Один из фамилиаров, как назло, могущественный дух-олень, давно принял решение отделиться от своего человека. Приходил, когда тому нужна была помощь, но в остальном жил небольшом леске на западе Империи. Две местные семьи построили ему нечто вроде алтаря и приносили еду и цветы в обмен на заступничество. Когда скандал разразился, этих людей обвинили в том, что они якобы втайне принесли в жертву соседскую дочь… Дочь потом нашлась, она сбежала в столицу с парнем и благополучно родила первенца. Но алтарь сожгли, и людей, приносивших на него дары, предали самосуду и убили. Ну, всех не успели, в момент, когда они собрались зарезать старшего сына первой семьи, явился дух оленя. И он был зол… Достаточно сказать, что ожившие по его воле деревья нанизали самопровозглашённых судей на ветки. Всех собравшихся — а их было, ни много ни мало, около двух десятков. Лес залило кровью, как водой после дождя.

Н-да.

Ситуация, которая проспиралила от лёгкого недопонимания до полноценной кровавой трагедии — ничего нового, типичная константа бытия. И ещё более ужасные вещи случаются тут и там просто из-за сочетания обстоятельств и чьего-нибудь желания сделать всё, как надо.

Но, такого рода истории, к сожалению, всегда становятся идеальным политическим рычагом.

— Эта история наделала много шума, — подтвердил очевидное Бонифаций. — С разных сторон. Усложнилось всё ещё и тем, что дух оленя ушёл в леса и отказался выходить к людям. Широкая общественность начала требовать, чтобы он предстал перед судом; он не собирался выполнять их требования, заявив, что над ним только Вечный Лес и его Царь, но не лживые драконьи законы. Мол, в своём лесу он был в своём праве.

— О, дерьмо, — сказал я, потому что — оно самое.

Нет, чисто технически я прекрасно понимаю, что могущественный природный дух, храм которого осквернили и людей которого убили, да ещё и на его же территории, действительно в своём праве. Некоторым образом. Но вряд ли это то право, которое готовы за ним признать местные земные законы. Что, разумеется, делает ситуацию тупиковой.

Бонифаций мрачно кивнул.

— Вот-вот, — сказал он. — Жару в печь, разумеется, тут же добавили родственники тех самых самопровозглашённых судей, которые как раз таки не поленились приехать в столицу и рассказать всем желающим слушать газетчикам о полоумной твари из лесов, которая устроила кровавый дождь, и злобных колдунах, её призвавших. Были, конечно, и те, кто высказывал другую точку зрения (в том числе спасённые духом-оленем “злобные колдуны”), но скандал набирал обороты, и нежелание духа предстать перед людьми ещё больше разжигало пламя. Я лично пытался поговорить с ним, но… он был огорчён смертью людей, зол и тревожен. Он сказал мне: “Больше никогда я не хочу видеть ни людей, ни драконов”.

— Но его не оставили в покое.

— Нет, не оставили. Так или иначе, он убил двадцать человек и заявил миру, что над ним не властны светские законы. Что… было объективно не самой лучшей идеей.

Я кивнул.

Будь дело у меня, родственники тех двадцати ещё и руками бы храм отстроили — но мой мир более жесток, иначе относится к духам местности и признаёт казнь в качестве наказания, равно как и право мести. Опять же, у меня, к добру или к худу, слово Императора всё ещё — закон. И порой это плохо, но в некоторых ситуациях удобно.

Здесь всё иначе. Этот мир мягче и сложнее, тут власть императоров уже несколько столетий не абсолютна, смешение магических рас создаёт кучу камней преткновения, а высшее право за духами не признаётся. Что хуже, этот мир утопает во внутренних противоречиях, фундаментальных и серьёзных, выросших на крови и пепле. Семена ненависти, давным-давно посеянные, всходят до сих пор, и долго ещё будут. Эти цветы очень живучи, в конце концов.

В местных обстоятельствах подобная история просто не могла закончиться ничем хорошим.

— Дело кончилось тем, что драконьи и оборотничьи дома в союзе с несколькими человеческими и магическими сообществами потребовали признать духа-оленя монстром, опасным для общества. Рил Ледяной, Опора Ледяного Трона, вынес этот вопрос в императорский суд, и решение было принято: либо дух явится в столицу, либо его приведут силой.

Я подавил желание ткнуться мордой в подушку.

— Олень отказался.

— Разумеется, отказался. Я пытался пробиться к нему, как мог, но всё, что получил в ответ, звучало как: “Они не изменились. Они никогда не изменятся. Они уже однажды сожгли меня? Хотят сжечь снова? Хорошо. Значит, пусть приходят.”

Я возвёл глаза к потолку.

На этом этапе, ничего уже не могло кончиться хорошо.

— Они сожгли его. Так?

— Если коротко, то да. То есть, сначала они пришли к его подопечному с требованием призвать фамилиара. Тот отказался, попытался сопротивляться аресту, и его убили. После этого дух оленя окончательно перестал выходить к кому-либо. Его лес превратился в жуткое, хтоническое место; несколько императорских отрядов сгинули там, пока Рил Ледяной во главе отряда Оранжевых драконов лично не превратил лес в выжженную, заледеневшую пустыню.