input

41

…

Бывают слова, которые задевают все возможные болезненные точки; эти были как раз из таких.

Я вспомнил себя молодым высокомерным принцем, крутившим романы там и здесь, и невольно задался вопросом: скольким из девиц, которых я осчастливил своей сомнительной “любовью”, родители, учителя, старшие братья говорили то же самое? Точно знаю, что их было немало; во времена юности я коллекционировал признания в любви, только чтобы потом доказать самому себе, что всё это — ложь, глупость и фарс. Я отрицал любовь, но при этом отчаянно её жаждал; искал в каждом новом знакомстве, чтобы потом сломать и низвергнуть, запереть в клетку или превратить в сделку, — что угодно, чтобы не называть и не признавать.

Типичное поведение малолетнего дурака.

И ничья любовь, какая бы она там ни была, не могла меня перевоспитать, или что там обещают Ван-Ван её книги. Только время, и испытания, и боль, и потери. Только теперь, оглядываясь назад из этой точки, я понимаю, что признания и действия некоторых людей, встреченных на пути, были искренними. Возможно.

Но тогда, раньше я отметал их, как часть придворной игры. И да, не раз эта тактика спасала мне жизнь, но она же приучила судить всё и всех одинаково… Я никогда не был настолько же отчаянным, решительным и смелым, как Ван-Ван. Кто-то сказал бы — настолько глупым, и это тоже правда.

Снова возвращаясь к тому, что ум и глупость — относительные понятия.

Задумчиво глядя на Ван-Ван, я взвесил в голове все возможные варианты ответа. И поведения.

Я могу упереться и заставить её выбирать. Возможно, даже стоило бы так поступить. В конечном итоге, рано или поздно каждой женщине приходится решать, является ли она самостоятельным игроком или собственностью мужчины. Это не такой уж очевидный выбор, как может показаться. У каждого положения есть плюсы и минусы, собственно говоря, что бы там ни кричали сторонники одного или другого варианта. Но, если Ван-Ван собирается всерьёз заниматься магией и быть моей ученицей, рано или поздно ей придётся научиться переступать через влюблённость в очередного жесткосердного ублюдка. В чём смысл магии и потенциала, если она собирается дарить себя и отступаться от всех своих интересов “во имя любви”? Как можно всерьёз положиться на человека, который выкидыывает такие коленца?..

Но у этой медали есть и другая сторона: она ещё очень, очень молода. И не должен ли я действительно позволить ей совершить некоторые ошибки?..

— Вот что, — сказал я, — ты пойдёшь к нему, если это для тебя так важно…

— Спасибо, Снежечка! Ты самый лучший, понимающий…

— ..Но на этом, как твой учитель, я провожу черту. Условия, которые не обсуждаются: во-первых, я иду с тобой. Во-вторых, я запрещаю тебе иметь с ним сегодня какие-либо сексуальные отношения.

Ван-Ван моргнула и слегка увяла.

— Но, Снеж…

— Нет, — отрезал я. — Тебе хочется издеваться над собой, влюбляясь во всяких Гэвинов? Предположим. Но спать ты с ним сегодня не будешь. Это вопрос не только твоей репутации, но и здравого смысла. И твоего достоинства, разумеется. Тебе плевать на себя? Допустим. Но подумай о том, что у тебя есть я.

— Но разве это не моё личное дело? — вот теперь на меня смотрели с тем самым вызовом, что характерен для подростков всех возрастов и полов.

Ну-ну.

— Я не буду даже касаться того, что там, откуда я родом, подобное далеко не всегда остаётся личным делом. И порой имеет катастрофические последствия. Здесь, насколько я понимаю, всё не настолько серьёзно… Но всё ещё не так просто, как ты тут пытаешься представить. Может слыхала — последствия есть всегда? И меня это касается напрямую. Ты сама сказала, что больше не одна, верно? И это правда. Будь мы фамилиар и хозяйка или учитель с ученицей, мы связаны, и наши интересы с репутациями тоже. Опять же, твои новые союзники. Ты же не думала, что Гэвин просто так решил, как ты там выразилась, “снизойти”?

Губы Ван-Ван дрогнули.

— Но что может быть важнее…

— Даже не вздумай заканчивать это предложение, — отрезал я. — Если ты готова выбросить на мусорку меня, новых союзников, и перспективы, просто чтобы переспать с, прости мой хвост, Гэвином — ну, тогда у меня для тебя плохие новости. И поскольку мы связаны, и твоя репутация — моя забота, если это случится, я прикончу его. Вопросы?

Ван-Ван спала с лица.

— Снежечка, что ты такое говоришь?!

— Правду, — ощерился я.

— Ты не можешь!!

— Хочешь проверить? Рискни.

Я блефовал тут, конечно.

Ну… преимущественно.

Объективно, я не любитель той экстремальной “защиты женской чести”, под прикрытием которой в некоторых культурах принято убивать народ пачками. Однако… Будь мы у меня в родном мире и выдай Гэвин свой чудесный монолог, обращаясь к моей ученице — он был бы уже мёртв. Не потому что я в восторге от подобных вещей, а потому что некоторые вещи человек моего положения не может себе позволить прощать.

Здесь, конечно, всё иначе. И теоретически о репутации Ван-Ван можно беспокоиться намного меньше. Однако, Гэвин, талантливый малыш, умудрился потоптаться по достаточному количеству моих мозолей для того, чтобы основательно взбесить. Хуже того, я даже не единственный (и не самый опасный) недоброжелатель в этой очереди. И если я, возможно, всё же оставлю чудо-мальчика в живых, не все такие добрые и прощающие…

В любом случае, Ван-Ван прониклась.

— Я… я…

Я хмыкнул.

Я примерно понимал, что происходит сейчас в её голове: очередная драма на тему “ах, нам не суждено быть вместе”, или “ох, как же мне быть с любовью”. Ну, и прочее.

Это ничего, это полезно. Некоторым высоким чувствам стоит создавать преграды, хотя бы для того, чтобы у людей успело проясниться в мозгах. Если всё очень серьёзно, то не поможет, конечно. Но в данном случае…

— Снежечка, почему ты такой жестокий?! Я думала, я тебя убедила!

Жестокий? Ну может. Но я твой учитель, а значит, за тебя в ответе. И пусть тут сто раз свободные нравы, и пусть маги менее ограничены разного рода правилами приличия, но кто-то вроде Гэвина в качестве, почти не сомневаюсь, первого любовника? Такого никому не пожелаешь.

— Ты меня убедила, — согласился я важно. — Если ты не придёшь к нему, то будешь жалеть. Что идиотизм с моей точки зрения, но разные находятся сожаления. Это не значит, что я не добавлю ограничений.

— Но Снеж, Гэвин же сказал…

— Что ты должна прийти к нему, если ты его любишь. Там не было дальше по тексту никаких уточнений на тему того, что именно ты будешь с Гэвином делать; я вообще предлагаю избить. Парочка сломанных костей — отличное выражение чувств, тебе не кажется?

— Нет!! — бедняжка Ван-Ван была возмущена.

Я мечтательно моргнул, вспомнив нашу первую драку с леди Шийни. Помнится, она мне все рёбра переломала. Ну и по мелочи: смещение в плече, несколько трещин в костях, полностью опустошённый магический резерв…

Эх, молодость.

— Ну, он тебя нескоро забудет, — сказала я вполне честно. — К тому же, он привык к языку насилия. Так до него может дойти намного быстрее.

Если я хоть что-то насчёт него понимаю, то прямой вызов может даже завести, к добру или к худу. Учитывая, что ему нравится откровенно ненавидящая его кабанодева…

— Снежечка нет!

— Снежечка да!.. Ну серьёзно, давай его побьём. Ну хоть немного. Не хочешь?

— Нет!

Скучные в наше время дети пошли.

— Ну, нет так нет. Значит, просто прийди к нему, выслушай, что у него есть тебе сказать, и убирайся оттуда. Вот и весь план.

— Но… Снеж, но он же подразумевал, что… Если девушка пришла к парню ночью… разве не подразумевается…

— Если этот огурчик без шариков что-то там себе надумал, то ему стоит поработать над формулировками. Вы тут все демонологи или где?

— Но… Он же разочаруется, Снеж.

— Никто от этого не умирал. Если у тебя действительно есть шанс, то это его только раззадорит; если шанса нет, то его нет, и твоё согласие ничего не изменит. Он попросил доказать свою любовь и прийти? Отлично, ты пришла. Не его ли очередь теперь что-то доказывать?

— Снеж, я не смогу сказать ему это.

— Ну ладно, значит, скажу я.

Она моргнула.

— Но мы же не можем показывать, что ты умеешь разговаривать!

— А какие альтернативы? Или ты думаешь, я позволю ему просто так делать с тобой, что в его дурную голову придёт? Да, мне не хотелось бы демонстрировать свои таланты направо и налево. Но в таких обстоятельствах? Если с ним не готова говорить ты, буду говорить я.

Она выглядела, как будто была готова разрыдаться.

— Но, я люблю его, и как я могу спорить с ним?

А тут мы снова подходим к той самой проблеме, да? Когда думаешь, что грубость — это норма; когда считаешь, что ничего не заслуживаешь; когда считаешь, что не можешь себе позволить высказаться против.

Когда не умеешь говорить “нет”, потому что у тебя отняли это умение.

Для меня это никогда не было характерно. Но сколько раз в своей жизни я видел нечто подобное? Очень, очень часто…

— Любить и быть удобным — разные вещи, — сказал я. — Любить и во всём соглашаться — тоже. Не вали всё в одну кучу, пожалуйста. Вообще бывают случаи, когда любить — и есть спорить. Когда споры прекращаются, значит, всё плохо.

— Я не совсем понимаю… Что плохо?

— Это значит, что другой стороне просто стало наплевать. Любовь перешла в свою подлинную противоположность, всё было пережито и пройдено, осталась лишь пустота. Спорить нет смысла, потому что больше уже не болит, — я повторил слова своей третьей жены и впервые задумался о них на самом деле. Когда мои жёны окончательно оставили попытки спорить со мной. Это было так давно, что я уже и не вспомню.

Ну, это не то чтобы удивительно, учитывая в принципе всё.

— Я не уверена, что я понимаю, Снеж…

Да я и сам не понимаю.

— Ты слишком молода, чтобы понимать, — сказал я важно, копируя интонации учителя. Чем дальше, тем больше втягиваюсь в его шкуру; ну и сочувствую ему, не без того.

Если честно, то мы — Минночка, Тир-и и я — были намного хуже в своё время.

— Слушай, дитя, — сказал я, — считай меня твоими волшебными рыбьими костями…

— Чем?!

Ах да. Что там мне тётушка рассказывала о вариативности историй?

— Волшебной мышью? Феей-крёстной? Совой-помощницей? Деревом, политым кровью матери?.. Не знаю, какая тут у вас в ходу версия сказки.

— Про фею, — тихо хихикнула Ван-Ван. — Но… дерево, политое кровью матери?

— Типичный волшебный матримониальный помощник у культур, что сформировались на границе больших лесов… Так, не отвлекай! Сам факт: кто-то требует, чтобы подопечные уходили в полночь, а я вот тоже даю советы. И поверь моему опыту: так будет лучше. И — собирайся что ли? Пока я не передумал. Только надевай что-то поудобней: будет лучше, если в общежитие мы зайдём не через основной вход.

Ван-Ван застыла на пару мгновений, а потом хихикнула:

— Фей-крёстный, ты самый лучший!

— Сгинь с глаз моих! И не забудь поставить ширму, бесстыдное ты создание!

— Снежка, ты кот.

— Я — твой учитель! Существуют приличия!.. Всё, исчезни с глаз моих.

**

— Нет. Нет, я отказываюсь в этом участвовать.

— Ну Снежка…

— Нет я сказал. Переодевайся. Ни в одном из миров это не может считаться приличной одеждой!

— Это модно!

— У кого, у полоумных дев из дома удовольствия, не способных различать цвета?.. Переодевайся.

— Это нечестно!

— Чем больше ты споришь, тем больше вероятность, что ты сегодня никуда не пойдёшь.

— А вот возьму и пойду!

— А вот и нет!

— К чему это всё?! Ты мне не отец!!

…

Типичный аргумент, который я сам в своё время сдуру не раз и не два вываливал перед учителем, застал нас обоих врасплох.

..По правде, я как-то не заметил, как наши отношения дошли до той стадии, когда уместны такого рода аргументы.

Я нервно повёл хвостом. Ванина стушевалась. В воздухе повисло молчание.

— Я переоденусь, — сказала она.

— Я подожду, — я отвернулся, как всегда, и запрыгнул на подоконник.

Я подумал о том, что скоро стану отцом. Я заставил себя об этом не думать. Очередной дракон в комнате, а?..

..Собственно, благодаря своим философским размышлениям на подоконнике я сразу заметил это — ещё до того, как зазвучал сигнал тревоги.

Над заснеженными лесными кронами поднималось, распространяясь в разные стороны, зарево магического взрыва.