26

— И тогда она решила мне отомстить?

— О, не сразу, нет. И не совсем даже отомстить… Просто в какой-то момент она смирилась, что вот такая вот у тебя холодная натура, что ты просто не умеешь любить, не в романтическом смысле, по крайней мере.

— Я действительно не умею.

— Н-да? Ну-ну. Нет, я с детским восторгом слушал теории на тему того, что Мин-Мин — единственная любовь всей твоей жизни, твоя недоступная луна в небесах, к которой ты не посмеешь коснуться…

— ..Что правда, в какой-то мере.

— Да брось! Мы оба знаем, что твои чувства к Мин-Мин иного толка. И разве она не говорила тебе, что не собирается спать ни с одним из нас, не упоминая уж о браке, потому что… как она там выразилась… “Я не хочу влезать в это непонятное говно между вами ещё больше, чем уже влезла. Ты ведь знаешь, что вы двое именно таковы? Каждая женщина, которая сближается с одним из вас, неизбежно оказывается между вами двумя, в том или ином смысле слова. Я не хочу выбирать сторону в разборках великовозрастных младенцев, перетягивающих игрушки”.

— Она правда так сказала?..

— Ну её можно понять, что уж. Наша Минночка, как ни крути, существо в своём роде уникальное, она знает нам цену. Потому, хотя прекрасные девы из твоего гарема всё ещё ревнуют к ней, они уже почти перестали против неё интриговать, и Майлин не исключение. Она могла ненавидеть Мин-Мин, но не стала бы действовать по этому поводу… по крайней мере, если бы не представились уж очень удачные обстоятельства. Так что да, все были уверены, что ты тайно страдаешь по Мин-Мин… Но ты же догадываешься, что потом произошло, так?

— Просвети меня.

— Произошла Её Паучье Величество.

Я не дёрнулся, но это стоило мне некоторых волевых усилий.

— При чём тут леди Шийни?

Лит-Тир прищурился.

— Ну как же… Неужели ты правда совсем не понимаешь, твоё величество? Ты, приобретя славу великого соблазнителя, так и не научился видеть тоску человеческих сердец? Ведь в этом проблема с любовью, в конечном итоге: она всегда жадна. Она порождает желание, желание — надежду, надежда — предтеча страха, а потом… Потом в игру вступают боль, злость и разочарование. Потому-то в любой любви неизбежно есть примесь ненависти. И сердца, влюблённые там или разбитые, в конечном итоге одинаково глупы.

— Тебе придётся выражаться яснее.

Хотя я, конечно, уже понимаю.

— Ох, ну если ты настаиваешь… Твоей первой жене удалось смириться (точнее, убедить себя), что ты не любишь её, потому что не можешь любить никого. Не в этом смысле. Приятная иллюзия для уязвлённого самолюбия, если ты спросишь меня. Но с каждой женой и наложницей, которую ты притаскивал, она всё больше убеждалась в своей правоте. Ты приближаешь к себе красивых, послушных и полезных — значит, она будет самой-самой по всем пунктам, и тогда, конечно, ты её полюбишь… Грустно. И финал предсказуем: тебя отродясь не интересовали люди, которые пытаются сделать тебя центром мира и во всём угодить. Буквально вся история твоих личных привязанностей кричит об этом. Более того, то, как ты говорил о ней, то, как всегда пытался её позлить, то, что ни один твой пьяный монолог не проходил без её имени… Когда однажды ты вернулся из Храма Голодных с тем самым характерным блеском в глазах, я понял, что неизбежное произошло. И Майлин тоже заметила, будь уверен: разноцветные птички-шпионки, которых она выдаёт за несчастных дальних кузин и личных служанок, тут же разлетелись во все стороны, чтобы узнать, что произошло. Впрочем, ответ очень скоро пришёл прямо на заседание двора.

Я пожал плечами.

— Не сказать, что я когда-либо был отшельником, практикующим аскезу. Почему…

— Ох, не надо только рассказывать, что Её Паучье Величество была одной из твоих мимопробегающих интрижек! Не тогда, когда она, как точка, появляется в финале каждого твоего монолога.

— Ты преувеличиваешь.

— Н-да? Ты помнишь, что ты сказал, когда нам привезли трибуты из южных земель?

— Пошёл ты.

— Это тоже. Но вообще-то ты увидел гору иномирных книг совершенно заумного содержания, порадовался и заявил: “Принимается, ей понравится”. И не сомневайся, всем было понятно, кому “ей”, даже без дальнейшего твоего путешествия на север на следующий день.

— Это только один случай…

— Ну да. Потому что, конечно же, ты не заказал целую галерею её портретов в полный рост, замаскировав под сюжет о приключения некой божественной сущности. И ты не построил неприкасаемый дворец в рамках твоего собственного гарема, такой роскошный, какого не было ни у одной императрицы в обозримой истории, с изображением паука над главным входом, чтобы никто точно не догадался. И ты совершенно точно не сжёг дотла и посыпал солью поместье рода Боэ, лорд которого пытался убить леди Кан Шуа. И не ты объявил Древний Лес запретной территорией, где вред, причинённый ему, приравнивается к вреду лично тебе… Я правда должен продолжать? Потому что, если честно, я могу говорить об этом долго. И не то чтобы это нуждалось в дополнительных комментариях: на основе вашей истории даже кукольную пьесу поставили. С изменёнными именами, конечно, и слегка переделанной историей — но все, кому надо понимать подразумеваемое, понимают. Тайный брак, романтика… Мне пришлось изворачиваться и запрещать эту пьесу в столице, чтобы она не попалась тебе на глаза слишком быстро. Но, как это обычно бывает, мои попытки только добавили творению популярности.

— Мы даже не женаты!

— Ну да, вы партнёры по магическому пути, или как там это тактично именуется в орденах. Но ты ведь понимаешь, что в рамках нашей культуры она всё ещё считается твоей женой?

— Мы не…

— Грёбаный дворец говорит об обратном.

— Пошёл ты.

— Ты повторяешься. Так вот, как ты знаешь, в почтенных-и-не-очень домах тебя всегда называли драконом, меня — твоей тенью, Мин-Мин — твоей оборотной стороной луны, Майлин — первой женой… Но потом ты построил дворец, и Её Паучье Величество стали называть любимой женой. Или Неназываемой Императрицей, что на мой взгляд весьма точно передаёт суть. Никто не говорил ничего такого при тебе, потому что они хотят жить, но всё же… И для Майлин это стало ударом. Она столько работала, вложила старания и силы, любовь и надежду, но — ты в итоге возвысил женщину, которая не желала иметь ничего общего с дворцом или императорским троном, женщину, которая ставила магию выше тебя. Сначала Мейлин считала, что ты заколдован; потом — что это пройдёт. Но за без малого сто лет ничего не прошло, и она так и осталась первой женой на бумаге, но не на самом деле. Без детей, без возможности прервать этот брак, без возможности вырасти…

— Она должна была понимать этот риск, когда делала мне предложение!

— И снова — да. Дев из знатных семей с пелёнок учат принимать такие вещи проще, и да, сделка есть сделка. Но, Кан-и, я уже говорил и скажу ещё раз: редко когда, заключая сделку, мы сегодняшние по-настоящему представляем последствия для нас-завтрашних.

— Я должен ей сочувствовать?

— Нет. Я думаю, ты должен — знать. Первое: всё, что она делала, было в равной мере во имя амбиций и любви. Второе: она не знала, что с тобой может что-то случиться… Или, по крайней мере, ни один из нас не проговаривал этого вслух. Наша с ней сделка заключалась с том, что я позволю ей стать матерью наследника империи…

— ..И она, с её блестящими мозгами, вот совсем-совсем не понимала подоплёки, — фыркнул я скептически.

— Это уже другой вопрос. О чём-то она могла догадываться, что-то — подозревать. Но она решила получить ребёнка, которого хотела годами, и статус Королевы-Матери, ради которого трудилась…

— Очень мило с её стороны.

— Никто из нас в этой истории не пушистый котик… Кроме тебя, но это скорее издержки момента, а не отражение личностных характеристик.

Я фыркнул и посмотрел Лит-Тиру в глаза.

— Что же, теперь я, действительно, понимаю. Ты за этим пришёл? Чтобы рассказать?

— Да.

— И не попытаешься превратить меня в свою крысу?

— Нет, это не моя задача. Мы все тут проходим испытание, и от его исхода…

Лит-Тир дёрнулся, когда его рот вдруг оказался стянут окровавленными нитками. Сон вокруг нас стал тяжёлым и давящим, в воздухе заклубился густой зелёный дым, и над нами трещиной в кромешней темноте разрослась зубастая улыбка.

Ох точно. Я совсем забыл, что у меня во сне сегодня намечалась ещё одна деловая встреча.

Пока я таращился на улыбку, теперь дополненную огромным зелёно-оранжевым глазом с узкой полоской зрачка, Лит-тир извернулся, и пространство сна вокруг него пошло рябью. Нити, зашившие его рот, исчезли, и живая тьма столкнулась с зелёным туманом, отталкивая его от нас двоих.

Во тьме зашуршали крысиные лапы.

— О, — промурлыкала улыбка, — крыска, я бы не делал этого, если бы я был тобой.

Лит-Тир холодно улыбнулся.

— И почему же?

— О, как тебе сказать… Смотри, что у меня есть!

В воздухе возникла огромная оранжево-фиолетово-зелёная условно кошачья лапа, что сжимала… ту самую платиновую крыску.

— Ты слишком уж комфортно устроился в кошачьем сне, крыска, — промурлыкала улыбка, — отпустил свой дух тут свободно бегать. Кто же так делает? Котики, знаешь ли, охотятся на крыс… Интересный опыт — держать чью-то душу в своих руках. Должен ли я говорить, что я раздавлю её, если ты дёрнешься ?..

— Так, — кашлянул я, — ну-ка хватит.

— О, — улыбка звучала разочарованной.

— Дай сюда крыску… тьху, душу. И прими нормальное обличье, будь так добр.

Лит-Тир пару мгновений смотрел на меня, не отрываясь, а потом улыбнулся.

Я знал эту широкую улыбку, закрывающую на замок всё остальное.

Я не хотел видеть её на этом лице примерно никогда.

— Так вот почему ты был так спокоен, — отметил он весело. — Браво, твоё величество. Идеальный план. И ты наконец-то научился мне лгать, да ещё и так талантливо… Воистину, твоё время в роли фамилиара пошло тебе на пользу.

Ах, это… Я не стал отвечать, просто потому что некоторые игры почти невежливо прерывать на полпути. Когда ещё мне дадут почувствовать себя настолько умным?

Орди, между тем, преобразился: теперь в вздухе плавало условно напоминающее громадного кота существо, по шкуре которого в гипнотическом ритме двигались полосы ярких цветов. Я быстро понял, что присматриваться к ним весьма нежелательно: ментальный фон пошёл в разнос почти мгновенно.

Крыска висела в его лапах, слегка дрожа.

Я посмотрел в ядовито-яркие глаза Улыбающегося Кота из Бездны Безумия и вспомнил слова, написанные тётушкой на одной из стен Паучьего Ордена: “Однажды придёт день, когда абсурдная комедия положений, дичайшая из фантазий, в которую ты не можешь поверить сейчас, станет твоей жизнью. Когда это случится, рассмейся, даже если хочется плакать.”

Ха.

Я тихо хохотнул, просто для проформы, выражая таким образом уважение к тётушке и судьбе одновременно, и переключил внимание на тварь, которая в теории не должна была покидать Бездну Безумия, никогда и ни при каких обстоятельствах.

— Дай крыску мне, — повторил я.

— Ну не знаю. Хочешь сам держать его дух в руках? — спросил Одри. Здесь, в сновидении, его голос был вкрадчивым и всепроникающим, он звенел от улыбки, осязаемой и вязкой, как объятия цветка-ловушки.

— Да, хочу. Если уж ты был так мил, что поймал его для меня.

— Хм. Кто сказал, что для тебя?

— А зачем ещё?

— Для интереса, — промурлыкал Орди, — как думаешь, что будет, если я его съем?

— Я посчитаю, что ты не хочешь, чтобы я был по отношению к тебе достаточно лоялен, — ответил я своим типичным “я — злобный тёмный властелин” тоном. — У меня, как ты, может, заметил, с дражайшим кузеном важный разговор. Который пойдёт быстрее, если я буду держать его душу в своих руках.

Я всем телом чувствовал взгляд Лит-Тира, но предпочитал смотреть только на Орди.

По шагу за раз, как говорится.

Кот покружился в воздухе, не отрывая от меня нечитаемого взгляда. Что-то бурлило в глубине этих ядовитых глаз, но я не мог в полной мере сказать, что именно.

— Ладно, — сказал он в итоге, лениво и тягуче. — Так и быть, дарю эту крыску тебе. Играйся.

Я выдохнул, когда когти токсично-полосатой тварюшки разжались, передавая мне духа. Он был жив: я чувствовал биение внутри него, не сердца по умолчанию, но какой-то магии, неназываемой и прекрасной.

Держать чужую душу в руках оказалось…

Пугающее.

Захватывающее.

Освобождающее.

Искушающее.

Как полная, абсолютная власть.

Как уверенность в принадлежности.

Как уверенность в том, что тебя никогда не оставят.

.

Я медленно провёл пальцами по сияющей платиновой шерсти и подумал, что мне правда стоит сохранить это существо у себя, в безопасности и ручной доступности. Не то чтобы я стал что-то делать с Лит-Тиром, разумеется! Я больше не тот малолетний придурок! Просто чтобы убедиться, что эта ситуация разрешится ко взаимному удовольствию.

Просто чтобы убедиться, что он не оставит меня.

Душа вздрогнула в моих руках и посмотрела на меня большими серебрянными озёрами глаз. Самое прекрасное, что только может существовать…

Это просто и очевидно, если присмотреться.

Я сохраню её у себя.

Я найду способ добраться до таких же, принадлежащих Мин-Мин, и, конечно, Шийни.

Тогда они никогда, никогда не оставят.

Тогда они будут всегда со мной.

Тогда…

Заткнись.

Я больше не тот мальчик.

..

Я выдохнул и быстро натянул на лицо небрежную улыбку. Стиль — наше всё, говорит тётушка, и я всегда вспоминаю её в ситуациях вроде этой.

Кто бы мог подумать, что так опасно и искушающе это — держать в руках чужие души. Хотя, наверное, этого стоило ожидать…

Улыбнувшись ещё шире, я быстро шагнул к застывшему Лит-Тиру и буквально запихнул крыску ему в руки. И тут же сделал несколько шагов назад, чтобы уж наверняка.

Дежурная маска Лит-Тира полностью застыла, и он уставился на меня с совершенно непередаваемым выражением в глазах.

Загрузка...