Пес Ее Высочества

Эпизод 12, в котором посещают храм и подглядывают в окна

Городок, в котором предстояло остановиться на ночь, прежде звался Церквейг, по имени своего основателя. Однако семь лет назад жители дружным голосованием сменили название на Великаний Холм и даже дали взятку Королевскому обществу картографов, дабы оное увековечить документально. Мэр города, двухголовый великан Яджойгоргрим Почти-Мудрый, на все вопросы скромно ссылался на народную инициативу, против которой он всего лишь не возражал.

Помимо мэра городок славился ещё двумя особенностями. Во-первых, в Великаний Холм строго-настрого запрещалось ввозить алкоголь — исключение делалось разве что для лечебных настоек от проверенных целителей и надёжных ведьм. Во-вторых, здесь работала станция почтовых драконов. За определённую плату разноцветные летучие ящеры были готовы отнести письмо или посылку в любой конец королевства.

Всю эту информацию Бьорн знал и сам, так что Эрика он слушал вполуха, как и ворчание рыцарей по поводу необходимости сдать при въезде личные фляги. Большая часть отряда плелась за каретой, и он позволил себе вырваться вперёд. Капитан не возражал, тем более что от присутствия оборотня была и польза: уставших за день коней пустили шагом, а бодрый козлик норовил сорваться на рысь, а то и укусить идущего впереди жеребца за круп. Одну такую попытку Бьорн и предотвратил: поймал нахала за уздечку и негромко рыкнул в мохнатое ухо. Хух ещё попытался взбрыкнуть и укусить уже Бьорна, но стоило рыкнуть погромче, как козёл стал шёлковым и более неудобств не доставлял.

Хотел бы Бьорн так же легко справляться с неспокойными мыслями. Он с радостью опустошил бы полную флягу той дряни, которой капитан пытался поить его после падения в реку, и ведьмин котёл заодно, лишь бы с уверенностью сказать, что поцелуй Беттины ему просто приснился!

Он стиснул зубы и оборвал мысль, не желая возвращаться к воспоминаниям. Сколько бы радости ни дарило внимание принцессы, привлекать его лишний раз не стоило. Лучше уж думать, что она просто решила его подразнить, со скуки. И ведь есть долг, есть рыцарская честь, есть клятва верности королю, но…

Как она смотрела! Как разговаривала! Как прикасалась, робко и вместе с тем так уверенно, будто имела на него все права! Можно сколько угодно твердить себе о чести и долге, но как скоро ему захочется… Большего?

Да что там.

Уже хотелось.

Он тряхнул головой и попытался прислушаться к разговору.

— … Сам-то Яджи — разумный мужик, талантливый, управленец, опять же, хороший, — объяснял Эрик. — А вот вторая его голова, Гор, тот ещё тип. Как что в башку взбредёт — вынь да положь, чуть что не по его — убьёт влёгкую. Скот воровал, девок, пару деревень сжёг. Набуянится, уснёт — и Яджи за него отдувается, ущерб возмещает. Так вот однажды герцогу это надоело, он его за шиворот взял и приволок к ведьме. А та, значит, сварила зелье, которое действует только на Гора так, будто он церковного вина перебрал — улыбается всё время и глаза в кучку. Но только Яджи теперь ничего крепче чая нельзя, а то зелье действовать перестанет. Вот уже лет восемь капли в рот не берёт, бедняга. Зато книжки писать начал.

— Книжки? — удивился кто-то. — Великан?

Бьорн подавил желание закатить глаза. Несмотря на все образовательные реформы старого короля, очень многие до сих пор относились к чтению как к тяжкой повинности. А ведь серия книг «Великанские сказочки» пользовалась огромным успехом! По байкам великана о его буйной юности и победах над многочисленными врагами ставили спектакли в театрах и уличные сценки на ярмарках, по ним рисовали картинки, сочиняли песни, лепили игрушки…

— Так он почему мэром-то стал! — Эрик щёлкнул пальцами и ухмыльнулся. — В городе проездом был, дело к вечеру, пошёл постоялый двор искать. А тут главная площадь, и как раз мэра выбирали, общим собранием. На одного посмотрели, на другого… А тут Яджи как вышел, как народ его увидел — и оказалось, что его в городе знают лучше, чем всех кандидатов в мэры, вместе взятых, кто сам не читал, тот отзывы слышал. Вот они и решили, по отзывам. Он отнекивается, мол, приврал в книжках и про себя, и про врагов, а они ещё пуще вцепились — как же, единственный из кандидатов, кто честно признался, что врёт!

Рыцари грохнули смехом. Бьорн хмыкнул и привстал в стременах, разглядывая распахнутые настежь городские ворота. Рядом с ними маячили фигурки стражников — и ещё одна, на голову выше тех самых ворот.

Кажется, мэр города решил встретить гостей лично.

На великана обратил внимание не только он. Смешки стихли, бойцы Эрика принялись с ворчанием добывать из-под плащей фляги, королевские рыцари замешкались, во все глаза разглядывая местную достопримечательность.

— Герцог, говоришь, приволок его к ведьме? — недоверчиво уточнил кто-то. — Лично? За шиворот?

Эрик ухмыльнулся с самым довольным видом.

— Это вы не знаете нашего герцога, — хмыкнул он, откидывая за спину плащ. — Он и демонов слушаться заставит, не то что какого-то великана… Эй, а где моя фляга? Ты не видел?

Бьорн пожал плечами, не отрывая взгляда от ворот. Если бы он решил проехать город насквозь, за вторыми воротами свернул направо и двинулся по неширокой просёлочной дороге на северо-запад, то через несколько часов добрался бы до родового замка. Мама была бы счастлива его видеть, она напоминала об этом в каждом письме. А отец непременно выслушал бы и помог советом…

Но времени на то, чтобы сделать такой крюк, у него, как всегда, не было.

Бьорн покосился на Эрика, который с руганью обыскивал карманы по третьему разу, не желая верить, что фляга осталась в снегу у мельницы. Если хотя бы треть его баек об отношениях с женщинами была правдой, то капитан вполне годился на роль опытного человека, способного дать совет. Однако из тех же баек следовало, что любовные неудачи он либо заливал спиртным, либо сбрасывал напряжение в обществе продажных девиц, либо и то и другое сразу.

Все три варианта никуда не годились.

Эрик выдал особо длинную и заковыристую фразу, махнул рукой и с мрачным видом уставился на городские стены. На груди капитана блеснула светлая искорка: знак Светозарения, четырёхконечная звезда в круге, выскользнул из-за воротника и повис на шнурке. Бьорн машинально прижал ладонью свой знак, прячущийся под рубашкой, кинул взгляд на шпили и крыши, выглядывающие из-за городской стены…

А ведь, пожалуй, есть в городе одно место, где могли помочь разобраться в душевными волнениями.

Он слегка придержал коня, чтоб оказаться вровень с помрачневшим капитаном, и негромко проговорил:

— Мне нужно в храм.

Эрик уставился на него так, словно он попросился по меньшей мере в бордель. Потом, спохватившись, сгрёб знак в горсть, сунул за пазуху и кашлянул.

— Что, прямо сейчас⁈

Бьорн немного подумал. Для того, чтобы организовать ночлег, его присутствие вовсе не требовалось, а постоялый двор в Великаньем Холме был всего один, на главной площади перед ратушей, не заблудишься. Да и храм, насколько ему помнилось, находился недалеко, он легко успеет вернуться до ужина.

— Да.

Эрик снова кашлянул, глянул на приближающиеся ворота, потом обернулся на карету, но аргументов против найти не сумел. Тем более что он ведь и сам обещал отряду отдых в городе — по очереди и на ограниченное время, разумеется, но пару свободных часов заслужил каждый.

— Ну… Раз так надо, то ладно. Но чтоб до темноты вернулся, понял?

Бьорн молча кивнул, ещё подумал и решил проявить вежливость.

— Спасибо.

Капитан в ответ неодобрительно фыркнул, пошевелил губами, припоминая нужное слово, и хлопнул своего скакуна по шее, посылая его в галоп, чтобы первым добраться до ворот. Бьорн проводил его взглядом и ненадолго прикрыл глаза.

Принятое решение давило на рёбра, как слишком туго затянутый ремень, мешая дышать.

Но лучше так, чем не дышать вовсе.

Наверное.

Храм Светозарения стоял чуть в стороне от главной городской улицы: небольшой, белый, с высокими стрельчатыми окнами и барельефами из жизни святых на стенах. Ровно в тот момент, когда Бьорн соскочил с коня, на колокольне, украшенной по углам резными башенками, начал бить колокол.

Бьорн глубоко вздохнул, решаясь. Запах сладких булочек из пекарни напротив защекотал нос, ужасно захотелось развернуться, пересечь площадь, распугав стайку белых голубей, войти в лавку, купить там фигурный медовый пряник, а потом подарить его принцессе и на оставшиеся несколько дней пути притвориться, что всё хорошо.

Но это было бы нечестно — и в первую очередь по отношению к ней.

В храме было сумрачно и тихо. Свет пасмурного дня с боем прорывался сквозь витражи, но его едва хватало, чтобы подсветить цветные стёклышки. Вдоль стен выстроились высокие подсвечники, над ними танцевали крохотные язычки пламени — горела едва ли треть свечей, в углах и нишах сгущались тени, ярко освещены были лишь аллегорические статуи богов ровно напротив входа.

В центре стоял высокий статный мужчина, с короной из острых зубцов на голове — Король-Солнце, Дарующий жизнь, Карающий небесным огнём. Пухленькая женщина слева от него — Мать-Луна, половина её платья чёрная, другая — белая, и лицо освещено лишь справа. Тонкая дева с распущенными волосами, в венке из роз и тонких игл — Звезда, Защитница слабых, Спутница странствующих, с чашей в одной руке и мечом в другой…

Бьорн замер на пороге — на миг показалось, что все трое смотрят на него с укором. Человека, сидящего за маленьким столиком у ног Луны, он заметил не сразу, а тот не заинтересовался вошедшим, погружённый в какие-то записи. Бьорн негромко кашлянул, реакции не дождался и двинулся между двумя рядами скамеек, стараясь ступать как можно тише: мраморный пол вцеплялся в подошвы сапог шорохом и стуком, донося эхо шагов до самых дальних углов.

Однако щуплый рыжеволосый мужчина в золотистой мантии, расшитой символами Солнца, даже не поднял головы.

— Доброго дня, путник, да будет твоя дорога светла, — без выражения продекламировал он, не отрываясь от толстой книги, расчерченной на колонки, и не глядя ткнул пером: — Чаша для пожертвований слева от меня. На этой седмице чествуются святая Олимпия и святой Йохан Синеусый, шансы на успешную молитву повышены, список предпочитаемых подношений справа от меня, изображения и листки с текстами именных молитв можно приобрести в сувенирной лавке. Желаешь помолиться в уединении?

Бьорн послушно бросил в чашу заранее заготовленные монетки.

— Нет, я…

— Заказать отпевание, обряд наречения имени младенцу, освящение дома или лавки?

— Да нет же!

Жрец вздохнул, почесал короткую рыжую бороду и поднял взгляд.

— А, — без особого интереса проговорил он, — ты рыцарь. Освящение оружия или снаряжения? Молебны о здравии или упокоении? Заказную службу «На смерть врагам» с поимённым перечислением?

Бьорн помотал головой и попытался собраться с мыслями. Как-то не так он представлял себе попытку попросить совета в храме.

— Есть одна девушка…

— Ага, понял, — перебил жрец. — Запись на обряд бракосочетания — у жрицы Луны в первый, третий и пятый день седмицы, до обеда.

Бьорн поморщился.

— Нет, дело не в этом. Я…

Взгляд жреца стал чуть более заинтересованным.

— Ты её любишь, она тебя — нет? Молебны о привлечении внимания противоположного пола проводятся во второй день седмицы, после заката. Для лучшего результата рекомендуем обращаться за приворотным зельем к ведьме Мадине с Лютиковой улицы, держи визитку.

— Да нет же! — Бьорн отпихнул от себя клочок пергамента с адресом, и жрец понятливо покивал:

— А-а-а, ясно-ясно. Она тебя любит и уже достала? Тогда визитку всё равно возьми, отворотные зелья у Мадины тоже чудо как хороши, а на молебен приходи завтра с утра.

Формулировать проблему вслух оказалось ужасно сложно. Бьорн шумно вздохнул и потёр переносицу.

— Она почти что замужем. А я…

Жрец приоткрыл рот, покосился на статуи и понизил голос:

— А ты, значит, хочешь с нею согрешить так, чтоб в её первую брачную ночь это не вскрылось?

Бьорн зарычал и потянул из ножен меч.

— Эй-эй, потише! — Жрец вскочил и на всякий случай отгородился от посетителя спинкой стула. — Я — особа духовная, физические воздействия в отношении меня, да ещё в святом храме, караются ухудшением кармы на три перерождения вперёд! А я ж тебя перед смертью ещё и лично прокляну, чтоб даже мыслей о девушках…

— Да заткнись ты уже!

Он тяжело опёрся ладонями о стол, заставив собеседника отшатнуться. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, потом жрец негромко кашлянул.

— Ну ладно. Чего ты от меня хочешь-то?

Бьорн заставил себя выпрямиться и уставился на статуи. Горло сдавило, словно само тело сопротивлялось попытке выговорить принятое решение, и голос прозвучал еле слышно.

— Я хочу… Перестать её любить.

От сказанных слов внутри что-то болезненно вздрогнуло. Жрец поджал губы, обошёл стул, сел, поставил локти на стол и глянул на Бьорна поверх сложенных шалашиком пальцев.

— Что ж ты так, а? Вроде молодой… Проблемы со здоровьем?

От возмущения голос тут же вернулся.

— А можно мне другого жреца⁈

— Нельзя. — Жрец потёр ладони, хмыкнул, откинулся на спинку стула и ногой выдвинул из-под стола табурет: — Садись. И рассказывай уже нормально, что из тебя каждое слово как клещами нужно тянуть!..

Бьорн закатил глаза, глянул в сторону выхода, шипяще выдохнул сквозь зубы…

И сел.

— … Всё это и умно и глупо, — пробормотал жрец, выслушав его сбивчивый рассказ. — Умно, потому что и по людским, и по божественным законам ты прав. Тебе с нею ничего не светит, кроме проблем, и лучше бы вовсе попросить отставку.

Бьорн нахмурился.

— Но как же…

— Не перебивай. Там и помимо тебя три десятка человек с ведьмой в придачу, с охраной одной девчонки уж как-нибудь справятся. А думать, что без тебя никак и только ты способен спасти её от всех бед — гордыня и грех, понял?

Жрец наставительно поднял палец, дождался вымученного кивка и сцепил ладони в замок.

— Я бы даже порекомендовал тебе зелья и молебны… Но всё это глупо и не имеет смысла. — Он покосился на шкатулку, заполненную листочками с адресами, и со вздохом захлопнул крышку. — У тебя, понимаешь ли, на роже написано большими буквами, что ведьмам ты не веришь, на богов не надеешься, а эта твоя дурацкая любовь — всё, что есть в твоей дурацкой жизни.

Повисла тишина. Бьорн точно знал, что должен возразить, но никак не мог подобрать слова.

— Я думал, — проговорил он наконец, — что духовные особы должны утешать.

Жрец хмыкнул и сложил руки на груди.

— Это не ко мне. Это вон к ней, — он кивком указал на Луну. — Хочешь, приходи завтра, её девочки тебе от души посочувствуют, может, даже поплачут с тобой. Только у храма с Мадиной договор, она клиентов к нам посылает, мы к ней. Вот и тебя пошлют.

— А ты не пошлёшь?

Жрец развёл руками.

— Так я ж говорю, без толку. Ну сделают тебе отворот. Ну поедешь ты дальше. А память-то, память ты куда денешь? Ты ж в неё заново через три дня влюбишься, а в итоге или сопьёшься, или железякой своей себя же и ткнёшь. А это и тебе грех, и мне — потому как знал, предвидел и пустил на самотёк.

Жрец снова почесал бороду, тяжело вздохнул и повернул голову к статуям. Бьорн проследил его взгляд: Король-Солнце смотрел с постамента строго, но понимающе.

— Значит, так, — произнёс жрец наконец. — Любовь твоя до добра не доведёт ни тебя, ни её. Принцесса несёт в своей судьбе судьбу королевства, даже если сама об этом не подозревает, и не нам с тобой в это лезть. Обряд не завершён, но она уже дала согласие перед богами, и себе не принадлежит. А вот ты — волен решать сам.

Жрец выдвинул из стола ящик, немного в нём покопался и извлёк тонкую книжицу.

— На третьей странице — «Слово Свету», читать тридцать раз утром и тридцать перед сном. На пятнадцатой молитва «От одержимости», тоже по тридцать. И, пожалуй, «О здравии и благополучии» за неё, короля и герцога, чтоб злые чувства внутри не копить, по десять раз перед завтраком, обедом и ужином. Держи.

Жрец хлопнул книжкой о стол и снова откинулся на спинку стула.

— И что, — Бьорн недоверчиво покрутил книжку в руках, — поможет?

— Нет.

Бьорн поднял взгляд — лицо жреца вдруг стало очень серьёзным.

— Боги редко вмешиваются в дела смертных, — жёстко проговорил он. — И в твои не станут, чуда можешь не ждать. Но молитва способна стать соломинкой, которая удержит тебя на краю самого чёрного отчаяния и не даст сорваться. Если тебе действительно нужен мой совет, вот он: оставь её. Иди к своему капитану — он не станет тебя держать, когда узнает. Пусть она едет к мужу. А ты можешь вернуться в столицу, или к родителям, или уехать на другой конец страны, или наняться на торговый корабль и уплыть за море. Главное — найди себе дело. И читай молитвы — каждый день, во всякий миг, когда боль станет нестерпимой, когда темнота станет пытаться сожрать твою душу. Читай — и не держи зла. Это пройдёт. Всё проходит.

Жрец поднялся, обошёл стол и положил руку Бьорну на плечо.

— Не давай себе времени передумать, иначе утонешь в сомнениях, — проговорил он негромко. — Иди и реши этот вопрос. Сегодня. Сейчас. Завтра может быть поздно.

Казалось, вся тяжесть мира легла на плечи вместе с ладонью жреца — Бьорн с трудом заставил себя выпрямиться и встать. Что ж, не стоило питать глупых надежд — боги были на стороне здравого смысла, а не чувств, и поддержали принятое им решение.

Оставалось только одно.

— Она… Будет счастлива? Без меня?

Жрец печально улыбнулся и покачал головой.

— Я не пророк. Молись за неё. И я буду молиться, за вас обоих. А теперь иди, и да озарят Трое твой путь.

Бьорн молча кивнул и развернулся к выходу.

— Эй, — окликнул жрец, когда он уже подошёл к двери и взялся за ручку. — Ты уж постарайся всё-таки не спиться и не убиться. Отчётность мне испортишь.

Бьорн серьёзно кивнул и толкнул дверь.

Дневной свет больно резанул по глазам, заставив его заморгать и зажмуриться, порыв ветра ударил в лицо мелкой снежной крупой. Бьорн шёпотом выругался, добрался до привязанного поодаль коня, ткнулся лбом в растрёпанную чёрную гриву и долго стоял так, прислушиваясь к поселившейся внутри пустоте.

Вряд ли её можно было бы заполнить молитвами…

Но стоило хотя бы попытаться.

— Хелен, я уж думал, ты меня похоронить решила в сундуке, — проворчал вампир, едва поднялась крышка.

Он, кряхтя, вылез, с чувством похрустел всеми суставами и, кажется, даже ушами. Из недр сундука что-то приглушённо бормотало зеркало. Теобальд зашипел, захлопнул крышку и с досадой добавил:

— Болтливое такое, всю дорогу спать мешало. Знай байки травит, чтоб ему помутнеть! Я думал, этот праздник никогда не закончится.

— Громко сказано — праздник, скрипучая ты развалина, — Хелен задымила и закашлялась. — Китовая вошь, табак отсырел… Так, потанцевали слегка, пожрали и отбыли баиньки.

Мэр закатил в своём доме приём в честь приезда принцессы. Повеселиться Яджойгоргрим Почти-Мудрый любил, рабочая голова радовалась новым людям, расхваливала себя как писателя и шутила. Вторая голова, что поменьше, большую часть вечера идиотски улыбалась, но изредка всё же осмысленно смотрела на всех и ехидно комментировала первую.

Великан делал комплименты принцессе и откровенно ею любовался, а потом пошутил:

— Подозрительно давно я не интересовался человеческими девушками, жена узнает, по обеим головам скалкой настучит. Хорошо, что она у тёщи гостит!

Хелен была единственной, кого это признание насторожило. Остальные только посмеялись, хотя в биографии мэра были бурные страницы, связанные с похождениями второй головы. Например, однажды он перетащил маленькую церквушку из одного села в другое — так ему показалось красивее. Увы, народ не оценил изящество вкуса.

Принцесса танцевала, донельзя довольная возможностью надеть красивое платье, её служанки хихикали и строили глазки членам сопроводительного отряда — вполне взаимно, к огорчению местных барышень. Хелен фыркала под нос: хорошенькие дурочки всегда привлекают мужчин. С ними и покувыркаться приятно, и управлять ими проще. Заложишь в такую пустую головку свою мысль, пару раз прокрутишь — и вот уже девица подпевает тебе в унисон, свято веря, что её-то мужик умнее остальных.

Эрику тоже досталось дамское внимание, но он был тёртый калач и глупые хихикалки его не интересовали, а вот этикет требовал танцев с принцессой. Хелен едва не смеялась, наблюдая, как этих двоих напрягает столь тесное общение: Беттина едва заметно морщилась, стоило подолу её платья коснуться сапог Эрика. Тот в долгу не оставался, касаясь её спины едва-еда, почти одними ногтями.

Эрик, конечно, был предвзят к её девочке. А Беттина всё оглядывалась на телохранителя, застывшего в углу, словно статуя. Можно было поклясться, что об его напряжённый подбородок запросто можно было бы сломать кулак великана. Хелен слышала, что на дежурство он попросился сам, отказавшись от участия в празднике. С одной стороны, и пусть бы торчал в своём углу — танец с ним мог вызвать у принцессы ненужные мысли и желания. Однако Хелен очень не любила сюрпризов, и, пожалуй, стоило бы выяснить, что скрывается за устремлённым в никуда взглядом оборотня.

Праздник в честь приезда принцессы довольно скоро выплеснулся на улицы. Горожане зажгли костёр в чаше фонтана на главной площади, сюда же созвали лоточников, откуда-то появились музыканты и даже старенький маг, то и дело запускавший фейерверки. Не смотря на сухой закон люди смогли повеселиться так, как другие спьяну не веселятся. Хелен сама притопывала в такт ритмам и взрывам смеха.

Это был счастливый городок.

Теперь же, когда все разошлись и улеглись, можно было подумать и о мелочах вроде вампира. И ведь разве она его не предупреждала об отсутствии бытовых удобств?..

Теобальд с удовольствием вылетел размять крылья. Его не останавливал ни морозный воздух, покалывающий тело, ни жужжащая где-то на задворках сознания мысль о Моргане и прочих прихвостнях барона. Он проголодался, но самую малость — в замке Храбропузика он отлично перекусил. Ах, эта сладкая кровь девственников!

Он так задумался, что когда унюхал свежую кровь, сперва не понял, что это реальность, а не воспоминание. Вампир завернул вираж над постоялым двором, где разместился на ночь кортеж, приземлился на флюгер в форме кренделя и вновь принюхался. Сладкая, невинная, будоражащая, совсем рядом…

Подозрительно знакомый аромат.

Морозный воздух так славно переносит запахи… Теобальд сделал круг, на лету просматривая закрытые ставнями на ночь окна. Во всех было темно, раздавался храп рыцарей, но из-за ставен окна принцессы пробивался свет. И пахло оттуда!

Теобальд вцепился когтями в створку и заглянул в щель.

«Нож мне в печень!»

Принцесса сидела на краю кровати, задумчиво рассматривала пальцы — на них была кровь, и на её щеке красовался порез. Створки окна были закрыты неплотно, и аромат буквально сшибал: настолько сильный, свежий, металл с примесью диких трав. Она замёрзла — мурашки покрывали её тонкие руки, так беззащитно выглядывающие из коротких рукавов ночной рубашки. Благодаря холоду и порез не сильно кровоточил, но её взгляд…

Что-то закопошилось внизу, на карнизе, вампир глянул и…

Крохотный человечек прыгнул вниз со второго этажа, натянув над головой носовой платок. Он как семечко одуванчика планировал в воздухе и от него пахло кровью принцессы!

Теобальд не думая устремился за ним, схватил лапками тельце, а на земле уже держал в кулаке обалдевшего от неожиданности представителя народа литллфингеров.

— Пусти-и-и! — завопил человечек, но крик звучал не громче писка комара, на такой никто не придёт.

Теобальд поднёс кулак почти к лицу, разглядывая негодника. Ну точно, самый литлфингерный из всех литлфингеров. Мужичок-с-пальчик, с лохматой бородой и ярко-зелёными глазами, сверкавшими в темноте. Этот народец славился отменным ночным зрением, а маленький рост позволял им справляться с работой, где требовалась точность и аккуратность: чистка хрупких вещиц, помощь в часовых мастерских, вышивка бисером. Некоторые охотились на крыс и вполне успешно избавляли дома горожан от тараканов.

Увы, как в любом другом народе, отдельные личности ступали на криминальный путь, выполняя заказы на мелкие кражи. Миниатюрные статуэтки, драгоценные камни, а то и нижнее бельё — крошечные воришки были готовы и на такое извращение, и Теобальд даже сталкивался как-то с особо злостным охотником на дамские подвязки, чулки и панталоны.

— Ты, что, гад, учудил? — прошипел вампир.

— Тебе-то чего, клыкастый? Хотел полакомиться девчонкой? Окно приоткрыто, не благодари, — он сердито дёрнулся. — Пусти, гад!

— Ну нет. Тебе для чего принцессу резать? Подвязки с ноги мало?

— Много ты знаешь! — запальчиво отозвался человечек.

— Так расскажи!

— Вот ещё. Не пустишь, тебя…

— Что меня?

— Разорвут! Вот.

Кто разорвёт, он говорить не хотел. На улице становилось всё холоднее, и Теобальду уже захотелось обратно в тепло сундука, но принцесса подопечная Хелен, а на неё уже была засада и что-то тут не чисто. А от настроения Хелен зависел успех его путешествия, и он сжал крохотулю в кулаке. Тот сопротивлялся, но недолго — до первого пука. Потом скис. Обгадиться от сдавливания ему не хотелось, и он заверещал:

— Не виноват! Вампиры заставили, и всего-то каплю крови принцессы попросили! Я её уже того, палец резал, оставил образец где надо, но там мало оказалось, просили ещё принести!

Теобальд чуть ослабил хватку от удивления — но не учёл, что литлфингеры пронырливы точно змеи. Посланник вампиров воспользовался слабиной, выскользнул, бросился по снегу и в единое мгновение скрылся в сугробах, не почуять даже.

— Вот же тухлая кровь!

Вампир снова обернулся и полетел биться в ставни Хелен.