Пес Ее Высочества

Эпизод 33, в котором открывают душу

Здравая мысль взять принцессу на руки и просто донести до Камня, пришла в голову не сразу, а делать резкие движения на мосту шириной в локоть было неразумно. Беттина шла впереди, изо всех сил вцепившись в его ладони, а он придерживал её под руки и молча надеялся, что не наступит на подол — смотреть под ноги в такой ситуации было невозможно.

На середине моста принцесса остановилась, прижалась к нему спиной и пробормотала:

— Мне страшно.

Бьорн прикинул оставшееся до камня расстояние, пожал плечами — Беттина вздрогнула от движения и вцепилась в него крепче, — и с деланым равнодушием предложил:

— Идём обратно?

Она сердито засопела.

— Нет, но… Придумай что-нибудь!

Придумать что-нибудь, стоя над бездной с перепуганной девушкой в объятиях?

Нашла мыслителя.

— Тогда — вперёд.

Она вздохнула — почти всхлипнула.

— У меня ноги дрожат!

Бьорн выругался про себя. Неприятно кольнула мысль, что вот если бы герцог пошёл с нею, он точно отыскал бы правильные слова. И где, спрашивается, герцогиня с её советами?

Хотя нет. К демонам обоих.

— Закройте глаза, — шепнул он. — Нет никакой пещеры. Вы в своей комнате. В безопасности.

Беттина молча кивнула и прижалась затылком к его груди, дыша быстро и неровно, а когда он попытался освободить правую руку, всхлипнула и вцепилась крепче.

— Тише, я держу. Я просто… — Он запнулся, но заставил себя выговорить: — Обниму вас за талию. Так надёжнее.

Прижать её к себе. Слегка приподнять — самую малость, чтобы её ножки в мягких туфельках встали на носки его сапог. Сделать шаг.

— Ты ведь не уронишь меня? — пробормотала принцесса.

Он усмехнулся.

— Ни за что.

Доставить надёжно зафиксированную принцессу до места оказалось несложно — за всю дорогу она, кажется, так и не раскрыла глаз, а страх вытеснил из головы все возможные глупости. Камень вблизи оказался темнее и крупнее, почти по пояс в высоту. А вот площадка, на которой он лежал, размерами не впечатляла. Бьорн осторожно поставил Беттину на ноги, коротко глянул через плечо на герцога…

Принцесса глубоко вздохнула и открыла глаза.

Бьорн слишком поздно сообразил, что нужно было предупредить её не смотреть вниз. Упасть она не могла, он всё ещё её держал, но тёмная бездна у самых ног лишила её последних крупиц самообладания — принцесса взвизгнула и дёрнулась в сторону. Бьорн покачнулся, удерживая равновесие, попытался развернуть Беттину лицом к себе, слегка не рассчитал и врезался правым локтем в камень. Руку на миг пронзило болью, пальцы коснулись холодного…

Он успел ясно увидеть лежащие на гладкой поверхности камня ладони: руки принцессы в центре, справа и слева — его собственные.

В следующее мгновение вспыхнул свет — белый, розовый, голубой. Глаза обожгло, в ушах зазвенело, Бьорн охнул и попытался зажмуриться, но мысль о том, что теперь со зрением точно можно попрощаться, пришла в голову с запозданием. Первым был страх за Беттину — она и так перепугана, только бы не попыталась вырваться, только бы удержать, она ведь…

«Какая?»

Голоса он не слышал — но невыразимым образом чувствовал вопрос, исходящий не то от камня, не то откуда-то изнутри себя. Бьорн попытался вспомнить, что говорил о знакомстве с Орлиным Камнем герцог, правильные слова в голове никак не складывались, но если его спрашивают о Беттине — что ж, ему есть что сказать.

Она — добрая. Чуткая. Нежная. Решительная. Способная сострадать, любить, видеть красоту. Она сможет помочь этой земле, сделать её ещё прекраснее и светлее — да она одним своим присутствием, одной улыбкой делает мир лучше!

Он ощутил, как плечи принцессы вздрогнули, услышал короткий всхлип и попытался обнять её, но ладони словно приросли к камню, а горло сдавил спазм, еле-еле позволяя дышать. Всё, что ему удалось — податься вперёд, чтобы она могла опереться на него спиной, и прижаться щекой к её макушке.

«На что ты готов ради неё?»

Глупый вопрос.

— На всё, — одними губами ответил Бьорн. — Убью за неё. Сам умру, если нужно.

Камень отозвался мягкой дрожью, отголоском далёкого смеха и ощущением принятия и согласия. А потом свет начал меркнуть, и с ним вместе уходила боль, оставляя взамен покой, тепло и лёгкость.

Бьорн понял, что улыбается.

Беттина в его объятиях зашевелилась, засопела, а потом развернулась и спрятала лицо у него на груди.

— Я очень хорошо понимаю, — пробормотала она, — за что Эрик обматерил эту штуку.

Бьорн сдержал смешок, прижал её крепче и позволил себе ещё несколько мгновений постоять вот так, чувствуя тепло её тела. Глаза совсем не болели, и даже чутьё, пострадавшее от амулета, вдруг откликнулось, и запах волос Беттины защекотал ноздри.

Жаль, что нельзя простоять вот так целую вечность — и ещё немного.

— Сможете идти?

Беттина помотала головой и прижалась крепче. Бьорн вздохнул, огляделся, повёл плечами, оценивая собственное состояние, а потом всё-таки подхватил её на руки. Она ойкнула и обняла его за шею, но на сей раз путешествие через мост вышло очень быстрым.

Бьорн осторожно поставил принцессу на ноги перед женихом, предусмотрительно встав так, чтобы загородить от неё пропасть. Альберт подхватил её под руки и встревоженно заглянул в лицо.

— Как вы себя чувствуете?

Она медленно, словно спросонья, покачала головой и покачнулась.

— Странно. Простите, кажется, мне лучше прилечь.

Герцог поймал взгляд Бьорна поверх её плеча.

— Донесёшь?

Бьорн молча кивнул. Герцог ласково погладил Беттину по голове и улыбнулся.

— Вы очень смелая девушка, — проговорил он негромко. — Я рад, что Камень принял вас. Уверен, что Приграничье тоже с радостью примет новую хозяйку. Идёмте, нам больше нечего здесь делать.

Всю дорогу от пещеры до тайной комнаты с вышивками герцог молчал. Беттина молчала тоже — Бьорну казалось даже, что она уже дремлет, положив голову на его плечо, такая тёплая, мягкая, совсем лёгкая. Лишь на самом верху лестницы, открыв перед ними проход в стене, герцог проговорил:

— Возьми.

Бьорн скосил глаза — ему в ладонь сунули длинный тяжелый ключ.

— Запрёшь её до утра, — велел герцог не терпящим возражений тоном. — Чтоб ни одна собака… Извини. Чтоб никто не сумел войти. И чтобы она больше не разгуливала где не нужно.

— Это нечестно, Альберт, — пробормотала Беттина, не открывая глаз. — Я хочу…

— Спать, — жёстко закончил герцог. — Эта штука, — он щёлкнул по ключу, — закрывает любую дверь так, что пройти ни внутрь, ни наружу не сумеет даже привидение. Никаких больше странных записок и ночных прогулок.

Принцесса вздохнула.

— Я подумаю об этом завтра, — проворчала она. — И страшно вам отомщу. Обоим. Меня нельзя запира-а-а-ать…

Она зевнула, как сонный котёнок. Герцог снисходительно усмехнулся и кивком указал направление. Бьорн стиснул ключ в кулаке и двинулся в темноту, слушая, как тихонько дышит в полусне пригревшаяся на его руках девушка.

Драгоценности и впрямь нужно прятать от посторонних.

И у каждой сокровищницы должен быть охранник.

…В камине лениво мерцало пламя, в комнате было тепло. Бьорн осторожно уложил Беттину на постель, и уже собрался было укрыть одеялом, но тут принцесса снова зевнула, приоткрыла глаза и мурлыкнула:

— А снять платье ты мне не поможешь?

Ну, начинается. Бьорн демонстративно закатил глаза и уверенно ответил:

— Нет. Доброй ночи.

Он развернулся и двинулся к двери. Восстановившееся чутьё дразнило запахами — здесь стояла принцесса, когда ссорилась с графом, а вот тут остался след самого Генри, и хочется снова рычать. Ну ничего, теперь он сюда не сунется…

— Ты правда меня запрёшь?

— Да.

Беттина вздохнула настолько печально, что он едва не обернулся, но тут же напомнил себе об Орлином камне, признавшем хозяйку, и грядущей свадьбе.

— А если я попрошу…

— Не надо.

Беттина сердито фыркнула.

— Ещё скажи, что тебе не понравилось меня обнимать и носить на руках. Странно, что Альберт ничего не сказал по поводу приличий.

Бьорн изо всех сил стиснул зубы, чтобы не ответить. Ну зачем она снова начинает⁈

— Молчишь, конечно. Ну и молчи! — Бьорн коротко глянул через плечо — принцесса сидела в кровати, сложив руки на груди, и сверлила его взглядом. — Что смотришь? Давай, уходи. Ты ведь такой честный и правильный, что даже боги тебя защищают!

Да чтоб им провалиться, этим богам!

Бьорн с трудом сдержал рычание, выскочил за дверь, с размаху её захлопнул и лишь тогда запоздало сообразил, что в темноте даже со своим ночным зрением не найдёт замочной скважины. Однако стоило поднести ключ к двери, как тот задрожал, замерцал и вошёл прямо в дерево. Внутри что-то хрустнуло, на миг сквозь доски плеснуло мягкое золотистое сияние, а когда Бьорн осторожно толкнул дверь, она не открылась.

Отлично.

До его комнатушки под крышей тёплые трубы не дотягивались, а камин давно остыл. Бьорн подумал, не стоит ли разжечь огонь заново, но усталость брала своё, меховое одеяло на постели обрело невиданную притягательность, и если не снимать рубаху и завернуться поплотнее…

Стоило положить голову на подушку и закрыть глаза, как накатила дремота — ещё не полноценный сон, но вязкое, ленивое оцепенение. Собственная голова казалась тяжёлой и набитой опилками — мысли путались в них, и ни одну не удавалось додумать до конца, кроме разве что той, что запертую магией принцессу точно никто не потревожит, а если она не справится с платьем, то и пусть ложится прямо в одежде, так теплее. И косу можно не расплетать, утром меньше дел. А он будет спать, и так половину ночи прогуляли.

Он уже почти отключился, когда снизу донёсся отчаянный девичий визг.

Бьорна вышвырнуло из постели в единый миг. Меч в правую руку, ключ в левую, кубарем скатиться по лестнице, отбить мизинец о ступеньку, зашипеть, ворваться в комнату…

Как оказалось, и с платьем, и с косой Беттина прекрасно справилась сама. Она стояла на кровати, завёрнутая в тонкую простыню, волосы рассыпались по спине золотым плащом, и, кажется, прямо сейчас никакой опасности рядом не было.

Тогда какого демона снова происходит⁈

Беттина обернулась к нему, и выражение испуга на её лице сменилось такой откровенной радостью, что всё внутри завязалось в тугой, болезненный узел.

Ну зачем она снова…

— В чём дело?

— Там, — Беттина указала пальцем куда-то в сторону зеркала, — был паук!

— Паук? — медленно переспросил Бьорн, опуская меч и начиная закипать. Его выдернули из постели второй раз за ночь из-за какой-то букашки⁈

Принцесса оценила выражение его лица и поджала губы.

— Не просто паук, — обиженно поправила она. — Вот такой! Большой, белый!

Показывать размеры твари обеими руками было ошибкой — простыня немедленно поползла вниз. Принцесса ойкнула, подхватила край своего «одеяния», мило улыбнулась, и Бьорн почувствовал, как сводит скулы от невозможности прямо и не выбирая слов высказать всё, что думает о её манипуляциях.

Он резко развернулся и шагнул к зеркалу. Если вдруг в спальню забежала крыса…

А, нет. Действительно паук.

Он медленно выпрямился, держа двумя пальцами крупный золотой кулон с белым камнем.

— Вот этот?

Прямо на Беттину он не смотрел. Она ойкнула, очень правдоподобно изобразив удивление — да конечно, наверняка же сама и уронила, а то и нарочно бросила эту штуку в угол, чтоб притвориться, что перепугалась, и заманить его в спальню!

— Но он же бегал! Честное слово!

От злости в ушах зашумело. Бьорн стиснул зубы, задержал дыхание, а потом сжал золотого паука в кулаке — и швырнул в камин. На миг ему почудилось, что лапки твари задёргались, но тут кулон провалился между поленьев и пропал из виду.

— Это всё?

Беттина тихонько фыркнула.

— Это был подарок Генри, — сообщила она. — Он мне всё равно не нравился. Дай руку, я спущусь.

— Ложитесь спать.

Он прошёл мимо, старательно глядя перед собой. Кровать скрипнула, принцесса вздохнула и попросила:

— Останься.

— Зачем?

Она немного помолчала. Он ждал, уставившись невидящим взглядом в дверь — волшебный ключ таинственным образом переместился на внутреннюю сторону, словно намекая, что можно запереться в комнате вдвоём. Думать об этом было нельзя, и Бьорн, чтобы отвлечься, начал считать про себя — если на счёт «двадцать» она так ничего и не скажет, он с чистой совестью пойдёт спать.

Шестнадцать.

Семнадцать.

Восемнадцать.

— Мне снятся кошмары, — призналась наконец Беттина. — Каждую ночь. И я не сразу могу проснуться. Если ты просто посидишь рядом…

— Нет.

— Бьорн, пожалуйста…

— Нет!

Он развернулся. Меч выскользнул из руки, со звоном упал на пол, но разве мог бы помочь меч сейчас, когда узел внутри стягивается так сильно, что тяжело дышать, а гремучая смесь злости и отчаяния опаляет горло горечью?

— Хватит, — проговорил он тяжело, с трудом вспоминая, как вообще произносятся слова. — Не надо меня просить. Не надо вести себя так, словно я что-то для вас значу. Вы принцесса, вы совсем скоро станете женой герцога, вас принял Орлиный Камень — чего вам не хватает? Зачем так нужен я⁈

Беттина испуганно распахнула глаза. Она уже спустилась с кровати сама, и теперь стояла напротив, нервно комкая край простыни, и складки тонкой ткани обнимали её тело, подчёркивали каждый изгиб, каждую округлость, бесстыдно намекая, что ничего больше на ней нет.

Бьорн стиснул зубы, но звук всё равно вырвался из горла — не то рык, не то всхлип.

— Отпустите меня, — проговорил он хрипло. — В замке полно охраны, здесь вам не нужен телохранитель, а быть игрушкой я не хочу. Я обязан жизнью герцогу, я уеду на границу и буду служить ему там. Вы спрашивали, люблю ли я вас? Да, демоны побери, люблю, и не смогу смотреть, как вы выходите замуж за другого. Если есть в вашей душе хоть капля милосердия, прошу — отпустите, не мучайте, отдайте мне самого себя!

Беттина выслушала его и сдвинула брови, глядя внимательно и так серьёзно, что Бьорну даже показалось, что ему наконец удалось до неё достучаться. Но спустя мгновение она склонила голову к плечу и спокойно ответила:

— Нет. Не отдам.

Бьорн втянул воздух сквозь зубы и зажмурился. Принцесса подошла ближе — он слышал её дыхание совсем рядом.

— Орлиный Камень принял меня, — проговорила она всё так же спокойно. — А перед этим он спросил, что я люблю больше всего на свете. Хочешь знать, что я ответила?

Бьорн медленно открыл глаза. Догадка стучалась в сознании, но выглядела такой безумной, что произнести её вслух было невозможно.

Принцесса смотрела строго.

— Я сказала, — проговорила она, не дождавшись ответа, — что мужчина, которого я люблю, смелый, верный, честный и всегда держит слово. Он умный, чуткий, внимательный, заботливый. Он будет защищать меня, замок и Приграничье до последнего вздоха. И Камень согласился, что так и есть.

Бьорн беспомощно открыл рот, не зная, что сказать. Мысль о том, что Орлиный Камень принял не только Беттину, но и его самого, даже не приходила в голову — а ведь Камень и впрямь с ним разговаривал. И спрашивал, и слушал, и глаза перестали болеть, и нюх восстановился — лекарь уверял, что на это нужно не меньше недели!

Но вся эта магия была полной ерундой по сравнению с признанием Беттины.

Она… Его… Что⁈

Как такое вообще возможно⁈

— А теперь, — проговорила принцесса без улыбки, — попробуй повторить всё то, что ты только что сказал.

Бьорн сглотнул и попытался облизать пересохшие губы. Голова отказывалась соображать напрочь, и чтобы вспомнить нужные слова, понадобилось некоторое время.

— Ваше… Высочество…

— По имени!

Слова снова смешались и рассыпались — все, кроме одного.

— Б… Б… Бет-ти-на…

Её имя имело особый вкус, сладкий, лёгкий, невероятно желанный, и ещё не договорив, Бьорн уже знал, что никуда уйти он не сможет, и никаких возражений у него не осталось, и вообще ничего не осталось в целом мире — только девушка, стоящая напротив. Девушка, которая подходит ближе, кладёт ладони ему на плечи, медленно тянется к губам.

— Бьорн, — прошептала она, запрокинув голову, чтобы глядеть ему в глаза. — Мне не нужен ни этот замок, ни этот камень, ни эта земля. Без тебя мне вообще ничего не нужно.

Ответить ему не дали — но какие же нежные и сладкие у неё губы….

Спустя долгое-долгое время, когда в ушах начало звенеть, а перед глазами заплясали искры, ему позволили сделать вдох. Бьорн с некоторым удивлением понял, что его ладони лежат на талии Беттины, что она прижимается к нему всем телом, мягкая и такая горячая, что почти обжигает сквозь тонкую ткань, и жар этот проникает сквозь кожу, вызывая ощущение предвкушения и неосознанное пока желание. Последние осколки разума всё ещё пытались сопротивляться и возражать, но выговорить удалось немногое.

— Меня, — пробормотал он хрипло, — убьют.

Беттина тихо рассмеялась, поднялась на цыпочки и выдохнула в самое ухо:

— Значит, умрём вместе. Не хочу без тебя жить, слышишь?

Её губы коснулись шеи, а ладони заскользили по спине — он и не помнил, как её руки очутились у него под рубашкой. Сознание плыло и плавилось, тело требовало отозваться и вернуть ей прикосновения, но…

— Вы… Ты… Правда этого хочешь? Хочешь… меня?

Она снова засмеялась — звук проник в уши щекоткой, вскипел под кожей, и все волоски на теле встали дыбом.

— Ты такой глупый… Разве непонятно?

— Но боги…

Она нетерпеливо фыркнула и подцепила пальцем шнурок амулета.

— Они просто мне позавидовали. Древние тётки, у которых нет и никогда не будет такого мужчины.

Он на миг замер, осмысливая ответ.

— Это богохульство, — выговорил он хрипло, зарываясь пальцами в её волосы, а когда она тихонько ахнула и запрокинула голову, поцеловал её в шею, шалея от собственной смелости.

— Богохульство, — мурлыкнула она, жмурясь от удовольствия, — это думать, что есть другие богини, кроме меня. Но ничего, у меня целая ночь, чтобы обратить тебя в свою веру. Снимай эту гадость.

Бьорн стянул шнурок через голову вместе с рубахой и уронил на пол. Он хотел было сказать, что никакие иные богини ему и не нужны, и незачем тратить на убеждения целую ночь, но её губы снова были совсем близко, и от прикосновений перехватывало дыхание, а простыня соскользнула — и открывшееся зрелище лишило его остатков воли и самообладания.

Какая же она…

Происходящее казалось сном — волшебным, прекрасным и совершенно нереальным. Разве имеет он право прикасаться к ней, так уверенно и по-хозяйски? Разве позволено ему целовать эти губы, эту шею, и вот это местечко за ушком, от чего она сладко вздрагивает и прикусывает губу? Разве стала бы она наяву обнимать его вот так, и прижиматься вот так, и говорить срывающимся шёпотом на ухо такие вещи, от которых горят не только щеки, а, кажется, всё тело целиком? И эти её взгляды, и вздохи, и тихие вскрикивания, и громкие тоже, потому что сдерживаться более не в человеческих силах, и долгий, полный истомы стон:

— Ещё… Пожалуйста…

И разве можно ей отказать, даже если мышцы наливаются свинцовой тяжестью и двигаться с каждым разом всё сложнее?..

Она ведь попросила.

Она ведь любит его.

Его принцесса. Его богиня. Его счастье. Смысл его жизни.

…Бьорн не помнил, как заснул, а когда проснулся, темнота за окном посерела и стала почти прозрачной. Беттина спала рядом, подтянув колени к груди, свечи погасли, огонь в камине догорел, и в полумраке Бьорн не видел её лица, только слышал ровное дыхание.

Что ж, кошмары ей этой ночью определённо не снились.

Он подтянул повыше одеяло, укрывая её, и, не удержавшись, коснулся губами её виска — последняя поблажка, как желание приговорённого перед казнью. А потом сполз с кровати на пол, сел и обхватил голову руками, чувствуя, как внутри разливается липкий, тянущий холод.

Что. Он. Натворил⁈