Пес Ее Высочества

Эпизод 37, в котором угощают яблоками

Бьорн стоял на крепостной стене, сквозь щель между зубцами с неудовольствием поглядывая на подъездную дорогу. Ветер весёлым щенком трепал полы подбитого мехом тёплого плаща и норовил сорвать с головы капюшон, дыхание вырывалось изо рта облачками пара, на светлых, песочного цвета камнях белела снежная крупка. На горизонте клубились тёмные тучи, грозящие новой метелью, но облака над замком были пока жемчужно-белыми, редкие снежинки лениво кружились в воздухе и испуганно вспархивали, когда ветер пытался поиграть и с ними.

По дороге внизу неспешно ползла очередная карета, запряжённая четвёркой рыжих лошадей — гости из отдалённых уголков Приграничья уже начинали съезжаться. Герцогский бал был слишком значимым мероприятием, чтобы отменять его по неясным причинам, и устраивался он по начатой ещё отцом Марты традиции. Накануне сезона метелей серьёзные люди заключали важные сделки и союзы, а то и договаривались о свадьбах детей. И как объяснить им, почему в этом году нужно возвращаться?

Проще было надёжно отвлечь одну девушку.

Наверное.

Он покосился на Беттину. В пушистой серебристой шубке, белом пуховом платке и многослойных зимних юбках принцесса напоминала сувенирную лоскутную куклу: мягкую, уютную и милую настолько, что стоило большого труда не улыбаться при взгляде на неё. Она с живым интересом всматривалась вдаль, куда указывал герцог: там деревня, там мельница, там голубые гейзеры, вот тут, недалеко от западной стены, незамерзающее тёплое озеро и крытая купальня, а за тем лесом пасека, на которой чудом прижились белые горные пчёлы. Книга о Приграничье, найденная вчера в библиотеке, содержала множество удивительных фактов — нарочно, чтобы привлечь внимание возможных переселенцев. Принцессе не терпелось лично всё увидеть, и мысль о том, что с путешествиями придётся подождать из-за непогоды, немало её огорчала. Свою печаль она высказала не успевшему увернуться герцогу, и тот тут же предложил полюбоваться местностью с высоты.

В любое другое время Бьорн тоже оценил бы величественность пейзажа и послушал местные легенды, но голова казалась набитой опилками, и сосредоточиться на словах удавалось с большим трудом. Он снова не выспался, но это было бы не страшно: на боевых выездах королевским рыцарям порою приходилось проводить в седле едва ли не сутки, а потом, слегка передохнув, отправляться на разборки с очередным чудищем. Бьорн привык распределять силы, восстанавливать бодрость за пару часов сна и дремать вполглаза при отсутствии опасности, будучи готовым в любой момент броситься в бой.

Но он никогда ещё не чувствовал себя таким усталым.

Встать пришлось рано, и то он чуть не опоздал: едва успел выскочить из покоев принцессы, запереть дверь и притвориться, что только что подошёл, чтоб явившиеся одевать и причёсывать госпожу девицы ничего не заподозрили. Хотя они и так смотрели странно, когда поняли, что у него имеется ключ от спальни Беттины. Он буркнул что-то насчёт безопасности и того нехорошего человека, который подбросил записку — Эрик накануне допрашивал с пристрастием всех, у кого был доступ к комнате, вышло правдоподобно. Но если б не усталость, он мог хотя бы сообразить при посторонних не открывать ключом дверь, в которой нет замочной скважины — только петли для засова.

Бьорн украдкой потёр глаза и тут же постарался изобразить бодрость: герцог направлялся к нему, оставив Беттину с фрейлинами. Судя по доносящимся обрывкам фраз и смешкам, всех троих очень заинтересовала возможность поплавать в тёплом озере зимой, но покидать замок без сопровождения было страшно, а купаться под присмотром герцогский рыцарей, даже если не снимать нижних сорочек…

Беттина, словно почувствовав его внимание, обернулась и улыбнулась так, что ему стало жарко. Бьорн поспешно отвёл взгляд, пытаясь выгнать из головы образ принцессы, в клубах пара выходящей из воды в облепившей тело мокрой рубашке. Судя по тому, что подол едва прикрывал колени, рубашка принадлежала ему, и что-то в этой идее определённо было.

Но выпускать её из замка до приезда ведьмы и жреца никак нельзя.

Может быть, позже.

Если он выживет.

Герцог встал рядом, тоже глянул на дорогу и карету.

— А, градоправитель Белоречья пожаловал, и как раз к обеду, хитрый старый лис, — прокомментировал он. — У него три незамужние дочери, он уже писал мне, что молодой хозяйке негоже в замке сидеть в окружении одних мужчин, да и скучно наверняка. Предлагал своих девиц в качестве компаньонок. Я с ними немного знаком, приличные барышни, воспитанные. Так что присмотрись.

Бьорн задержал дыхание и медленно-медленно повернул голову. Герцог усмехнулся.

— Самой любящей жене, — пояснил он, — нужно время от времени общаться с другими женщинами. И лучше предварительно самому оценить, насколько потенциальные подружки годятся в компанию будущей герцогине. А ты что подумал?

— Что на вас подействовали чары, — буркнул Бьорн, стараясь скрыть облегчение. — И вы передумали.

— Нет — на оба предположения. Гляди. — Герцог распахнул плащ, на пару мгновений расстегнул ворот камзола, и под тканью блеснул металл. — Кольчуга из гномьего серебра, зачарованная и освящённая. Тонкая, можно носить под одеждой, от любых чар защищает, хотя и не идеально. — Он покосился на щебечущих девиц. — Она всё ещё кажется мне милой и очаровательной, но голова работает куда лучше. И я велел Эрику и ещё паре доверенных парней раздать всем амулеты от нечисти, сказал, что вампиры начали шалить. А ты носишь Звезду?

Бьорн покачал головой. Он попытался надеть Знак Светозарения, но принцесса немыслимым образом почуяла его сквозь одежду, не видя и не касаясь, и едва не обиделась. Он тоже соврал про вампиров, и она, кажется, даже поверила, но глянула так печально, что злосчастный амулет пришлось снова снять. На шнурке теперь висел волшебный ключ, запирающий и отпирающий всё на свете.

А ещё она жаловалась на холод, боялась темноты, беспокоилась, если он отходил далеко, а её синие глаза приобрели отчётливо фиолетовый оттенок. Наверное, если она полностью обратится, они станут алыми — вот только он этого уже не увидит.

Бьорн обернулся, и подошедшая принцесса улыбнулась так тепло и солнечно, что в груди заныло.

— Я замёрзла, — сообщила она. — Хочу вернуться и выпить чего-нибудь горячего, а потом прилечь.

Бьорн молча снял плащ и накинул ей на плечи, поверх шубки. Беттина будто невзначай придержала его ладонь, от прикосновения на миг закружилась голова, и какие же горячие у неё руки, и щёки горят, как будто не просто от мороза, а в лихорадке, и запах слаще, резче, и дышать тяжело…

Тварь, которая хочет занять её тело, снова голодна.

Но если «прилечь» прямо сейчас, то к вечеру у него совсем не останется сил.

— Вы давно не навещали собак, — напомнил он. — Они грустят. Хотя бы ненадолго…

— Можно пойти в зимний сад, — подхватил герцог, поймав его выразительный взгляд. — Там достаточно тепло, и хрустальные розы должны вот-вот распуститься, возможно, пара цветков уже есть. — Он строго глянул на подошедших девиц и велел: — Сходите на псарню, велите привести питомцев Её Высочества в сад.

Элли присела в реверансе и чуть ли не бегом кинулась выполнять поручение. Долли неодобрительно покосилась ей вслед. Беттина немного поколебалась, но возражать не стала, только плотнее запахнула плащ и велела:

— Бьорн, дай руку, ступени скользкие, боюсь упасть!

Она, не дожидаясь ответа, вцепилась в его запястье, сдвинув рукав. Бьорн постарался дышать ровно, а когда едва заметные при дневном свете коготки укололи кожу, накрыл её ладонь своей.

— Как прикажете, госпожа.

Она недовольна.

Она голодна.

Она…

Нежно улыбается, щебечет, что тоже соскучилась по пёсикам, а хрустальных роз она никогда ещё не видела, а можно ли украсить ими причёску к балу, а будет ли танцевать герцог, а позволит ли танцевать Бьорну: «Ну пожалуйста, Альберт, ему ведь тоже нужно отдыхать, это ведь праздник, а ты не спорь, что значит, не умеешь танцевать, все умеют, а у меня будет день рождения, вы знаете, пусть это будет мой подарок, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!»

Разве они могли отказать?

Зимний сад располагался в небольшом треугольном дворике, зажатом между угловой башней, основным зданием и внешней стеной, которая здесь была сравнительно невысока. Купол, собранный из металлических дуг и прочного гномьего стекла, прикрывал садик от мороза и пропускал достаточно света, чтобы редкие растения чувствовали себя уютно, хотя, конечно, без присмотра друида вырастить в северном замке капризные экзотические цветы вряд ли кому-то удалось бы.

Почти половина сада спала: часть клумб была укрыта рогожей и засыпана сеном, вдоль стены под небольшим козырьком зимовали карликовые деревца в высоких кадках. В самом солнечном уголке на подставках устроились горшочки с зеленью, душистыми травами и кустиками вереска, белого, розового, сиреневого. Розы герцогини занимали почётное центральное место: кусты ровным кольцом обнимали мощёную площадку, на которой поместился круглый чайный столик и пара стульев.

Упомянутые герцогом хрустальные розы выделялись на общем фоне — белая каёмка на тёмно-зелёных листьях создавала впечатление, что куст присыпан снегом, мелкие, собранные в грозди бутоны казались выточенными из мутного льда, а распустившиеся цветки были бело-прозрачными и выглядели такими хрупкими, что даже стоять рядом было боязно.

Пока принцесса любовалась розами и обсуждала с Долли, чем лучше крепить цветы к причёске, шпильками или лентами, Бьорн прислонился плечом к стене и прикрыл глаза, совсем ненадолго. Однако почти сразу послышался весёлый многоголосый лай, и пришлось снова изображать бодрость — он стоял недалеко от выхода, и стая, узнав его по запаху, тут же пожелала поздороваться. Одного потрепать по ушам, на другого тихонько рыкнуть, чтоб не наглел, и это замечательно, что псы активны и веселы, возможно, они сумеют отвлечь Беттину, и желания суккуба слегка притихнут…

Увы, его ожидания не оправдались. Едва завидев хозяйку, пёсики сперва бросились к ней со всех лап, но как только принцесса с радостным возгласом шагнула навстречу, питомцы заскулили, попятились и рванули обратно, да так, что едва не сшибли с ног опытного псаря.

Глупые животные.

А может наоборот — чересчур умные и с отличным чутьём.

Как бы то ни было, Беттина помрачнела, надула губы и заявила, что желает немедленно вернуться в свои покои. Возражать было бессмысленно, но стоило псарю увести свору, как дверь снова распахнулась.

Бьорн и не думал, что появление Генри может вызвать у него радость.

— Доброго дня, дядюшка, — граф бледно улыбнулся. — Элеонора сказала, что вас можно найти здесь. — Он поклонился Беттине и добавил: — Она побежала за муфтой, сказала, что вы замёрзли.

Граф переложил из одной руки в другую корзинку, укрытую пуховым платком, и подошёл ближе. Бьорн подозрительно принюхался, но к собственному удивлению учуял лишь запах яблок.

— Я пришёл попрощаться, дядюшка, — сообщил граф. — Мне доставили письмо, матушка приболела и просит вернуться поскорее. Она передаёт вам свои извинения за то, что не сможет посетить бал.

— Печальная новость, — кивнул герцог. — Передай ей мои пожелания скорейшего выздоровления. Когда ты едешь?

— Немедленно, если позволите. Мои люди готовы выступать, вот только… — Генри немного помялся. — У меня небольшая просьба. Вы ведь знаете, вчера мы были на охоте, и нам повезло встретить чёрного волка. Я хотел бы отвезти тушу домой, но не на руках же, — он чуть растерянно улыбнулся. — Возможно, вы сможете одолжить нам транспорт? Сойдут даже простые сани.

Герцог пожал плечами.

— Отчего нет. Твой отец, помнится, мечтал заполучить чёрного волка в свою охотничью коллекцию, и я буду рад, если его желание всё же сбудется.

Генри просиял.

— Благодарю. Тогда, возможно, вы будете любезны написать записку для ваших конюхов, а милая Долорес, — он кинул быстрый взгляд на Долли, и та смущённо улыбнулась, — сможет её отнести?

Герцог с лёгким удивлением изогнул бровь, но принял предложенные листок и перо. Присел к столику, быстро набросал несколько строк, свернул, приложил перстень с печаткой — тот на миг вспыхнул зелёным, оставив на бумаге оттиск герба.

Долли неуверенно глянула на принцессу, но всё же взяла записку, сделала реверанс и скрылась за дверью. Генри проводил её взглядом.

— Благодарю, — проговорил он. — Мне тоже пора, не хочется отрывать лично вас, дядюшка, от общения с невестой, она и так смотрит на меня неприветливо.

— Я устала и замёрзла, сэр Генри, — подала голос Беттина. — Вы здесь ни при чём. Пожалуйста, передайте вашей матушке мои наилучшие пожелания. Бьорн, проводи меня в мои покои.

Она шагнула было к выходу, но граф загородил ей путь.

— Подождите. — Беттина глянула на него с неудовольствием, но на сей раз граф не пытался улыбаться. — Перед отъездом я хотел бы… Извиниться.

Он откинул платок со своей корзинки. Внутри действительно оказались яблоки, жёлтые с розоватыми боками. Запах поплыл по воздуху — медовый, с лёгкой кислинкой, он напоминал о беззаботном детстве, солнечном лете, зелёной траве, празднике урожая, танцах у костра, первых поцелуях, неумелых, но оттого ещё более сладких, оставляющих яблочный вкус на губах…

Бьорн тряхнул головой, отгоняя наваждение, и принюхался ещё раз. Нет, просто яблоки, спелые и сочные. Наверняка друид постарался над урожаем садов, окружающих соседнюю деревеньку — именно там Генри и купил фрукты, когда вчера возвращался с охоты.

— Я понимаю, что вёл себя не лучшим образом, и, надеюсь, этот небольшой подарок поможет немного сгладить впечатление.

Граф наклонил голову и протянул корзинку принцессе. Беттина улыбнулась, потянулась за яблоком…

— Скоро обед, — негромко проговорил Бьорн.

Беттина посмотрела на него с досадой, но граф, к его удивлению, смутился. А потом вдруг глянул прямо на Бьорна, открыто, без неприязни, и протянул корзинку ему.

— Возьмите. Вы ведь отвечаете за её безопасность и наверняка не позволите ей брать что-то из моих рук без проверки. Вам я тоже приношу извинения, сэр Хаундвальд.

Бьорн краем глаза увидел, как герцог одобрительно кивает, но удивление было столь велико, что подобрать подходящие слова сходу он не смог и лишь неглубоко поклонился. Генри ответил быстрой улыбкой.

— Ну и чтобы развеять все подозрения… — Он взял ближайшее яблоко и смело надкусил. — Видите? М-м-м, просто тает во рту… Не бойтесь, одно яблочко никак не повлияет на аппетит!

Беттина рассмеялась и всё же взяла яблоко. Граф улыбнулся шире и развернулся к герцогу:

— Попробуйте, дядюшка, они действительно хороши! И вы тоже! Честное слово, они не отравлены! Да я никогда и не стал бы никого травить едой, это ведь так… ненадёжно.

Бьорн покрутил яблоко в руках, пытаясь понять, что ему не нравится. Фрукт как фрукт, и герцог тоже взял одно, и граф за болтовнёй успел сгрызть уже половину, и Беттина подносит яблоко к губам, откусывает крошечный кусочек, и запах почему-то становится сильнее, с кислой ноткой, будто от перебродившего сидра…

Граф улыбнулся, небрежно отшвырнул огрызок и как ни в чём не бывало добавил:

— Поэтому отравлен нож.

В правом боку, под рёбрами плеснуло болью. Бьорн зашипел и попытался ударить в ответ, но кулак ушёл в пустоту. В следующий миг Беттина вскрикнула, и Бьорн, развернувшись, увидел, как по дорожке со всех ног несётся крошечный человечек.

Яблоко пришлось кстати.

Жёлто-розовый снаряд врезался в цель, сбив её с ног и, судя по сдавленному хрипу, перебив хребет. Бьорн оскалился, охнул от боли, рванулся было к графу, но ноги вдруг перестали слушаться, перед глазами всё поплыло. Он успел увидеть, как падает герцог с торчащей из груди арбалетной стрелой, на чистом упрямстве сделал шаг, другой, а граф вскидывает руку и миниатюрный арбалет под рукавом — такой же, как у герцога! — тускло блестит металлом…

Стрела ударила в плечо, боль ослепила, мир завертелся и опрокинулся. Бьорн тяжело рухнул на левый бок, правый словно обожгло огнём, и стало трудно дышать. Он кое-как нащупал рукоять крошечного ножа, но выдёргивать сразу нельзя, так можно потерять много крови, и так ладонь уже мокрая…

— Бьорн! Нет!

В голосе Беттины было столько страха и боли, что он рванулся и почти сумел приподняться, но тут же рухнул обратно, судорожно хватая ртом воздух.

— Тише, Ваше Высочество, тише, — ласково проговорил граф. — Всё будет хорошо. И да, яблоки не отравлены и совершенно безопасны — для людей. А вот нечисть от зелья, которым они обработаны, засыпает… Ну вот, уже не страшно, правда? Закрывайте глазки, и пусть вам снятся хорошие сны, а я заверну вас в плащ, и тихонько отнесу в конюшню…

— Генри, — прохрипел совсем рядом герцог. — Зачем?..

— Простите, дядюшка, — вздохнул граф. — Но вас же просили отдать её по-хорошему? Я не хотел вашей смерти, но теперь обойдутся по-плохому со мной, если я её не доставлю. Яд на стрелах и ноже рассчитан на оборотня, но вас тоже возьмёт. Парализующее зелье на основе аконита, знаете такое? И мне тоже стоит спешить.

Бьорн услышал шаги и попытался приподняться снова — безуспешно. В следующий миг его схватили за волосы и дёрнули вверх, вынуждая поднять голову, но лица он не разглядел — только мутное пятно.

— Прости ещё раз, дружочек, — негромко произнёс граф. — Я мог бы убить тебя сразу, но ты слишком часто рычал не по делу, путал мне планы, да ещё, кажется, убил беднягу Чарли, и мне теперь придётся объяснять, как так вышло. Так что сдохнешь медленно и в мучениях. Вот только ключик…

Бьорн, не удержавшись, коротко взвыл, когда уверенные руки перевернули его на спину и принялись обыскивать. Мысли путались, в ушах шумело, дышать получалось через раз, от ран по телу расползался холод, от которого немели мышцы, но если Генри увезёт Беттину, а их с герцогом запрёт волшебным ключом…

Он собрал последние силы воедино и, когда Генри разворошил шнуровку на его воротнике и с радостным возгласом вытащил из-под рубашки шнурок с ключом, зубами вцепился в его запястье.

Во рту стало солоно. Граф заорал, дёрнулся, Бьорн крепче сжал челюсти, больше всего на свете жалея, что не может вцепиться в горло, а человеческие зубы по остроте уступают волчьим. Как было бы славно вскочить на лапы, опрокинуть врага на землю, вонзить клыки в незащищённую глотку, рвануть что есть силы…

Но сил не было.

— Бешеная псина!

Генри ударил его по лицу, вынуждая разжать зубы, и сопротивляться больше не получилось: полупарализованное тело не слушалось, лёгкие горели огнём, на груди словно лежала каменная плита, не давая дышать. Слух до последнего не сдавался: Бьорн слышал, как граф, матерясь и поскуливая от боли, идёт к двери, отдаёт приказ, и кто-то ещё подхватывает на руки спящую принцессу, её сердце бьётся так быстро, и дыхание неглубокое и неровное, и оно становится всё тише…

Когда Бьорн перестал слышать Беттину, его собственное сердце тоже едва не замолчало.

Не уберёг.

Не защитил.

Плохой пёс.

Лица коснулась тёплая ладонь, и он едва не заскулил.

— Не плачь, мальчик, — еле слышно проговорил герцог. — Мы ещё живы. Нас найдут. Стрела не пробила кольчугу… И Орлиный Камень поможет… Мы продержимся… Не плачь… Боги не позволят…

Бьорн хотел бы сказать, что богам всё равно, что если они допустили похищение принцессы, то и дальше не станут помогать. Но вышло только ткнуться лбом в ладонь герцога и закрыть глаза.

Больно.

Холодно.

Не уберёг…