Трактир «Свиное ухо» на пятый день седмицы вечером едва не трещал под напором посетителей. В его стенах собирались все без исключения представители местного населения: люди, тролли, вампиры, оборотни, феи… Простой интерьер из деревянных столов и скамеек, незамысловатая глиняная посуда, шуршала солома под ногами гостей, на стенах коптили факелы. Было душно, тепло и свежий воздух в основном поступал с улицы через входную дверь. Сонм запахов и ощущений. Возле одной из стен сооружен помост-сцена, здесь развлекали публику сами посетители — рассказывали курьёзные случаи из своей жизни. Особым спросом пользовались байки врачей.
Теобальд ещё не привык к свободе и был слегка напряжён. Город со свободными нравами — это не его холодный склеп на столичном кладбище. Здесь нужно было и выглядеть, и вести себя соответствующе. Он украдкой трогал языком вставной трофейный, добытый в честном бою клык и улыбался.
— Значит, ты готов осесть в Приграничье и на прошлом месте тебя ничего не держит? — задала очередной вопрос Делия.
Теобальд положил свои худые руки на её пухлые и широко ухмыльнулся:
— Милая, ты не представляешь. До тебя я не жил, а существовал.
Их четвёртое свидание больше напоминало собеседование при найме. Откуда родом, как жил, какие грехи совершал, не разбрасывает ли носки, нет ли где-то брошенных детей или ещё живых родственников.
— Мы уже не в том возрасте, чтобы крыло к крылу всю ночь летать под луной, мы взрослые состоявшиеся люди, и к отношениям нужно подходить ответственно, — наставительно сказала Делия.
О себе она тоже рассказала без утайки. О слабостях и привычке раскидывать вещи. Они поговорили о том, что каждый ждёт от отношений, и были готовы съехаться. Делии нравилось, что Теобальд пьёт немного крови и не агрессивен, умеет по дому: починить прохудившуюся крышу, например. А ему нравилось, что она умеет делать сладкие конфетки из крови животных, её веселый нрав и лёгкое отношение к жизни. Но Теобальд не спешил, он подыскивал работу, чтобы иметь стабильный доход и составить хорошую партию для Делии. В мэрии каждую седмицу обновляли список вакансий, были там и подходящие жителю ночи. Теобальд вспомнил, что в прошлой жизни, до обращения, был плотником и хотел освежить воспоминания, снова почувствовать под руками тёплое дерево. Разумеется, не осину.
— Ты совершенно права, моя дорогая, — покладисто кивал вампир, пока подруга щебетала.
Трактир взорвался аплодисментами. Со сцены улетела феечка, вместо неё поднялся налакавшийся медовухи оборотень-знахарь, но вряд ли он сможет хорошо выступить. Сегодня Теобальд и сам собирался выйти на сцену и кое-что рассказать.
— А ты слышал, сегодня днём жители с вилами кого-то гоняли! — переключилась на насущное Делия. — Лет двадцать такого не было.
— Да, я даже знаю кого. Единорога нашего, звезду незаходящую, — усмехнулся Теобальд.
— За что?
— Так он всех доколупал, паскуда такая. Половину города осрамил. Ходит, всё себе девственницу ищет. Как девушку встретит, так орёт на всю улицу: «И эта не девица!».
Делия закрыла рот руками, удерживая смех.
— Вот-вот, милая. Кто ж потерпит? Это жители ещё мирные, я ему хотел в рожу дать спустя несколько минут знакомства. Но он вообще не так плох, мы с ним книжный клуб организовали в замке. Правда, друид этот со своим вонючим чесноком… — Теобальд поморщился. — Вампиров он, видите ли, не любит. Я его тоже не люблю, но я ж не хожу за ним со всякой вопящей травой! Цезарь хороший, ну да, конечно… Мне потом в коридор не выйти даже, в окно вылетаю. Вот бы его съел козёл Эрика… А друида — забодал!
Теобальд мечтательно вздохнул.
— Так этот Урфинар ноги унёс?
— Да, в замке укрылся, сетует на упадок нравов и слушает романы, ему кухарка читает иногда.
Пьяного оборотня погнали со сцены, так и не успел закончить, чем кончилась история по добыче кошачьего молока для лечения кашля.
— Пожелай мне удачи, красавица.
Делия перегнулась через стол и звонко чмокнула его в губы.
Окрыленный Теобальд поднялся на сцену.
— Сейчас я расскажу, как мы с герцогом вы… не, не выпивали. Вышивали!
Дверь в библиотеку распахнулась с такой силой, что грохнула об стену. Оконные окна жалобно звякнули, танцевавшие в солнечных лучах пылинки испуганно шарахнулись, а Бьорн с некоторым трудом подавил желание втянуть голову в плечи, хотя заранее слышал шум в коридоре.
А вот герцог даже не поднял взгляда.
— В северной части долины действуют тёплые источники, почва прогревается намного быстрее, поэтому яровую пшеницу мы сеяли месяц назад, и она успела как следует укорениться до появления сорняков. А вот здесь, — он постучал карандашом по карте, — снег сходит в последнюю очередь, поэтому сеять начнём через седмицу-другую. Ясно? — он дождался кивка, выпрямился и только теперь обернулся. — Доброго дня, Ваше Величество.
Эрик молча поклонился, Бьорн, с некоторой задержкой, тоже. Он читал письмо, в котором герцог сообщал королю о зимних событиях: вышло довольно складно, а его самого герцог расхвалил как героя, спасшего не только принцессу, но и полкоролевства. Но он крепко сомневался, что Эдуарду будут интересны оправдания.
— Так, — тяжело проговорил король, не отвечая на приветствие. — Все трое, так вас растак, в сборе.
Он шумно вздохнул, через плечо глянул на стражу у дверей, словно раздумывая, не отдать ли ей приказ. Бьорн припомнил слова герцога — Эдуард, мол, горячий, но отходчивый, любит произвести зловещее впечатление, не стоит воспринимать все его угрозы всерьёз. Эрик в ответ заметил «ну да, подумаешь, казнит тебя для острастки, чтоб другим неповадно было приказы нарушать, ерунда же», и это совсем не способствовало душевному спокойствию.
Несколько месяцев назад Бьорн и не подумал бы нервничать, да и приказы он тогда ещё не нарушал. Но сейчас на нём лежала ответственность — за Приграничье, за Орлиный Камень…
За Беттину.
Он стиснул зубы, выпрямился и встретил взгляд Эдуарда.
Несколько мгновений король мрачно смотрел на него исподлобья, потом скривился и махнул рукой сопровождающим.
— Дверь там закройте! У нас конфиденциальный разговор.
С этими словами он прошёл к ближайшему креслу, сел и откинулся на спинку.
— Ну что, господа заговорщики, смутьяны и совратители девиц, кто будет говорить?
— Алкоголики ещё, — вполголоса добавил Эрик, аккуратно поправляя стоящую на карте бутылку: она и ещё две её подружки отмечали места, на которых летом планировалось установить священные камни. — И дегенераты. А за девиц я отвечать отказываюсь.
Король хмыкнул и ткнул в него пальцем:
— Ты стоял с ней в храме и читал клятву, а потом обещал отвезти к мужу.
Эрик старательно похлопал глазами.
— Я отвёз. Она замужем.
Королевский палец переместился на герцога.
— Вы обещали на ней жениться.
Тот сложил руки на груди и усмехнулся.
— Я же не давал клятв.
Эдуард приподнял брови.
— Клятва верности королю не считается? И кстати о клятвах… — Он глубоко вздохнул, рычаще выдохнул и указал Бьорна: — А ты вообще!.. И смеет ведь на меня смотреть, и никакого раскаяния на роже!
Бьорн послушно наклонил голову, всем видом выражая согласие с королевским возмущением. Виноват, конечно. Вообще.
Но не раскаивается.
Король немного помолчал, побарабанил пальцами по подлокотнику кресла и требовательно протянул руку. Эрик огляделся в поисках бокала или хотя бы кружки, ничего не нашёл и по-простому принёс королю всю бутылку, предварительно выдернув пробку. Тот не стал возражать и от души приложился к горлышку.
— Ну и что мне с вами, паразитами, делать? Вы хоть представляете, какие слухи могут пойти обо всей этой истории? Сестра короля выскочила замуж за охранника — а официальный жених ей это разрешил, и теперь они живут все вместе!
Бьорн с трудом сдержал рычание. Герцог поймал его взгляд и покачал головой — а потом заговорил.
Основной проблемой зимних событий было вовсе не замужество Беттины, и даже не её похищение. Особняк графини Мансфилд тщательно обыскали с помощью нескольких лояльных герцогу магов — замки на дверях норовили укусить, двери притворялись стенами, а документы пытались сгореть до того, как их кто-то прочтёт. Найденные улики указывали не меньше чем на заговор против королевской власти: Вэлериу при помощи жены-суккуба должен был подчинить всю нечисть, а Гвиневра взамен за правильно проведённый обряд желала получить для сына не только дядюшкин замок, но и королевский дворец. Вряд ли Генри позволили бы править по своему усмотрению, но послушный мамин сын на троне был удобен не только вампирам.
Сам граф, как оказалось, понятия не имел о настолько сложных планах — важных тайн ему не доверяли. На допросе в присутствии всё тех же магов он рыдал и умолял о пощаде, уверяя, что его, бедняжку, вынудили участвовать в заговоре угрозами, он ужасно боялся и маменьку-ведьму, и её подельника-вампира, а потому рассказать дядюшке об их планах не мог никак. Насчёт размера своего страха он, конечно, привирал, но казнить последнего выжившего родственника у герцога рука не поднялась, и идея Беттины стала неплохим компромиссом.
— Из графов в золотари, значит, — хмыкнул король. — И как, справляется?
Эрик расплылся в довольной улыбке.
— А то как же. Пару раз попытался капризничать, так местные быстро объяснили, что подтирать за ним не будут — проще утопить в бочке и нанять нового.
Эдуард покачал головой.
— Вообще-то есть определённый перечень наказаний, допустимых для дворян, — заметил он. — Что мне на это скажут представители высших родов?
— Я думаю, они вежливо промолчат, — предположит герцог. — И очень хорошо подумают, прежде чем соваться в заговоры. Здесь, в Приграничье, народ крепкий, а вот из столичных мало кто потянет конфискацию большей части имущества и исправительные работы, да ещё когда жену нужно содержать.
— Вы его ещё и женили, садисты?
Улыбка Эрика стала ещё шире. «Милая Долорес», как выяснилось со слов Генри, знала о похищении принцессы куда больше, чем пыталась показать, и хотя притворялась на людях серой мышкой, инициатором соблазнения был вовсе не граф, да и не первым он был. Отец, узнав о приключениях дочери, был в бешенстве и даже хотел демонстративно выгнать её из рода, но позже слегка остыл и даже выделил приданое, которого хватило на покупку небольшого домика.
— Дайте угадаю, — с мрачной иронией в голосе проговорил король, — конфискованное имущество досталось?..
Он выразительно глянул на Бьорна. Тот встретил взгляд спокойно.
— Мне ничего не нужно от предателя.
Герцог развёл руками и вздохнул.
— Отказывается. Пришлось, как ближайшему родственнику, взять управление на себя. Родовое поместье Гвиневры сожгли, слишком тёмными делами она там занималась, но остался дом в городе, и деревня, и кое-какие активы…
— То есть, — перебил король, — содержать мою сестру тебе не на что? Рассчитываешь на приданое? Или так и будешь жить на шее у доброго дедушки?
Он кивнул на герцога, Бьорн стиснул зубы и отвёл взгляд. Эта тема была болезненной: даже если сложить его жалованье телохранителя с тем, что мог выделить ему отец, средств никак не хватило бы, чтобы обеспечить Беттине жизнь, к которой она привыкла в столице. Герцог официально объявил его своим преемником на посту правителя Приграничья: как выяснилось, в законах имелась оговорка, которая позволяла в случае отсутствия прямых наследников передать замок с важным для королевства артефактом человеку, которого Орлиный Камень признал бы. Бьорн изо всех сил старался оправдать доверие: сопровождал герцога в инспекционных поездках, ездил по его поручениям, знакомился с людьми, запоминал всё, что герцог считал нужным рассказать — от местных баек и легенд до сроков посева и уборки той же пшеницы. От множества сведений гудела голова, и ему всё время казалось, что делает он мало, а соображает плохо.
— Собственно, об этом я и хотел поговорить, — как ни в чём не бывало проговорил герцог. — Со мной он спорит, но против королевского приказа не пойдёт. — Эдуард глянул непонимающе, и герцог пояснил: — Награда, Эд. Титул, земли, деньги. Этот парень в одиночку убил двухсотлетнего вампира, а ещё поспособствовал смерти ведьмы, которая оказалась виновата в гибели моей жены и тех девочек, которых ты выбирал мне в невесты. Мы нашли неопровержимые доказательства.
— Без его чутья, — негромко и серьёзно добавил Эрик, — мы ни за что не пришли бы вовремя, а без помощи его родни многие погибли бы.
Герцог кивнул и подытожил:
— Если бы не Бьорн, ты уже не был бы королём. Что тебе важнее — корона или слухи?
Повисла тяжёлая тишина. Бьорн смотрел в пол — похвалы вызывали не радость, а досаду и смущение. Король явно не собирался уступать, он не из тех людей, на кого можно давить, и зря герцог позволил себе фамильярное обращение при посторонних…
Но у них был ещё один козырь.
Голос Беттины он услышал издалека, и тут же стало легче дышать. Охрана попыталась не впустить её, но с тем же успехом можно было удержать в ладонях солнечный зайчик.
— Эдди!
Она впорхнула в библиотеку и налетела на брата с объятиями — Эдуард только крякнул от неожиданности. А Беттина без умолку щететала о том, как счастлива его видеть, как соскучилась, как ей нравится замок в частности и Приграничье вообще, и как здорово, что он приехал именно сегодня — вечером их ждут на празднике, она всё-всё ему покажет, там так чудесно, и все такие милые, и «заканчивайте уже ваши серьёзные дела, просто подпиши, что там нужно, Альберт не посоветует плохого, и пойдёмте уже отдыхать!»
По мере её монолога лицо короля смягчилось, морщинки на лбу разгладились, на губах заиграла улыбка. Он кивал, даже начал задавать какие-то вопросы и почти успел согласиться на участие в турнире, но тут герцог негромко кашлянул.
— Бет, — окликнул Бьорн, стараясь не улыбаться.
Беттина умолкла и лукаво глянула из-под ресниц.
— Что, зайчик?
Не улыбаться стало сложнее, но он справился.
— Его Величество устал с дороги. Распорядись, пожалуйста, о покоях и обеде.
Супруга одарила его таким взглядом, что на мгновение стало жарко.
— Конечно, зайчик. Как скажешь. Эдди, ты пообещал насчёт турнира, я запомнила!
С этими словами она покинула библиотеку. Эрик, в момент её прихода отвернувшийся к окну, шумно вздохнул, герцог покачал головой. Все трое следили, как лицо короля принимает более осмысленное выражение. Наконец Эдуард кашлянул, сделал ещё глоток из бутылки и хрипло уточнил:
— Что. Это. Было?
Герцог потёр лоб ладонью.
— После свадебного обряда способности суккуба сильно ослабли и трансформировались, — проговорил он. — Но Орлиный Камень очень её любит и щедро делится магией.
— Её все любят, — поправил Бьорн.
— Да-да, — хмыкнул герцог, — все любят и готовы сделать что угодно, даже если она не пользуется силой. И только один человек способен призвать её к порядку.
Эдуард молча покивал, сделал ещё глоток, встал, подошёл к Бьорну почти вплотную и несколько мгновений его разглядывал.
— Хорошо, — произнёс он наконец. — Будет титул. Будет… Что там ещё вам надо. Но поклянись, что в столицу ты её не повезёшь. И больше никогда — никогда! — она не будет использовать свои силы на мне.
Бьорн согласно наклонил голову. Орлиный Камень и не позволил бы увезти Беттину, а что касается второй просьбы — что ж, не так сложно будет её исполнить.
Король покинул их, пообещав, что секретарь подготовит нужные документы. Бутылку он прихватил с собой — похоже, радость от встречи с младшей сестрой срочно требовала компенсации. Эрик печально вздохнул, поправил на карте две оставшиеся бутылки и глянул на Бьорна хитро.
— Зайчик, значит? Ну-ну.
Бьорн наконец позволил себе улыбку. Беттине понравилась идея продемонстрировать способности на братце — но, конечно, не за просто так. И разрешение называть его зайчиком при посторонних было одной из самых безобидных вещей, которые могли прийти в её голову.
— Пообещал ей желание, — признался он. — И теперь придётся пообещать ещё одно. Боги знают, что она придумает.
Эрик ухмыльнулся.
— Да ты, братец, подкаблучник.
— А ты — бабник.
— Да — и горжусь этим!
— Я тоже горжусь.
И это была чистая правда.
Весенний лес был по особенному радостным. Может быть Хелен так казалось из-за горячего источника, ласково поддерживающего её на плаву, может из-за ощущения чистоты самого леса. После разгрома гнезда Вэлериу стало значительно спокойнее, и будто чище. На ничейных землях всё ещё жили бродячие оборотни и вампиры, но как-то обособленно, неприметно.
Хелен в чём мать родила вышла из целебной грязи, соскребла её специальной дощечкой и окунулась в соседний источник с горячей водой. Пар завивал её волосы в тугие локоны, а горячая вода расслабляла мышцы. Она легла на спину, рассматривая голубое небо.
Благолепие, иначе не сказать.
— Так и знал, что найду тебя здесь! — раздался голос Урфинара из-за кустов, затем показался его рог, но своего укрытия он не покинул.
Посмотрите, какой скромный.
— Ты чего это припёрся? — Хелен и не думала вылезать и прикрываться.
— На праздник не собираешься? Уже две седмицы тут живешь у источника, в отшельницы подалась? Так тут уже занято место, Матеуш раньше тебя застолбил.
— Не люблю толпы народа. Чуть позже навещу свою деточку, теперь нянька ей не нужна. А ты не боишься оставлять Нырг одну?
Хелен едва не прыснула, вспоминая, как болтливого единорога повергла в ступор «последняя девственница Приграничья». Он хвостом за ней ходил, а она была рада компании, хотя поначалу смущалась.
— Не боюсь, она хорошая девушка, не то что эти все вертихвостки! Ты подумай только… — Урфинар продолжил распинаться и даже не заметил, как вышел из кустов, затем его тирада замедлилась и он замолчал на полуслове.
Хелен грациозно выбралась на берег.
Прожитые на источнике дни омолодили её лет на двадцать. Она отрастила все утерянные зубы, похудела так, что в прежнюю одежду могла завернуться раза четыре, кожа подтянулась, а волосы вернули прежние пышность и блеск. Источник и впрямь оказался волшебный. Природа — великий маг!
— Ты ржал и бил копытами, а оно вон — работает, — улыбнулась Хелен.
— Я специально, чтобы не шастали тут всякие, землю не топтали, вампиров не кормили, отшельников не смущали.
Они уставились друг на друга, и Хелен совсем не хотелось треснуть ему прабабкиной сковородкой, настроение было преотличное.
— Ты… Это… Я предупрежу всех, что ты — это ты, а не шарлатанка какая. Уйди отсюда и Матеуша мне не соблазняй, коварная ведьма! — единорог не прощаясь скрылся откуда явился, лишь голос его слышался, обалдевший от увиденного.
Хелен улыбнулась своему отражению в воде и подставила солнышку лицо. Ей нравились веснушки.
В турнире в честь Фестиваля Дружбы участвовало не так много рыцарей, как Беттина привыкла видеть в столице. Но её заверили, что начинать лучше с малого, организовать меньшее количество народу куда проще, да и если уж честно, волновал её только один. Если б он только посмел не победить — ух, что она бы с ним сделала!
Финальным состязанием был бой на мечах. Большое турнирное поле за несколько солнечных дней, предшествующих празднику, успело хорошенько подсохнуть, и теперь вокруг противников клубилась пыль, оседая на плащах и доспехах — для посторонних людей издалека оба добравшихся до финала воина выглядели равномерно серыми, так что различать, кто где, можно было лишь по цвету повязанной на шлем ленты. О том, что алую ленту носит сам король Эдуард, широкой общественности известно не было, он участвовал под вымышленным именем, а шлем носил полностью закрытый — вдруг кому-то придёт в голову сравнить его профиль с изображённым на монете! Хотя монету чеканили сразу после коронации, восемь лет назад, и никто не мог бы упрекнуть короля в том, что эти восемь лет он плохо кушал.
Беттина хихикнула и отвела взгляд от боя. Разноцветные тенты прикрывали от солнца трибуны, выстроенные вокруг поля, ветер красиво развевал знамёна, радовали глаз гирлянды из цветов и лент, яркие флажки, праздничные наряды зрителей. Слева, за оградой, на зелёной траве пестрели шатры участников турнира, а справа ждала гостей ярмарка, и доносящийся оттуда радостный шум порою перебивал даже звон клинков.
Трибуны взревели. Беттина успела увидеть, как рыцарь с красной лентой падает, поворачивается на бок и с силой бьёт кулаком по земле. Рыцарь с белой лентой выпрямился, безошибочно нашёл её взглядом, и Беттина улыбнулась, зная, что он улыбается тоже.
Он не мог не победить — она ведь попросила.
Оглашал результаты Эрик, чей голос, усиленный небольшим амулетом, доносился до самых дальних уголков поля. Даме не пристало орать, а призом были тяжеленные доспехи, которые она ни за что не подняла бы, поэтому обязанности самой Беттины заключались в том, чтобы красиво постоять рядом в белом платье, а потом надеть на голову победителю венок из лесных первоцветов — друид обещал, что они не завянут целую неделю. Такие же цветы, белые, голубые и розовые, украшали её причёску, и хороша бы она была, если б венок достался не её мужу.
Хорошо, что он у неё самый сильный, самый ловкий, самый тренированный…
Бьорн, взъерошенный, со свежей царапиной на щеке, но довольный донельзя, опустился перед нею на одно колено, позволяя надеть венок. Беттина легонько потрепала его по волосам, чувствуя себя невероятно счастливой. Бьорн нежно коснулся губами её запястья, встал и, развернувшись к трибунам, помахал рукой — зрители загомонили от восторга, разделяя с ним радость победы.
— На тебя даже ставить неинтересно, — уже без амулета проговорил Эрик, подходя ближе. — И так было ясно, что достойных противников нет. Хотя король, конечно, в прекрасной форме, даже не ожидал. Жаль, что у меня столько дел и не вышло поучаствовать самому.
— Ты специально придумал себе дела, чтоб не позориться, — парировал Бьорн, поправляя сползающий венок.
Эрик явно хотел бы продолжить спор, но Беттина глянула на него укоризненно, и он понятливо отступил. Она знала, что капитан её чуточку побаивается — а ведь она даже ни разу не пробовала использовать свои способности против него! Однако опасливое уважение в его взгляде определённо льстило.
После награждения король присоединился к ним — уже без шлема, в другой одежде. Он перевёл взгляд с Эрика на Бьорна, с него на Беттину и Очень Мрачным Голосом пообещал тому, кто будет болтать лишнее, отрубить голову вот прям своими руками. Беттина не слишком ему поверила, но зачем же устраивать скандал в такой прекрасный день? Ну да, братик не победил в турнире — но ведь можно получить удовольствие от праздника и другими способами! Вот сейчас она всё-всё ему покажет, и ему всё понравится, и он непременно должен рассказать обо всём в столице, одобрение короля привлечёт новых людей, новые связи, новые деньги…
Она обещала не использовать силу, но три месяца подготовки не прошли даром, и король, хотя сперва слушал её весьма скептически, мало-помалу заинтересовался. Турнир, ярмарка, кулачные бои, карусели, катания на лошадях, пони и горных козочках — снежные тролли с удовольствием согласились принять участие в ярмарке, а Нырг вообще решила поселиться в Приграничье.
Когда юная троллиха месяц назад приехала в замок, она собиралась всего только вернуть коня и забрать Хуха. Но тому очень понравилось быть боевым козлом, Эрик очень просил его оставить, а знакомство с единорогом произвело на Нырг такое впечатление… В итоге она поговорила с родителями, и те сочли, что девочка выросла. Теперь у неё была своя ферма недалеко от замка, у Хуха — целых пять жён, а у герцога — выгодные договоры с другими троллями.
Вечером, как стемнеет, планировались большой костёр, представление фей, а также выступления менестрелей и сказочников. Хотя некоторые явились заранее — к примеру, господин Яджойгоргрим, очень крупный писатель. Он медленно брёл навстречу королю и его свите, Гор со скукой разглядывал разноцветные палатки, Яджи что-то на ходу записывал в огромный блокнот, и оторвался от своего занятия, только когда его громко окликнул Эрик.
— А, ваша светлость! — радостно воскликнул Яджи. — Черновик почти готов, как договаривались, осталось добавить в эпилог описаний праздника. Я завтра подойду с рукописью, хорошо? О, ваше величество! Прошу прощения, никак не ожидал вас здесь… Вы ведь тоже будете читать?
— Что читать? — нахмурился король, переводя взгляд с великана на герцога.
Тот невозмутимо пожал плечами.
— Вы ведь беспокоились о слухах? Я нанял пятерых менестрелей, они написали неплохие песни о зимних событиях, двоих сегодня можно будет послушать. Ещё троих сказочников, пару частушечников — это для широких, так сказать, масс. А Яджи, конечно, напишет книгу — большую, интересную, с правильно расставленными акцентами. Я нарочно пригласил его, чтобы вы успели ознакомиться с рукописью заранее. Образ мудрого короля удался, а, Яджи?
— Разумеется, ваша светлость, — расплылся в улыбке великан. — Со всем уважением и пониманием.
Эдуард, судя по лицу, очень хотел выругаться, но только махнул рукой свите и двинулся дальше. Беттина задержалась — герцог уточнял у великана что-то об общих знакомых, Эрик и Бьорн остались с ним. Гор со вздохом отвернулся от палатки со сладостями, увидел Эрика и расплылся в ухмылке.
— Яджи, а напиши, что я его таки сожрал! Ну пожалуйста! А я не буду леденцы клянчить!
— Не могу, — отмахнулся писатель. — Он же живой! Не доел его зимой, вот и в книге не доешь. Могу написать только, что укусил. За ж… Ой, простите, госпожа.
Беттина хихикнула. Эрик и Гор мрачно переглянулись, но настаивать на изменении сюжета ни один не стал.
…Закат Беттина и Бьорн встретили на небольшом холме, с которого раскинувшийся внизу праздник был виден как на ладони. Там уже зажгли костры, фонарики и гирлянды разноцветных волшебных огней, музыка, смех и голоса слились в общий весёлый шум. Небо раскинулось над долиной огромным ярким шатром — впереди над лесом оно горело алым и золотым, над головами светилось бледно-голубым. Беттина знала, что позади неё из-за гор наползает синева ночи, но не оборачивалась, чтобы продлить день ещё немного.
Мысль о том, что весь этот праздник родился из её идеи и стал реальным благодаря её усилиям, была удивительной и чуточку пугающей, да и не смогла бы она устроить всё это в одиночку. Но сегодня её столько хвалили, столько благодарили, что она готова была поверить — и начать собой гордиться.
— Так странно, — проговорила она вполголоса. — Люди радуются, веселятся, и они действительно счастливы, даже Эдуард, хотя и притворяется мрачным. Я всегда была… Ну, просто принцесса. Просто красивая. Ничего не умела, ничего не делала. И хвалила меня только няня, и то нечасто. А сегодня… Я вдруг поняла, что могу больше. Могу принести людям радость, пользу, сделать их жизнь лучше… Это так… Чудесно…
Она прикусила губу, не в силах больше говорить, сморгнула набежавшие слёзы. Бьорн притянул её к себе и обнял.
— Ты, — шепнул он, — самое светлое, доброе и прекрасное, что случилось с этой землёй — и в моей жизни.
Беттина запрокинула голову, чтобы смотреть ему в глаза. Он улыбался, и подснежники в растрёпанных волосах кивали, словно соглашались с его словами, и от переполняющих чувств у неё перехватило дыхание. Она хотела бы сказать, что он — лучшее, что случилось с нею, но голос отказал совсем.
Оставалось одно.
Беттина поднялась на цыпочки и поцеловала его, нежно, ласково, вкладывая в касание губ всю свою любовь, которая никак не помещалась внутри — к нему, к Приграничью, которое она уже успела немного узнать, к миру в целом.
Она была счастлива.