Пес Ее Высочества

Эпизод 42, в котором оживляют статуи, отрывают головы и играют свадьбу

Бьорн был в бешенстве.

Злился он по большей части на самого себя: стоило заранее сообразить, что человеком соваться в логово вампиров — затея дурацкая. Может, магия Беттины всё же действовала на него, а может, страх её потерять не давал мыслить здраво, но голову ему не открутили только чудом.

То, что принцесса, сама на грани обращения, вспомнила о колыбельной и сумела её применить, было чудом не меньшим.

Для огромного волка даже три вампирши не были серьёзными противницами — сила и скорость у них были, а вот всерьёз драться их учили вряд ли. Бьорн в который раз мысленно поблагодарил отца за терпение и науку: если бы барон Хаундвальд послушал жену и не стал нагружать младшего сына тренировками во втором облике, сейчас ему пришлось бы несладко. Но теперь потребовалось лишь немного времени, чтобы освоиться с непривычными размерами — а ещё заглушить мысль о том, что сражаться с женщинами недостойно звания рыцаря.

Они посмели обидеть его принцессу. Они не заслужили снисхождения.

Бьорн выронил из пасти откушенную руку и с силой наступил на грудную клетку поверженной вампирши, ломая рёбра. Тварь не дёрнулась и не издала ни звука, но он не обманывался — даже слабак Теобальд сумел поставить на место отрубленную голову, что уж говорить об этих, сытых и сильных. Лучше всего разорвать тело на куски и раскидать подальше, чтоб не сумели сползтись быстро, а потом по ситуации — огонь, серебро, святая вода…

Но пока что у него оставался ещё один противник.

— Я тебя недооценил, — медленно проговорил вампир, похлопывая по ладони рукоятью невесть откуда взявшегося кнута. — Дамы, полежите пока. Нужно поучить плохого пёсика хорошим манерам.

Бьорн оскалился и зарычал. Вэлериу усмехнулся — и ударил.

Этот враг был куда опытнее. Бьорн в удовольствием перекусил бы его пополам, но взмахи кнута заставляли держаться на расстоянии: сплетёная из множества тонких кожаных полосок коса то удлиннялась по воле хозяина, то выпускала металлические шипы, то раскалялась докрасна. Приходилось уворачиваться, прыгать, перекатываться, не давать загнать себя на узкую дорожку между кустами и надгробиями, а ещё нельзя было забывать о том, что за спиной — Беттина и Хелен.

Пока ещё удавалось быть быстрее, но Бьорн понимал, что это ненадолго — клятым шипам уже удалось пару раз до него дотянуться. Хвала богам, что волчий мех был густым и плотным, доберману бы разодрало шкуру до крови, а он пока отделался лишь несколькими клочьями шерсти. А вот вампир почти не сходил с места, да и вряд ли эта падаль способна устать, только проголодаться.

Нужно прорываться, нужно атаковать самому, пока есть силы. Припасть к земле, уворачиваясь от тлеющего кончика кнута. Тут же броситься влево, оттолкнуться от удачно подвернувшейся статуи — когти оставляют царапины на камне. Вперёд и вправо — кнут щёлкает вхолостую, выбивая фонтанчик снега вперемешку с искрами. Перекатиться, рвануться, прыгнуть, враг совсем рядом — и уже ему приходится уворачиваться и отскакивать, вот сейчас, ещё немного…

Кнут захлестнул шею и словно живой намотался в несколько витков. Бьорна дёрнуло на середине прыжка и опрокинуло на бок. Он тут же упёрся лапами в землю, не давая вампиру подтянуть себя поближе, и попытался вскочить, но вышло лишь перевернуться на брюхо — клятая верёвка налилась тяжестью и потянула вниз, не давая поднять голову. Шипы вцепились в мех, царапая кожу, запах палёной шерсти коснулся ноздрей, от боли потемнело в глазах, горло сдавило так, что он едва не задохнулся. Не скулить получалось с большим трудом, он попытался дотянуться до кнута зубами, но вышло лишь поцарапать нос о шип.

— Хорошие собачки, — усмехнулся вампир, — должны гулять на поводке и в ошейнике.

Дыхания едва хватило на сдавленное рычание. Бьорн попытался рвануться вперёд, надеясь успеть перекусить кнут, когда тот провиснет, но вампир был начеку, и он лишь вхолостую клацнул зубами.

— Выходите, моя дорогая, — проговорил Вэлериу в сторону кустов, где прятались Беттина и Хелен. — Если будете хорошей девочкой, я подарю вам жизнь вашего любимца. При условии, что вы станете держать его на цепи — и в человеческом облике, разумеется, мне не нужны лишние сюрпризы. — Ответа не последовало, и вампир повысил голос: — Ну же, решайтесь! Ткнуть ножом пьяного недотёпу — разве такая высокая цена для спасения любимого?

На сей раз кусты соизволили отозваться. В ушах шумело так, что половины слов Бьорн не понял, но голос Хелен узнал, а интонации её совсем не походили на согласие. Вампир чуть слышно зашипел, обернулся, рявкнул на графиню, та огрызнулась, и Бьорн, пользуясь моментом, попытался подползти ближе. Совсем чуть-чуть, совсем немного, натяжение ослабевает, только бы не заметил…

Гвиневра громко произнесла несколько фраз, отрывистых и злых. Земля вздрогнула, над кладбищем пронёсся порыв ветра, часть свечей погасла. Генри сдавленно захрипел, вампир рассмеялся, Бьорн ухитрился подползти ещё немного…

Беттина закричала.

Ей плохо. Ей больно. Он должен помочь, должен спасти!

Перед глазами полыхнуло красным, дыхание сбилось. Бьорн рванулся вперёд на чистом упрямстве, мышцы взвыли от боли, шип пропорол губу, зажатый в зубах кнут задёргался, словно змея, и попытался обжечь, но он лишь крепче стиснул челюсти.

Вэлериу зло выругался. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза и тянули каждый к себе, кожаные ремешки скрипели на зубах, не желая рваться, графиня повторила заклинание громче, голос Беттины сорвался на визг…

Бьорн уловил движение за спиной вампира, и мысленно взвыл от досады, но к его изумлению Генри с отчаянным воплем бросился на мать. От толчка Гвиневра пошатнулась, едва удержалась на ногах, взмахнула обеими руками, зацепив подставку, и та с грохотом рухнула. Книга сорвалась, полетела и ударила Вэлериу в плечо — совсем легонько, но вампир на миг отвлёкся.

Этого хватило на один прыжок и один укус.

Вэлериу взвыл, дёрнулся, пытаясь освободить руку, уронил кнут — тот тут же ослабил петли и дохлой змеёй свалился на землю. Бьорн мотнул головой, отшвыривая оторванную кисть, и прыгнул к горлу, но вампир увернулся и взревел:

— Гвиневра!

Графиня выругалась — почти так же выразительно, как Хелен. Чем она занята, Бьорн не видел, поглощённый боем: потеря кнута и руки убавила Вэлериу преимуществ, но он всё ещё был быстр, опасен и очень зол. Зацепить друг друга всерьёз противникам не удавалось, но костюм вампира напоминал теперь драные лохмотья, а Бьорн обзавёлся парой длинных царапин на боку. Клочья ткани, пучки шерсти, брызги крови на утоптанном снегу…

Вспышка яркого синего света ударила по глазам. Бьорн коротко взвыл и зажмурился. Земля задрожала, ощущение присутствия чего-то огромного и тёмного надавило на загривок великанской ладонью, подскочивший вампир с силой ударил его в плечо, заставив отлететь в сторону. Бьорн с треском проломился сквозь кусты, врезался в статую, краем глаза уловил движение и едва успел увернуться, когда мраморная ведьма распахнула объятия. В каменных пальцах остался, кажется, немаленький кусок шкуры, но оборачиваться и проверять, так ли это, было некогда. Деревья угрожающе скрипели и тянули к нему ветви, надгробия подворачивались под лапы, пытаясь опрокинуть на землю, кусты хватали за шерсть, из-под могильных плит доносился жуткий вой, и в любое другое время мысль об ожившем кладбище, наверное, могла бы его напугать — но сейчас Бьорн думал лишь о Беттине.

Сумеет ли ведьма её защитить?

Он вырвался обратно на площадь и замер буквально на пару мгновений, чтобы оглядеться. Открытая книга лежала почти в центре, и с её страниц лился синий свет, при взгляде на который хотелось жмуриться и отворачиваться. Графиня стояла на ступенях ротонды, подняв руки к небу — её слов было не разобрать за грохотом взбесившихся камней и потусторонним воем. А поодаль, у дорожки выросли снежные стены — сомневаться в способностях Хелен не стоило.

Бьорн облегчённо перевёл дыхание, а в следующий миг его обхватили поперёк туловища, тряхнули и сжали, выдавив воздух из груди.

— Сдохни, псина, — ласково шепнул вампир и усилил объятия.

На то, чтобы взвыть, не хватило дыхания. Бьорн дёрнулся, захрипел, бестолково засучил лапами, чувствуя, что ещё немного — и рёбра начнут ломаться. В ушах зазвенело, мир сузился до отчаянного желания сделать вдох, и ведь его учили освобождаться от захвата, в человеческом теле было бы куда удобнее, но человека эта падаль порвёт, не заметив, нужно взять себя в руки, нужно вспомнить, нужно двинуть-плечами-развернуть-туловище-зацепить-задней-лапой-ногу-соперника-бросок!

Вампир заорал и вцепился в шкуру, не желая падать, но Бьорн и сам не удержал равновесия, тяжело рухнув сверху. Дёрнулся, заставил себя вскочить, сквозь плывущие перед глазами круги разглядел назащищённое горло…

Хруст.

Бульканье.

Остекленевший взгляд врага.

Момент облегчения.

В следующий миг что-то невидимое, но злое ударило в грудь, сорвало с места, протащило по земле. Бьорн уткнулся лицом в колючий снег, охнул, попытался подняться, опираясь на дрожащие руки…

У него снова есть руки. И ноги. И мозги, которые особенно остро и чётко вдруг осознали, что силы на исходе, человеческое тело, хотя ещё способно сопротивляться морозу, долго не продержится, ещё раз превратиться прямо сейчас вряд ли удастся, а ведьма в чёрном спускается по ступеням, зло усмехается, и синие отсветы магической книги пляшут по её лицу, превращая его в жуткую маску.

Бьорн поискал глазами меч — безуспешно. Заставил себя подняться и выпрямиться, но новый удар магии сбил его с ног. Он уловил движение совсем рядом, вспомнил об оживших статуях, попытался вскочить, взвыл, едва не рухнул…

Сильная рука подхватила под локоть и помогла удержаться на ногах.

— Остынь, парень, — проговорила сгустившаяся справа темнота голосом жреца. — Моя очередь.

Он вскинул руку — на ладони полыхнул золотом сложный знак, и новый удар ведьмы отразился, не причинив ему вреда.

— Ты ещё кто такой⁈ — взвизгнула Гвиневра, но Матеуш, не удостоив её ответом, шагнул на площадь, на ходу засучивая рукава.

— Подвинься, — возникший слева единорог хлестнул хвостом, заставив Бьорна зашипеть. — Ишь, герой… Завалил в одно рыло всех вампиров, ну куда это годится? Не мог оставить хоть одного?

Бьорн рыкнул в ответ, но на перепалку времени не было. Гвиневра ударила снова, земля толкнула в пятки, и он едва успел ухватиться за единорога, чтоб не упасть. Тот издал короткое злое ржание.

— Лапы прочь! Запачкаешь!

На взгляд Бьорна, он вряд ли сумел бы сделать единорога грязнее, чем он был: белоснежную прежде шкуру покрывали ссадины и пятна сажи. Но огрызнуться он не успел — графиня завизжала так, что захотелось зажать уши.

— Ты-ы! Не смей! Не трогай! Ты не можешь взять книгу в руки! Не посмеешь! Нельзя!

Жрец ленивым жестом отразил очередной удар, подхватил с земли чёрную книгу и перевернул несколько страниц — исходящее от них сияние побледнело. Графиня взвыла, по земле прошла волна дрожи.

— Нет! Не смей! Нельзя!

— Можно, но не всем, — вежливо поправил жрец. — А вот творить на коленке сложнейшие ритуалы нельзя. И уж тем более прерывать их на произвольном месте… Эта книга, как мне недавно напомнили, способна в случае ошибки сожрать душу — и сейчас она весьма голодна.

— Пусть сожрёт тебя! Тебя!

Жрец негромко рассмеялся.

— Не меня. У меня автограф автора.

Он взмахнул рукой, и в воздухе на миг завис золотой росчерк. Лицо графини исказилось ужасом. Она попятилась, наступила на подол собственного платья, вскрикнула, взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие…

— Можно, — повторил Матеуш, обращаясь к книге. — Бери её.

Гвиневра закричала.

Тёмный вихрь рванулся к ней из рук жреца, ударил, опрокинул. В следующий миг полыхнул свет — настолько яркий, что Бьорн зашипел и прикрыл глаза ладонью. В щель между пальцами он видел силуэт Матеуша: одной рукой тот опирался на спину вставшего рядом единорога, другой держал над головой раскрытую книгу. Слова его Бьорн разбирал через одно, но молитву «К свету» узнал и беззвучно зашевелил губами, повторяя.

«Отец-Солнце, да очисти помыслы наши благодатным сиянием… Мать-Луна, да будет твой свет снисходителен к душам нашим… Звезда Светозарная, освети нам путь во тьме…»

Повинуясь неосознанному порыву, Бьорн запрокинул голову. Нереально огромная луна наклонилась над кладбищем, любопытно глядя вниз, и на несколько мгновений светлый диск стал лицом — женским, неописуемо прекрасным. Бьорн едва не задохнулся и хотел было упасть на колени, но пошевелиться не смог. Взгляд богини нашёл его, мягкая улыбка озарила её лик, и ему показалось, что невидимая рука ласково потрепала его по макушке, наполняя ласковым теплом, невыразимой человеческими словами нежностью, бесконечной любовью — и не было во всём мире ничего, кроме этой любви…

Бьорн пришёл в себя от того, что его тряхнули за плечо. Проморгавшись, он увидел перед собой улыбающееся лицо жреца.

— Очухался? — добродушно спросил тот. — Вот и ладно. Ласку Матушки не всякий вынесет. Но раз Она на тебя глянуть изволила, всё точно удастся. — Бьорн ошалело помотал головой, пытаясь собраться с мыслями, и жрец усмехнулся. — Женить тебя будем сейчас, не забыл?

— Я уже сомневаюсь, что стоит доверять обряд тебе, старый ты плут, — проворчала подошедшая Хелен. — Ты разве не оставил дома свою книжонку?

Матеуш усмехнулся, и Бьорн разглядел в его руке тонкую чёрную книжку, совершенно безобидную на вид.

— Это одна и та же книга, — загадочно проговорил жрец, бережно пряча свою добычу за пазуху. — Когда-нибудь, Хелен, я расскажу тебе дивную историю о том, как пятеро тёмных волшебников собрались вместе, чтобы создать артефакт, вмещающий все их знания. Это была невероятно сложная магия, — он даже зажмурился от удовольствия. — Но один из Магистров, к нашему счастью, повздорил с остальными, отрёкся от тёмного служения и задумал покончить с книгой. Увы, все тома зеркалят друг друга, уничтожать любой из них бессмысленно, он тут же возникает в ином месте, нужно сперва собрать все копии. Сегодня коллекция пополнилась. Когда-нибудь я передам свои знания ученику, как передал их мне мой наставник, и он продолжит собирать «Свод Тёмных Магистров» воедино. — Жрец мечтательно вздохнул, но тут же посерьёзнел. — А сегодня у нас есть другое дело. До полуночи осталось каких-то полчаса, и если кое-кто не хочет жену с рогами, стоит поторопиться.

Бьорн встряхнулся и огляделся. Лунный свет заливал притихшее кладбище, издалека доносились голоса — похоже, снежная защита со смертью графини потеряла силу. Единорог бродил поодаль, поддавая копытом останки вампиров, и вполголоса ворчал — мол, и проткнуть-то некого. Стоящая рядом Хелен пробормотала ругательство, и обернулась через плечо.

Беттина стояла у неё за спиной, зябко кутаясь в серую шаль. Когти цеплялись за нитки, крошечные рожки вызывающе поблёскивали перламутром, а платье Бьорну даже понравилось, и если б они были вдвоём в спальне… Но лишние мысли в голове не задержались: сейчас принцесса выглядела не роковой соблазнительницей, а уставшей, испуганной и несчастной, и он бросился к ней, подхватил на руки, прижал к себе и на долгий миг зажмурился, пытаясь успокоить сердцебиение.

Она жива. Она рядом.

Принцесса нервно вздохнула, потёрлась щекой о его плечо и пробормотала:

— Я всё ещё хочу тебя убить.

Он уткнулся носом в её волосы, вдыхая знакомый запах. В нём всё ещё оставались чужие, обжигающе-сладкие ноты, от которых кружилась голова и рот наполнялся слюной, но в то же время он ясно чувствовал след от прикосновения богини, и дурацкое, безоблачное счастье поднималось внутри, грозя выплеснуться через край.

— За что?

Беттина не то вздохнула, не то всхлипнула, поднесла руку к его лицу и растопырила пальцы, демонстрируя когти.

— За это. Ты знал, да? Ты всё знал, и ничего мне не говорил! Ты просто воспользовался мной и тем, что я не могу отказать!

Бьорн поперхнулся возмущением и закашлялся. Это кто кем ещё воспользовался! Да он всю дорогу до замка не знал, куда прятаться, она ведь сама прохода ему не давала, и почти что угрозами вынудила! А ведь у него был чёткий королевский запрет, и его убить могли, прояви он инициативу, и вообще…

Он набрал побольше воздуха… И понял, что вслух ничего этого не скажет.

— Прости, — пробормотал он, целуя её в висок. — Выйдешь за меня?

— Нет, — буркнула Беттина, прижимаясь крепче и обнимая его за шею. — Ты перестал быть милой маленькой собачкой, и мне стало не за что тебя любить.

Бьорн вздохнул и поцеловал ещё раз, чуть ниже, и в ушко, и в щёку. Беттина тихонько мурлыкнула, запрокинула голову, открывая шею, и её запах стал ярче.

— Как хочешь, — шепнул он, почти касаясь её кожи губами. — Но твоего предыдущего жениха я убил, других идиотов, кроме меня, нет, а если появятся — их я убью тоже. Ты моя.

— И Альберта убьёшь?

— Альберт не идиот.

Беттина с досадой сморщила нос и попыталась освободиться. Бьорн, не споря, поставил её на ноги, и она отступила на шаг.

— Хочешь сказать, — возмущённо проговорила она, — что только идиот захочет на мне жениться? Да ты… Да как ты смеешь вообще! Да я… Да я лучше за Эрика выйду, понял⁈

Бьорн услышал, как за спиной выругался подошедший капитан. Беттина поджала губы, демонстративно огляделась, изменилась в лице, пошатнулась, всхлипнула, отмахнулась от его помощи и оперлась на руку Хелен. Няня обняла её за плечи и успокаивающе зашептала на ухо про обряд, призванный остановить обращение — и человеком-то всяко лучше, и желания странные исчезнут, и рога ей не идут, и жених хотя и олух, зато как любит!.. Беттина сердито помотала головой, глянула из-под мокрых ресниц.

— Тут кладбище, — пробормотала она сдавленным голосом. — И мёртвые вампиры. И кровь… И страшно… Ты правда идиот, какая ещё свадьба, мне плохо, а ты… Ты вообще голый!

Бьорн хотел было ответить, что раньше это ей не мешало, но осёкся, неожиданно сообразив, что вокруг полно народу.

— Она права, братишка, — усмехнулась вставшая рядом Лили. — Задница у тебя, правда, ничего такая… Не рычи, милый, твоя, конечно, лучше.

К щеками прилила кровь. Бьорн с досадой рявкнул, почти беззвучно, но старший брат без труда должен был считать все его эмоции. И как только серьёзного, рассудительного Лео угораздило жениться на такой оторве⁈

Хотя… Сам-то не лучше.

Он кивком поблагодарил Эрика, протянувшего ему плащ, шагнул вперёд, поймал свою принцессу за руку и обнял, завернувшись в плащ вместе с нею. Беттина сердито дёрнулась, но тут же доверчиво притихла.

— Я ужасно виноват, — пробормотал он, чувствуя, как от её близости кружится голова. — Можешь сделать со мной всё, что захочешь. После обряда.

Беттина засопела, потом встала на цыпочки и, почти касаясь уха губами, еле слышно произнесла несколько слов, от которых внутри стало жарко, в горле пересохло, и захотелось плюнуть на свадьбу, схватить её в охапку, унести подальше и позволить ей выполнить всё задуманное — и даже больше.

— Хорошо, — проговорил он хрипло. — Согласен.

Беттина на миг отстранилась, чтобы глядеть ему в глаза, улыбнулась и снова прижалась крепче.

— Тогда я тоже согласна. — Она ещё немного посопела и добавила: — А задница у тебя самая лучшая.

Бьорн усмехнулся и закрыл глаза, радуясь, что плотный тяжёлый плащ надёжно скрывает от посторонних движение её руки по означенной части его тела. Притихшее было счастье снова плеснуло внутри, вверх и в стороны, и помятые рёбра заныли, силясь удержать бешено колотящееся сердце.

Он так её любит.

Ему наконец-то можно её любить.

— Верно ли я понимаю, что нам прямо сейчас нужно организовать свадьбу, а кое-кто до сих пор не познакомил родителей с невестой?

В голосе матери звучала насмешка, но и укор тоже, и Бьорн на миг ощутил себя нашкодившим щенком. Беттина хихикнула, вывернулась из его объятий, и он обернулся.

Барон и баронесса Хаундвальд стояли рядом и улыбались так, что ему захотелось зажмуриться от смущения, ощущения, что его любят и принимают его выбор, и ответной нежности. Бьорн шагнул к ним и обнял обоих сразу, и прижался щекой к виску матери, и его тоже обняли, и прижали, и взъерошили волосы, и похлопали по спине. При мысли, что нужно соблюсти хотя бы видимость этикета и официально представить Беттину родителям и наоборот, захотелось не то рычать, не то скулить: сейчас он не смог бы не то что сформулировать красивую фразу — все слова вообще куда-то пропали.

Кроме одного.

— Мам…

— Что, мой хороший?

Бьорн отстранился, обернулся, поймал взгляд Беттины, и она, смущёная не меньше, робко улыбнулась, подошла к нему, уцепилась за ладонь. Баронесса понимающе кивнула.

— Хелен всё мне рассказала, — произнесла она сочувственно. — Бедная девочка, как же тебе было нелегко…

Она ласково погладила Беттину по плечу, поймала за запястье, притянула к себе и крепко обняла. Принцесса вздохнула и прижалась крепче, тихонько всхлипывая, а баронесса гладила её по спине и шептала, что теперь-то всё обязательно будет хорошо. Бьорн вдруг понял, что смотреть на них не может, и так в глазах подозрительно защипало. Он поспешно повернулся к отцу, тот хмыкнул и строго спросил:

— Любишь её?

Бьорн молча кивнул. Отец усмехнулся, а потом вдруг распахнул объятия и на несколько мгновений сгрёб в охапку всех троих. Беттина приглушённо пискнула, Бьорн охнул от неожиданности, но барон уже отступил.

— Плакать некогда, — укоризненно проговорил он. — Девочке нужно платье.

Баронесса ахнула, обернулась и принялась командовать. Невестки тут же подхватили Беттину под руки и стремительно повели прочь, щебеча о нарядах, причёске, украшениях, и «Фиона, одолжишь то платье?», и «ой, а у меня серёжки!», и «мальчики, ну сделайте же что-нибудь с женихом!» Хелен поспешила следом, ворча что-то о традициях, которые идут лесом, но что-то ещё можно успеть. Бьорн растерянно огляделся и обнаружил рядом Эрика.

— Ну пошли, — хмыкнул тот, — жених. Сделаем с тобой что-нибудь, а то и впрямь всё отморозишь — и что я, зря книжку дарил?

Бьорн глянул на него мрачно, чихнул, переступил с ноги на ногу и плотнее запахнул плащ. Обряд обрядом, конечно — но какая свадьба может получиться в зимнем лесу ночью, сразу после тяжёлого боя и в двух шагах от опасного кладбища?

Определённо, самая лучшая.

…Метель улеглась, мороз ослаб, в разрывы между туч ярко светила полная луна. Место для обряда подготовили в лесу, на уютной полянке: два растущих рядом дерева согнули макушками друг к другу, переплели ветви, и Хелен лично украсила импровизированную арку и соседние деревья золотыми огоньками. Оборотни приволокли вещи, оставленные перед боем на дороге: дамы ведь собирались на бал, и в тюках нашлось и подходящее для невесты платье, и гребни, и ленты. Запасную мужскую одежду тоже удалось отыскать, хотя одолженная рубашка жала в плечах и была чересчур обильно украшена кружевом, а сапоги оказались великоваты.

Благодаря магии Хелен тепло от большого костра волнами расходилось по поляне. Снег под ногами не таял, но и не приходилось кутаться в шубы и плащи. Рядом с огнём устроили раненых — некоторым пришлось несладко, но живы оказались все, и лекарь уже успел оказать им помощь. Среди тех, кто охранял усадьбу, вампиров оказалось не так много, а те, кто выжил после знакомства с клыками оборотней, рванули прочь без оглядки, как только сообразили, что победа не на их стороне. Тех же, кто сбежать не успел, накрыла сила жреца — не понадобились ни огонь, ни серебро, ни святая вода.

Зачарованные люди графини хотя и были отменно вооружены и бросались в бой с яростью, не шли ни в какое сравнение с тренированными бойцами. После гибели хозяйки чары спали, растерянные слуги поспешили сдаться и их заперли в усадьбе вместе с чудом выжившим Генри. Эрик был не слишком доволен — он лично приволок графа за шиворот, но тот так скулил и умолял о прощении, что пачкать об него руки Бьорну стало противно. К тому же Генри, хотя и не совсем по своей воле, помог победить Вэлериу — об этом напомнила уже Беттина. Граф тут же упал ей в ноги, многословно восхваляя её доброе сердце, но по хищному блеску в глазах принцессы было ясно, что дело вовсе не в доброте — просто она уже придумала наказание для предателя, и ему, возможно, стоило посочувствовать.

Бьорн стоял возле арки, пытаясь поверить, что не спит. К магическим огонькам слетелись звёздные светляки: настоящих насекомых здесь быть не могло, но волшебные существа крошечными голубыми точками усеивали ветви деревьев, садились на одежду. За его спиной шёпотом перешучивались братья, их жёны стояли по другую сторону, как подружки невесты. Барон, баронесса и Хелен стояли в нескольких шагах, а за ними толпились те из рыцарей Эрика, что могли после боя стоять на ногах. Единорог лежал поодаль, подобрав под себя ноги. Ведьма обработала его раны, взамен стребовав обещание ничего не комментировать, и он лишь несколько раз ехидно фыркнул.

Эрик лично вызвался проводить Беттину до арки. Едва Бьорн увидел её, как всё прочее потеряло значение — усталость, холод, слова жреца, объяснявшего суть обряда. Белый, подбитый мехом плащ с пелериной не скрывал нежно-голубое платье с вышивкой, и фамильная диадема баронессы поблёскивала на голове, словно корона, и искры светлячков путались в локонах принцессы — Бьорн залюбовался ею, и Лео то и дело приходилось на него шикать: встать, повернуться, принять от жреца чашу со свадебным вином и не расплескать ни на себя, ни на невесту, пытаясь отпить, как полагается по обряду, одновременно…

— Как чаша едина, так и судьба ваша отныне едина и неразрывна…

…А Беттина улыбается и прикусывает губы — они блестят от вина, и от желания поцеловать её прямо сейчас по спине бегут мурашки.

— А для единой судьбы по имя богов и света стать едиными и телами, и душами…

…Единорог, паскуда, фыркает особенно громко, и Эрик рядом ухмыляется, и щёки горят, и Беттина тихонько ахает и кивает, и её лицо тоже заливает румянец.

— Ибо души человеческие — суть свет изначальный, и способны, соединившись, преумножать его, и изгонять тьму из мира и сознания…

…Перед обрядом ему пытались что-то втолковать о том, что часть души действительно придётся отдать, иначе превращение совершить не выйдет. Бьорн отмахнулся — он был готов отдать Беттине что угодно. Сейчас слова жреца отозвались внутри, на миг заставили его задуматься, осознать происходящее, но решение не изменилось.

— … Душу свою разделить надвое и отдать часть ей в знак своей любви, перед лицом свидетелей и богов? — размеренно проговорил Матеуш.

— Да, — отозвался Бьорн, не отрывая взгляда от невесты. — Согласен. Клянусь.

…И в глазах её отражаются те же светлячки, словно огромное звёздное небо спустилось к земле, чтобы стать свидетелем его клятвы. И к чему вопросы, если он уже принадлежит ей, весь и полностью, и ничто не сможет их разлучить?..

Матеуш повторил вопрос. Беттина помедлила, словно сама не верила в происходящее до конца, а потом чуть слышно шепнула:

— Да. Согласна. Клянусь. Люблю тебя.

Бьорн с силой зажмурился и, не дожидаясь позволения жреца, наклонился к её губам, пряча недостойное рыцаря проявление чувств. В голове зашумело, дыхание сбилось, от жреца плеснуло белым светом, Беттина отстранилась, ахнула, но тут же прижалась крепче, и снова поцеловала его — жадно, настойчиво, словно заявляя свои права на него перед всеми свидетелями.

— Объявляю вас мужем и женой!

Вокруг радостно загомонили. Когти впились ему в плечи сквозь рубашку — Бьорн чувствовал, как они тают, как слабеет прикосновение. Он открыл глаза и слегка отстранился, провёл ладонью по волосам Беттины — пальцы ткнулись в перламутровые рожки, а потом прошли насквозь, и те тут же развеялись, как морок неумелой ведьмы. Его теперь уже жена смотрела на него снизу вверх счастливо и недоверчиво, и улыбалась, и в её глазах стояли слёзы, и тёплые капли скатывались с ресниц, оставляя мокрые дорожки на щеках.

«Моя, — подумал он, прижимаясь щекой к её макушке. — Люблю».

Он знал, что она думает о том же — и не нужно было больше ни слов, ни клятв. Впереди их ждало долгое возвращение в замок, и разговор с герцогом, и объяснения с королём, и запланированный весенний праздник, но прямо сейчас всё это казалось таким далёким и несущественным…

Они были вместе.

Навсегда.

И это единственное имело смысл.