Отбор. Помощница Его Величества

Глава 29. Те, кто позволяет себе слишком многое

— Пожалуйста, Мио, — в который раз просила меня матушка, но я только недовольно качала головой. — Мы не можем не прийти, это будет великим неуважением к вдовствующей королеве, наша семья только-только вышла из кризиса.

— Не вышла, мама! Поместье по-прежнему не выкуплено, на Имира уже вышла королевская гвардия, и если я вылечу из Отбора, то и защита тут же исчезнет. Не говоря уже о том, что он снова набрал долгов.

Что делать, если я покину Отбор, я не знала — необходимо было, чтобы Имир хотя бы как-то организовал выплаты тем, кому задолжал. Всем вернуть всё невозможно, слишком многое делалось без документов, на простых словах. За невыплаты его вполне могли арестовать, если жалоб окажется слишком много, а вместе с тем будет арестовано и наше имущество, как имущество лорда Рока.

— Он ходил на работу три дня подряд! И хоть и ругался, но я точно видела, что он пойдёт и на следующий день…

Пойдёт… конечно, пойдёт.

Потому что этот клиент платил по окончании смены в тот же день, и, видя деньги, Имир обретал невероятную мотивацию, которой ему всегда не хватало на прежних, более традиционных местах службы.

Спасибо, Финн и отец Финна! Я ещё вчера отправила своему единственному другу длинное письмо, полное благодарностей.

Сегодня должно было состояться моё свидание с Его Высочеством, но его, как и все остальные свидания на этот день, перенесли из-за неожиданной занятости кронпринца. Ну и ладно — его всё равно не интересует никто, кроме Барбары, а я и сама не знала, смогла бы поддержать хоть какой-нибудь разговор, волнуясь из-за предстоящей поездки к де Рокфельтам.

Мама же была вне себя от счастья, заявив, что они с «Геленой» обо всём договорились и что моя будущая свекровь — самая добрая женщина Левардии.

Гелена? Будущая свекровь?

— Почему ты согласилась, не спросив меня? — в который раз спрашивала я.

— Ты понимаешь, как долго я ждала такого предложения? Я всё равно пойду, даже если ты откажешься, только буду выглядеть нелепо, а королева рассердится. А потом ты сама станешь злиться на меня за то, что я согласилась на что-то без тебя или сказала что-то не так.

А вот это был самый настоящий шантаж!

— Пожалуйста, Мио, только один раз! И я не отвечу без твоего разрешения ни на одно другое предложение, у меня их целых шесть, от твоих потенциальных женихов. Пожалуйста, ради меня, у меня послезавтра день рождения.

— Я пойду, — устала я спорить с матерью. К тому же я подозревала, что если не появлюсь я, ловушка обрушится уже на неё, ведь Гелена де Рокфельт явно ожидала моего сопротивления. — Но я сразу хочу тебе сказать: это ловушка, и я уверена, что она попытается нас опозорить. Поэтому заходим туда — два часа, а после уходим, можешь сослаться на сердце.

Матушка послушно кивнула, а я начала готовиться к ужину моих кошмаров. Провела несколько ритуалов на нашей одежде, пользуясь разрешением на магию от дворца и своим статусом ритуалиста Его Высочества, а после задумалась о том, что ещё можно предпринять.

Я не сомневалась что Гелена де Рокфельт попытается меня унизить прямо при всех. Я чувствовала, что эта женщина не хотела делить Леонарда ни с кем, а сам Лео, судя по всему, убедил себя в том, что между нами возможно нечто большее, хотя даже не умел облечь это в слова.

Зимний дом де Рокфельтов оказался настоящим поместьем — несколькими зданиями и крохотным крылом для прислуги. Увидев высокое многоэтажное освещённое строение, я сразу же сощурилась в нехорошем предчувствии и оно только усилилось тогда, когда я рассмотрела конюшни.

Там стояло лишь несколько лошадей — явно не столько, сколько понадобилось бы для приезда Бэаров и Монтрасов с сопровождением. Зато роскошная королевская карета была здесь, а это означало, что вдовствующая королева Хонора действительно прибыла.

— Добро пожаловать, — экономка де Рокфельтов, другая женщина, не та, что застала меня с Леонардом семь лет назад, открыла перед нами дверь и тут же приказала слуге снять плащ с моей матушки. — Прошу вас, пройдите в чайную комнату, графиня и Её Величество ожидают вас.

Матушка побледнела и поспешила к указанному месту, не желая даже намёком оскорбить высокопоставленную гостью. Но за поворотом нас встретил Леонард, который тут же предложил мне руку.

— Мио, ты выглядишь прекрасно… В тех же цветах, что и во время нашего первого танца. Здравствуйте, леди Валаре, я искренне рад, что вы почтили нас своим присутствием.

Глаза Леонарда светились довольством, и я вдруг поняла, что мой наряд на самом деле напоминал тот, в котором я впервые встретила его. На платье было несколько ритуалов, и уже сейчас, в это мгновение, я ощущала беспокойство, исходящее от одного из них — ритуала неспокойствия, явно означающего что здесь находится что-то, что может мне навредить.

Внутри нас и впрямь ожидала графиня. Не одна, а вместе с вдовствующей королевой Хонорой. Сегодня графиня была необыкновенно радушна, настолько, что я всё ждала, когда же она вернётся к своей обычной холодности, однако этого никак не происходило.

— К сожалению, юная леди Монтрас немного приболела, ей нелегко далось последнее испытание. А граф Бэар был срочно отозван в столицу. Тем не менее, наши повара долго готовились к этому приёму. Кроме того, моя дочь Грейси исполнит для вас новый этюд. Возможно, после ужина и ликёров мы можем разделить игру в кости, без мужчин.

Это было смелым шагом — кости считались мужской игрой. Леонард бросил на маму неодобрительный взгляд, но затем перевёл его на меня, и в глазах вновь отразилось… нетерпение.

Он ждал одобрения, ласки, нежных слов. Это желание читалось в его позе, угадывалось в нетерпеливых руках, в том, что он почти не смотрел ни на кого, кроме меня. И графиня прекрасно это видела.

Казалось, он долго уговаривал свою мать согласиться на этот визит, и теперь был уверен, что сделал всё, чего я, по его представлениям, хотела.

По всей видимости, Леонард никогда прежде не сталкивался с отказом и потому не верил, что я всё ещё обижена на случившееся в прошлом. Он полагал, что принятие его семьи изменит всё, а моя мама и вовсе будет счастлива — ведь это избавит меня от позорного положения… падшей женщины.

Мужчина, который обесчестил меня, женится на мне — разве это не предел мечтаний для любой благородной девицы?

— Грейси, уверена, наши гости с удовольствием послушают твою игру. Седьмой этюд в честь воинов Старого Хадара будет весьма уместен, — властно произнесла графиня. Подросшая сестрёнка Леонарда, одна из тех, кто наблюдал моё падение семь лет назад, недовольно скривилась, но направилась к роялю.

В следующем году ей предстоял дебют, и, насколько я знала, её зверь ещё не пробудился. Но женихи уже начинали поговаривать о юной Грейси — в том числе и родственники королевской семьи, если родство оказывалось достаточно дальним.

— Вы чем-то недовольны, моя дорогая? — обратилась ко мне графиня, заметив, что я ничего не ела и не пила. — Стоит ли мне сказать поварам, что ваши вкусы изменились?

Я только сейчас посмотрела на закуски — они были почти такими же, как во время наших приёмов тогда, семь лет назад. По всей видимости, графиня полагала, что я тогда пришла в восторг, но на деле я так отчаянно стремилась её впечатлить, что хвалила бы что угодно.

— Нет, всё прекрасно, — улыбнулась я, поднося стакан к губам и позволяя жидкости коснуться кожи, но не делая ни единого глотка. — Просто я не голодна.

Сердце билось как бешеное, непрестанно ожидая подвоха.

Ещё полтора часа…

— Надо же, а я припоминаю, что во время пробуждения зверя мы всегда более голодны, настолько, что готовы есть почти всё. Как прошла ваша дорога, леди Валаре? — обратилась она к моей матушке. — В следующий раз, думаю, вы можете передвигаться с нашим сопровождением. У нас достаточно места и несколько карет для багажа, это намного удобнее.

— Благодарю, мы обязательно воспользуемся вашим предложением, — начала матушка, но, поймав мой страшный взгляд, тут же добавила: — Если, конечно, у нас не будет подготовлено своей кареты. Не хотелось бы быть навязчивыми.

Леди де Рокфельт не ответила, отвлекаясь на тихий разговор с Вдовствующей Королевой и придворной дамой, сопровождавшей её, и я только сейчас поняла, что Её Величество не сказала мне и матушке ни слова. В этот миг раздались первые аккорды Седьмого Этюда — невероятно сложного для исполнения произведения.

Мы долго молчали, слушая игру юной Грейси, пока довольная красавица графиня де Рокфельт не сводила с неё строгого взгляда, кивая в такт особенно эмоциональным аккордам. По всей видимости, образованием дочери она занималась лично.

Несмотря на показную миролюбивость сиятельной графини, я чувствовала себя всё хуже с каждой минутой, особенно потому, что с самого приезда не выпила и глотка воды. Здесь было душно, очень душно, и больше всего на свете мне хотелось бы оказаться снаружи.

Вскоре, когда слуги сообщили, что ужин будет готов через пятнадцать минут, графиня попросила мою матушку сопроводить её в оранжерею и показать редкий цветок, растущий только в этой части Левардии.

И матушка… пошла, конечно!

Все приличия были соблюдены — здесь, помимо меня и Леонарда, оставалась целая вдовствующая королева и множество слуг.

— Могу я присоединиться к вам? — попросила я, волнуясь в первую очередь о матушке.

— Мне хотелось бы поговорить с вами, дитя, — внезапно, впервые, обратилась ко мне королева.

Графиня и мама покинули комнату под властным и нетерпеливым взглядом высокой гостьи, и теперь она довольно улыбалась, отпивая вино из кубка, инкрустированного драгоценностями.

Чего я не ожидала, так это того, что вдовствующая королева будет действовать столь прямо. Не прячась за фальшивыми словами и улыбками, не пытаясь изображать что-либо передо мной.

Несколько резких взмахов руки — и почти все слуги тут же вышли, закрывая за собой двери с оглушающими щелчками, точно так же как и придворная дама, сопровождающая Хонору.

А после комнату заполнил удушающий незнакомый запах. Сладкий, тяжёлый, посылающий нервную дрожь, стекающий куда-то между бёдер.

Вдовствующая королева Хонора тепло улыбнулась Леонарду и последней служанке, находившейся здесь, вызвав у неё ужас.

— Не люблю тех, кто позволяет себе слишком многое и забывает о своём месте…

Позволяет себе слишком многое?

По всей видимости, Хонора имела в виду меня.

— Я тоже участвовала в Отборе. Ради этой роли я должна была избавиться от всех слабостей, отказаться от человечности, стать идеальной. На этой стадии ставки настолько высоки, что девушки готовы на многое, лишь бы убрать соперниц. Скажите, дорогуша, готовы ли вы пойти на всё ради моего внука?

Сегодня был первый раз, когда она заговорила со мной напрямую, хотя я знала, что со многими другими участницами Отбора она бывала мила и даже явно выделяла их как предпочтительных победительниц. К таким относились и Кора, и Илва, и, более всего, Лианна Бэар.

— Я верная подданная дома Грейдис и всё ещё личная ритуалистка Его Высочества. Я встану между ним и опасностью, даже не задумываясь, — ответила я честно, чувствуя, как становится жарче.

Что бы ни было распылено в воздухе, оно действовало на меня почти удушающе. Леонард, сидящий напротив, ослабил воротник, явно тоже ощущая это воздействие, тогда как Хонора словно ничего не замечала.

А потом она произнесла то, что, вероятно, хотела сказать уже давно.

Не пытаясь больше соблюдать приличия.

— Я не знаю, как ваше имя оказалось в списке Отбора. Этот список строго курируется, и против вашей кандидатуры голосовали многие члены королевской семьи — неоднократно. Вы никогда не должны были быть приглашены. Я упустила несколько таких же, как вы, просто потому что на момент приглашения не знала об их существовании.

О ком она? О Барбаре, Аделаиде?

— Отбор выбирает не только будущую королеву, но и женщин дворца на десятилетия вперёд. А вы уже с первого испытания посмели влезть туда, куда не следовало, вступив в конфликт с той, кому это место принадлежит по праву. Кому оно обещано! Кем вы себя возомнили?

В её голосе звучала такая ненависть, что служанка, стоявшая в углу, вздрогнула. А я, наоборот, подняла голову выше, не позволяя себе показать слабость

Хотя сама мысль была чудовищна.

Вдовствующая королева — человек с огромной властью — ненавидела меня открыто, даже не зная толком.

— Вы не подходите для нашей семьи, и я никогда не позволю вам приблизиться к ней. Ваша родословная, ваше разгульное поведение, болезни… — она почти скривилась, будто перед ней сидел кто-то отвратительный.

Единственная служанка в этот момент покинула комнату.

— Я думала, выбор делает будущий монарх? — спросила я спокойно, хотя внутри меня всю трясло. И не столько от вопросов этой старухи, сколько от того, что они распылили в воздухе.

Я понимала, что именно в этом заключалась ловушка, что сейчас, скорее всего, случится непоправимое. Меня вновь выставят развратницей, старый скандал раздуют до огромных масштабов, но в этот раз я даже не обручена с Леонардом. После этого меня никогда не примут в аристократические круги, а о работе в дворцовых структурах можно забыть.

Сам Лео сейчас выглядел дурно, глаза блуждали, он весь вспотел, взмокшие золотистые волосы прилипли к шее, красиво вылепленные губы пересохли, и он время от времени облизывал их. Мой бывший жених сидел прямо, вцепившись руками в свои форменные брюки, и на нас даже не смотрел, а я не могла понять, слышал ли он что-либо из разговора.

Мне стало его жалко в этот момент — вряд ли он соглашался на такое.

— Выбор делает Каэлис из того, что ему доступно.

Она встала, выпрямившись, и бросила на меня последний презрительный взгляд.

— Мне жаль, что вам пришлось пройти через нечто нечеловеческое во время вашего Отбора. Но Каэлис Арно сильнее своего отца. И, возможно, сильнее вашего мужа. Никакие слухи и слабости его спутницы не смогут навредить ему.

Я честно в это верила и говорила со всем убеждением, со всей силой своей веры, глядя на королеву Хонору. Не потому что верила, что она передумает «наказывать» меня, а потому, что не верила что Каэлис не заметит ее вмешательства.

Но та неожиданно бодро хохотнула.

— Почему ты считаешь, что мне интересно твое мнение? Что ты вообще можешь отвечать мне без приказа?

Вдовствующая королева поднялась с присущим особам подобного ранга достоинством и осанкой, а потом неожиданно сделала несколько шагов ко мне.

— Сопротивляешься… — она посмотрела мне в глаза, и я тут же почувствовала, как сильно давит на меня ее зверь.

Кто там у нее был? Какая-то крупная кошка?

— Не трогайте меня, — зашипела я, замирая с ней глаза в глаза и не позволяя себе слабости. Платье с наложенным ритуалом кололо, чесалось, отвлекало, хотя конечно, никаких дополнительных намеков на то, что у меня большие неприятности, мне не требовалось. Ритуал не мог спасти меня от воздействия, только подсказать о нем.

Злость мелькнула в глазах Хоноры, и она схватила мою руку, уколола самый кончик пальца и стерла капельку крови взявшимся словно из воздуха платком.

Я просто не могла поверить, что кто-то решился действовать так, в открытую, пользуясь своей почти безграничной властью. Это не укладывалось у меня в голове — не среди аристократии. Границы, которые существовали в моей голове, для Хоноры не существовали.

Как же я недооценивала и королеву, и графиню де Рокфельт.

После этого она наконец-то ушла, оставив Леонарда и меня одних, и я тут же вскочила. Голова резко закружилась, плотное красивое платье, подшитое по фигуре, прилипло к телу, я посмотрела вниз и заметила, как тяжелая, чуть намокшая ткань обрисовала мои ноги, включая треугольник между ними, как встали соски, и почувствовала, насколько сильно прикосновение платья мучило мою плоть.

— Мио, — прохрипел Лео, и я взглянула на него почти как на врага. — Я не могу…

Я резко подошла к одной из дверей, той самой, за которой скрылась Хонора, но, конечно же, она оказалась заперта. Я не сомневалась, что двери откроются в самый последний момент — тогда, когда вся степень моего падения станет очевидной для остальных. Матушка, новая экономка Ее Сиятельства, сама графиня, юная Грейси, придворная дама и целая вдовствующая королева — свидетели подобрались как на подбор.

— Не подходи, — ответила я, чувствуя, как у меня мутится в голове, как сладко сжимается внутри, требуя… мужчины.

Я уже переживала такое возбуждение, когда выпила зелье Вааргцев в графстве Роузглен, и умирала тогда точно так же сладко. Тело горело, требовало жестких сильных прикосновений, горячих губ, прикосновения грудь к груди, требовало мужских рук.

Не рук Лео.

— Ты такая красивая сейчас, Мио… видела бы ты себя так, как я вижу тебя. Твои соски, твои бедра, я ведь видел тебя без одежды, знаю, насколько сладка твоя плоть, знаю, как горячо и тесно внутри тебя, — совершенно бесстыдно заговорил Лео, вставая.

Он даже не пытался сопротивляться. А единственное, что еще удерживало меня в сознании, — чудовищное неудобство, причиняемое платьем, на которое был наложен ритуал. Я даже не думала, что его можно использовать подобным образом.

— Я не причиню тебе вреда, не шарахайся так. Мне больно видеть, как ты не принимаешь меня, как не доверяешь, как считаешь, что я подведу тебя. Я же все организовал, с мамой…

— Ты что, глухой? Разве ты не слышал, что сказала королева Хонора? Не понимаешь, что всё это ловушка, устроенная лишь для того, чтобы избавиться от меня в Отборе и навсегда закрыть мне двери в любой приличный дом столицы? — произнесла я сипло, и мне самой показалось, что мой голос словно просил о другом.

Будто мой голос просил о ласке, тихо, протяжно, почти молил о ней.

А потом я резко, словно по щелчку пальцев, почувствовала феромон Лео. Будто кто-то специально перестал глушить запахи именно в этот момент, сделав что-то за дверями, возможно, оказав влияние моей кровью. И от этого феромона я почти сошла с ума.

На кончиках пальцев тут же проступили когти, а Лео и вовсе зарычал, тряся головой, будто пытающееся прийти в себя животное.

— Ты так пахнешь… всегда, будто у твоей кошки Время Зова. Я никогда ни с кем не думал о близости в облике животного, ты единственная, Мио, — произнес он, и я захотела выругаться в ответ…

Но не смогла.

Моя пантера просто сходила с ума от вожделения, и хотя хотела она совсем другого мужчину, даже этот сейчас сгодился бы, если выдержит, конечно. Его запах не был неприятным, напротив, все в нем говорило о том, как сильно он хотел угодить мне, как жаждал близости, как много готов был отдавать.

Если он выдержит драку со мной.

— Вот так, — тихо прошептал Леонард. — Я помогу снять тебе платье, так и должно быть, всегда. Спасибо, спасибо, Мио, я мечтал об этом моменте так долго…

Он подошёл ко мне, и я почувствовала его горячие руки на своих плечах. Я застонала — тихо, мучительно, — но осталась стоять на месте, сжав руки в кулаки, не в силах сопротивляться этому чувству. Всё внутри меня горело, стягивало, требовало, дыхание стало тяжелым, и я не могла даже закрыть рот, когда ощутила прикосновение к своим губам.

Леонард всё так же продолжал говорить «спасибо», повторял, какая я красивая, какая у меня идеальная кожа, пока целовал мои губы, челюсть, шею, плечо, с которого он уже стянул моё платье…

Кап… кап…

Кровь крохотными каплями стекала на мозаичный пол этого богатого здания, но я не разжимала кулаки, понимая, что если сделаю это, то сдамся окончательно. Платье оставалось моей единственной защитой, и теперь оно болталось где-то в районе талии. Язык моего бывшего жениха скользнул длинным движением по моей шее, и его ладони легли на уже обнажённую спину, прижимая меня к себе.

Он делал возбуждённые выдохи, вжимая меня в своё каменное тело, к твёрдой плоти, оттягивавшей его брюки. Его запах был невыносим, он давил и требовал подчинения.

Я всхлипнула, и в тот же миг он, наклонившись, впился зубами в мою холку.

Дальнейшее я запомнила лишь отрывками.

То, как оттолкнула Леонарда так сильно, что он отлетел к стене, сполз на пол и поднял на меня глаза, полные неверия.

То, как упала сама, тут же обращаясь, и мир в одно мгновение сменил очертания. Бешеные вибриссы двигались в воздухе, словно змеи, подмечая всё — местонахождение Лео, треклятой Хоноры за дверью, каждого, кто находился в этом доме, в то время как чувствительный нос охватывал неестественные жжёные нотки неизвестной травы, перемешанные с кровью.

Я страшно зарычала, ощущая, как сгибаются люди за дверью, не выдерживая давления моего феромона. А затем, оглядевшись, выпрыгнула из здания через окно, прямо со второго этажа, приземлившись на четыре лапы и не чувствуя боли от осколков, лишь слегка разодравших мне бока. На когтях застряли клочки одежды Леонарда, возможно, вместе с каплями его крови.

В темноте ночи я ощущала только один запах.

Родной, сильный, такой манящий.