Глава 40. Лучшие подруги. Семь лет назад

Как только я вошла в крыло участниц, я сразу поняла, что с последнего испытания многое изменилось.

Пятнадцать оставшихся девушек — пятнадцать лучших, среди которых оказались и те, кто раньше не входил в тридцатку сильнейших. Например, если бы кто-то сказал, что леди Кайла Бораллис дойдет до этого этапа, я бы ни за что не поверила. Но ей повезло попасть в команду Лианны, которая блестяще прошла все испытания.

Теперь эти пятнадцать девушек разделились на три заметные группы.

В первую входили те, кто верил в победу Барбары — фаворитки почти с самого начала. На неё ставило большинство тех, кто жил за пределами дворца и не знал о местных коалициях. В эту группу входили Анна Парр, Элоиза Ла Туррен, Ариса Лаэрт и даже Аделаида. Я заметила, как они сидели вместе, оживлённо переговариваясь, и поняла, что именно сейчас формируется будущий двор — в зависимости от того, кто станет королевой.

Во вторую группу входили те, кто поддерживал Лианну Бэар. Почему Селина перестала считаться претенденткой на победу, я не знала, но теперь она была на стороне Лианны. Вместе с ними держались Кора, Наэми, Мелва, Жизель и Кайла Бораллис.

В последней группе было всего трое — я, Тамилла и принцесса Заралия.

Принцессе, похоже, судьба будущего двора Левардии была безразлична, а Тамилла, оставшись без старших родственниц, просто не захотела ввязываться в чужие компании. Именно она подбежала ко мне по возвращении и даже обняла, пока остальные рассматривали меня так, будто у меня выросла вторая голова.

— Ты в порядке? Сколько можно было торчать у целителей? Ты что, умираешь?

Она была так забавна в своём возмущении, что я рассмеялась.

— Да, уже лучше, — я действительно чувствовала себя намного лучше. А больше всего грели душу слова из письма от Рено Эсклара. Я не до конца понимала, о чём он писал, но его намёки на независимость и возможность работать вне дворца давали надежду. — А ты что же, не выбрала будущую королеву?

Я сказала это прямо, без обиняков — всё равно все слушали. Если верить Аделаиде и Жизель, атмосфера в крыле сильно изменилась, и лучше уж говорить открыто.


Две большие группы девушек молчали, делая вид, что заняты чаепитием, но на самом деле прислушивались к разговору, ожидая, что ответит Тамилла.

И та не подвела.

— А вдруг победит принцесса? Ты сама говорила, что её могли прислать с политическими целями, и я не представляю, чтобы она дошла до финала и принц её не выбрал. Это же будет оскорбление для Иштавары! Я лучше с тобой буду общаться и держаться подальше от остальных, — горячо заявила кузина.

В глазах многих девушек мелькнули сомнения. Не у всех — Ариса, например, спокойно пила чай, и я сомневалась, что она всерьез надеялась остаться при дворе. Аделаида, похоже, просто сидела рядом с подругой. Жизель за другим столом грустно вздохнула, переглянулась с Наэми, и обе вышли подышать свежим воздухом.

А может, и пообщаться с принцессой Заралией.

— Почему ты больше не общаешься с Барбарой? — спросила меня Селина через час, когда я снова вышла в общие комнаты и занялась письмом Имиру, которого не видела уже много десяток.

Мама говорила, что у него всё хорошо и он даже передал ей денег. Когда я, испугавшись, переспросила, она объяснила, что брат каждый день ходит на ту же работу, что я ему нашла. Ему по прежнему платят ежедневно, и он даже начал откладывать деньги в свою ячейку.

Чудеса! Вот что стабильный и быстрый доход делает с человеком!

— Это она не общается со мной. А я не собираюсь навязываться тем, кому я не нужна, — сказала я спокойно. На самом деле в начале Отбора я защищала Барбару от воров и даже пыталась с ней поговорить, но она ясно дала понять, насколько ей это не нужно.

— И что, тебе совсем не интересно?

— Ты хочешь с ней подружиться? — спросила я прямо у Селины и заметила Кору, проходившую за её спиной.

Леди Монтрас без стеснения разглядывала меня, с еле заметными оттенками жалостливого торжества. Кажется, именно об этом говорила тогда Аделаида: участницы знали о моих проблемах со зверем и были уверены, что я не пройду следующее испытание.

— Возможно, — ответила Селина дерзко и уверенно. — И с ней, и с принцессой, и с Лианной.

— Если кому-то это и под силу, то только тебе, вперёд, — я не удержалась от громкого смешка, хотя в чем-то несдержанная Селина меня искренне умиляла. Несмотря на то, что она была довольно скандальной и временами стервозной, ей каким-то образом удавалось общаться со всеми, будто чужие обиды её никак не беспокоили. — А со мной подружиться не хочешь?

— Ты не пройдешь, это все знают, извини.

— Мне кажется, если бы вы меньше старались что-то изображать и оставались собой, были честными в дружбе и поддержке друг друга, у вас было бы больше шансов, чем с этими странными интригами, — спокойно ответила я. — Если Барбара победит, она точно не забудет, как та же Кора пыталась от неё избавиться.

— Барбара не пройдёт следующее испытание. Как и ты, — резко бросила Кора и ушла.

***

Барбару я увидела одну совершенно случайно. Она, как и я, отправляла письма — целую стопку, которую передала слуге, отвечавшему за сбор почты. Я наблюдала издалека, поражённая выражением её лица.

Боль, надежда, неуверенность — словно она не знала, имеет ли право на эти чувства. В уголках её карих глаз блестели слёзы, и она даже поцеловала одно из писем перед тем, как отдать его.

Когда я подошла, смогла рассмотреть имя получателя.

Чего я ожидала?

Возможно, имени Леонарда, мне почему-то казалось что она не полностью переболела своими чувствами. Или имени другого тайного возлюбленного. А может, даже ребёнка, о котором никто не знал, ведь Барбара была замужем много лет и, возможно, скрывала его от общества.

Нет.

Письма были адресованы её родителям, и отправлялись в город, где она выросла и где я несколько раз бывала в их поместье.

Быстро отослав письмо Имиру и заранее подготовленное письмо Финну, я направилась вслед за бывшей подругой, чувствуя, как в груди нарастает тревога. Мне не терпелось спросить её о феромоне, о котором говорил Леонард, но я не знала, как начать разговор, понимая, что она просто уйдёт, как делала уже не раз.

Не нападать же на неё?

— Твои родители больны? — спросила я ей в спину и увидела, как Барбара вздрогнула, обернувшись ко мне… с гневом в глазах.

Похоже, я задела слишком болезненную для неё тему.

Мы находились на узкой дорожке, что вела из обширных парковых земель вокруг дворца к небольшой роще у крыла участниц Отбора. Дорожка петляла между арками, увитыми густым плющом и цветущими лозами. Сквозь листву струился мягкий солнечный свет, ложась на гравий золотистыми пятнами. Где-то вдали журчал тонкий ручей.

Идиллия, резко контрастирующая с бурей чувств в глазах моей бывшей подруги.

— Поэтому ты плакала? Отправляя им письма? Мы ни разу не видели их за всё время Отбора, хотя все остальные родители здесь.

— Мои родители в полном порядке, — резко ответила Барбара, отворачиваясь и, видимо, собираясь уйти. Но я поняла, что не могу упустить этот момент.

— Тогда ты не приглашаешь их, потому что они сразу почувствуют, как изменился твой феромон? — спросила я прямо, решив не ходить вокруг да около. Вполне возможно, что больше мне не удастся застать её одну. — И потому что этот феромон теперь похож на мой, феромон твоей бывшей лучшей подруги?

Услышав это, Барбара резко обернулась. Дорожка была настолько узкой, что подойти к нам с обеих сторон было невозможно.

— Лучшей подруги? — ответила она вопросом на вопрос, осматриваясь. — Разве лучшие друзья так поступают? Я проклинаю тот день, когда встретила тебя… Я потеряла всё, совсем всё, по твоей вине!

— Ты про Леонарда?

Барбара рассмеялась — горько, с надрывом, и в этом смехе слышалась ненависть.

— Да… его тоже. И даже сейчас он не может забыть тебя, после того, что ты сделала.

— Его тоже? Что ещё ты потеряла?

— Что, вина замучала? Всю свою жизнь, всё… Его, родителей, ребёнка, уважение! Семь лет я прожила в мучениях, которых тебе даже не снились! Но теперь… теперь наступит справедливость. Ты узнаешь, каково это — когда у тебя отбирают любимого, твоё будущее.

***

Родителей, ребёнка?!

О чём она?!

— Какого ещё ребёнка? — зарычала я, делая шаг к Барбаре.

Внутри образовалось сосущее чувство, когда я увидела настолько горячую ненависть, а ещё поняла, что Барбара, похоже, знала о моих чувствах к Каэлису.

— Барбара!

— Моего ребёнка! Следующего наследника де Рокфельтов, моего сына с Леонардом! — наконец ответила она, чуть отступая, увидев, что я сделала ещё шаг к ней.

В эту минуту, когда она оказалась прижата к высокому кустарнику, она вновь напомнила мне напуганного котёнка. И взгляд, метнувшийся в сторону, показал, насколько сильно она хотела уйти.

— Ты родила сына Леонарда? — осевшим голосом спросила я.

Как можно было умолчать о таком?! И когда это случилось?

— Не родила… — горько прошептала она, лицо исказилось от боли. — Потеряла на третьем месяце. Всё из-за тебя.

Мне хотелось рыкнуть в ответ, что я даже не знала об этом, но я понимала, что тогда она убежит, так и не рассказав всё. Поэтому я продолжила почти шёпотом, спокойно, хотя внутри меня всю трясло.

— Расскажи мне всё. Ты перестала со мной общаться, потому что забеременела? Когда я познакомилась с Леонардом?

Точнее, когда она меня с ним познакомила.

— Нет, — покачав головой, ответила Барбара. — Я забеременела вскоре после вашей помолвки. Как ты могла, Мио? Знаешь, сколько мы были вместе?!

— Не знаю! — её попытки обвинить меня в том, о чём я даже не подозревала, бесили, но я понимала, что нужно говорить спокойно. — Ты не говорила. Ты утверждала, что это просто друг семьи, а не ухажёр. Когда вы начали разделять близость?

— За полгода до того, как я познакомила тебя с ним, — она попыталась уйти, но я схватила её за плечо и вновь заметила оттенки страха.

Спокойствие, Мио!

— Тогда зачем ты познакомила меня с ним? — спросила я очень размеренно, чуть ослабляя хватку, но не отпуская девушку.

Наверное, со стороны мы действительно казались страшной, агрессивной Мио, что преследует бедную, несчастную Барбару, которая просто пытается уйти. И если нужно будет — я остановлю ее, перегражу дорогу, задержу.

— Барбара! — ей не хотелось отвечать на болезненные вопросы.

— Потому что он попросил! Сказал, что это нужно его отцу, сказал, что я невероятно помогу. Кто же знал, что ты просто украдешь мужчину своей «лучшей подруги»?! — она сглотнула, явно испытывая невероятную боль. — Я даже представить такого не могла, после стольких лет дружбы… Ты и так имела всё внимание. Со мной общались только для того, чтобы познакомиться стобой, все хотели дружить стобой, быть рядом стобой!

Где-то я уже слышала такие разговоры… Ах да, Камилла говорила мне то же самое.

— Я не знала, что ты влюблена в него. И я не знала о ваших отношениях, — ответила я.

— Ты что, слепая? Если мужчина и женщина брачного возраста общаются годами, танцуют вместе, если я говорила только о нём все это время? Ещё называла себя лучшей подругой…

Леонард признался совсем недавно, что она знала, на что шла, что он никогда ей ничего не обещал и у них не было отношений. Но я не поверила его словам.

— Почему ты не сказала? Почему продолжала эти отношения с ним, хотя он сделал предложение другой?

— Я любила его всю жизнь! С тех пор как увидела маленькой девочкой! И ты бы отступила, если бы узнала о беременности! — на вопрос, почему она не сказала, Барбара просто отказывалась отвечать.

— Я бы и так отступила, если бы ты только сказала, что вы вместе! — я была безумно влюблена в Леонарда, но отступила бы. — Особенно до помолвки.

После помолвки всё становилось сложнее, о ней писали в газетах, семьи появлялись вместе, некоторые даже вступали в сделки, основываясь на силе будущей семьи…

— Что случилось с ребёнком? Ты забеременела после нашей помолвки, и что дальше? — я была нацелена добраться до правды, до всего, что тогда произошло.

— А дальше начался мой личный кошмар, — в её глазах впервые мелькнули слёзы, с того самого момента, когда она отправляла письмо. — Родители узнали о беременности и организовали мой брак с виконтом ле Гуинном. Можешь ли ты даже представить, какого это — находиться под стариком, которого ненавидишь, когда мужчина, которого ты любишь, с «лучшей подругой»? Когда ты видишь их счастливые лица в газетах, когда о них пишут как о самой красивой и успешной паре Левардии?

— Не могу, — ответила я. Глубина обиды и ненависти Барбары поражала. — Что сделал Леонард, когда узнал о ребёнке?

Я просто не могла поверить, что Леонард не разорвал бы помолвку, узнав об этом. Что он не женился бы на Барбаре, пусть и с огромным скандалом.

Но Барбара молчала, и это молчание было страшнее любых слов.

Осознание ударило по мне, словно холодная волна.

— Ты не сказала ему… — неверяще прошептала я. — Почему?!

— Мои родители сказали, что в таком случае исключат меня из рода! Я не знаю почему, думаешь, мне было легко? Виконт был бесплодным, роду ле Гуинн срочно нужен был наследник, и беременная я подходила как никто другой! — Барбара говорила всё быстрее, и с каждой фразой становилась всё более взволнованной, выносила наружу то, что копилось годами.

Возможно, я была первой за много лет, кому она выговорилась.

— Но ты потеряла ребёнка.

— Да, я плакала сутками и не могла ничего есть. Его семья ненавидела меня и продолжает ненавидеть. В поместье ле Гуиннов я жила так, будто каждую минуту ждала удара в спину. Знаешь, каково это? Я почти не выходила из виконтского крыла, целыми днями сидела в своих покоях. Он женился на мне только ради ребёнка и, наверное, мечтал, чтобы я умерла, чтобы потом найти другую беременную девицу.

Или он просто ждал, чтобы Барбара вновь забеременела — от кого угодно, хоть от конюха, лишь бы был наследник. Лучше, конечно, от какого-нибудь родственника мужского пола.

— Твои родители… — я понимала, что смерть виконта не избавила Барбару от страданий. Иначе она не была бы сейчас настолько злой, обиженной, не целовала бы письма родителям.

— Они ждали большего от моего брака с виконтом. Отдали многое, чтобы устроить эту свадьбу. А потом отреклись от меня сразу после того, как я потеряла ребёнка. Но они примут меня, я верну свою семью, когда стану королевой. Теперь ты понимаешь? — она смотрела прямо мне в глаза, и я видела в отражении весь ужас того, через что она прошла. — Понимаешь…

Я отпустила её плечо, но Барбара даже не подумала уйти.

— Чувствуешь ли ты вину за то, что сделала? За то, что уничтожила человека ни за что, предала лучшую подругу, обрекла меня на этот кошмар, на семь лет настоящих мучений?! — в её взгляде горело торжество и облегчение.

Я ответила почти сразу.

— Нет. Не чувствую, — мой голос прозвучал жёстко.

Эта жёсткость резко контрастировала с теми мягкими интонациями, с которыми я говорила прежде, и Барбара растерялась, неверяще глядя на меня.

— Что?

— Я не чувствую вины. Я ничего тебе не сделала. Возможно, не замечала твоих влюблённых взглядов на Леонарда, но я спрашивала тебя — много раз — ухаживает ли он за тобой. И ты врала мне снова и снова. Но ты же не чувствуешь вины за это?

— Да как ты можешь… Я не могла сказать тебе, он сам просил! Просил говорить, что между нами ничего нет!

— Потому что он никогда ничего тебе не обещал, верно? Ты спала с ним, хотя он тебе ничего не обещал? — я не поверила Леонарду тогда, но, глядя сейчас на Барбару, поняла, что её представления о происходящем не совпадали с реальностью.

Она искажала мир в своей голове так, чтобы в нём было легче жить.

— Считаешь, что я сама виновата в своих бедах? — она зло рассмеялась. — Я рассказала ему всё сейчас, и ему было стыдно. Но он сказал, что прошло много времени, ничего уже не изменить, и что он любит тебя. Так скажи, я сама виновата? Потому что влюбилась, а никто не поддержал?!

— Нет. Я считаю, что Леонард поступил подло, давая тебе ложную надежду и пользуясь тобой. Но я также вижу, что ты выбрала быть жертвой и варишься в жалости к себе уже семь лет. Придумала себе виновницу своих несчастий, потому что тебе нужно было кого-то ненавидеть, кого-то обвинять, чтобы не сойти с ума.

Барбара отшатнулась, сжав кулаки, но, нужно признать, агрессии в ней не было. Будь на её месте Гелена де Рокфельт — давно бы попыталась дать пощёчину.

— При этом ты не винишь свою семью или Леонарда, ты винишь ту, кто вообще ни о чём не знал, вместо того чтобы взять свою жизнь в собственные руки.

— Да что ты понимаешь?! Что мне было делать, пойти против де Рокфельтов, против своих родителей, оказаться на улице?! Если бы ты не появилась, ничего бы этого не случилось…

— Да, нужно было пойти против всех! Этот мир несправедлив, и он был очень жесток с тобой, но дальнейшее будущее выбираешь только ты. Я пошла против своей семьи после того, как Леонард и де Рокфекльты уничтожили моё имя, и выжила. И не считаю себя жертвой, сваливая ответственность за свою жизнь на других!

Я наконец перешла к делу, понимая, что ещё немного, и она осознает, что вовсе не обязана со мной говорить:

— Скажи, Барбара, когда ты украла мой феромон, как и зачем?

Но Барбара… меня удивила. Она отступила на шаг, вытирая злые слёзы, а потом резко вскинула голову, будто внутри неё наконец появился стержень.

— Я не понимаю, о чём ты. То, о чём ты говоришь, невозможно, — она вдруг хмыкнула. — Думаешь, ты настолько особенная? Искусственные феромоны запрещены на Отборе, и меня проверяли на их наличие, как и всех остальных. Сам граф Арвеллар.

— Ты ведь делала это не для Отбора? — это было бы просто нелогично. — Ты сделала это давно, ещё семь лет назад… Чтобы вернуть Леонарда?

Озарение нахлынуло внезапной волной. Я поняла, что Барбара, вероятно, сделала что-то постоянное. Это не духи и не мыло с феромоном. Нет, речь шла о ритуале, связанном с кровью и аурой, и я понятия не имела, как такое вообще возможно.

— Я не знаю, о чём ты говоришь, Мио.

Загрузка...