Отбор. Помощница Его Величества

Глава 38. Каэлис Арно из Великого дома Грейдис. Звериное и человеческое

Каэлис Арно из Великого Дома Грейдис

Девушка под ним слабо трепыхалась, хотя это началось не сразу. Сначала она отвечала — горячо, отчаянно, но недолго, куда меньше, чем ему хотелось. А потом начала сопротивляться.

Мио никогда не сопротивляласьтакпод ним.

Она никогда не была неподвижной, нет, она всегда участвовала наравне, а иногда ему казалось, что она даже пыталась отобрать лидерство.

Несмотря на то что он чувствовал её сопротивление, он просто не мог остановиться. Кусал, метил до покраснения кожи влажными поцелуями, почти рычал, желая поглотить, не веря, что наконец способен испытать весь калейдоскоп чувств и эмоций, доступных им обоим.

Каэлис отдал бы сейчас всё, чтобы Мио чувствовала хотя бы десятую долю того, что ощущал он. Трепетная, влажная, крохотная, вкусная, прямо под ним — осознание того, что он завоевал её, что добился, что она принадлежала ему, било в голову волнами эйфории, усиливая желание и подводя к самому краю. Больно. Слишком остро.

— Отпусти её, — хриплый голос Тавиена пробивался сквозь толщу воды, не вызывая никакой реакции у обезумевшего кронпринца. — Она не хочет.

Не хочет…

Мысль мелькнула на краю сознания и тут же растаяла. Каэлис лизал её шею, почти как зверь. Впрочем, почему «почти»? Он чувствовал её запах, знал, насколько она возбуждена, как пропитана соками, как ожидает, сжимается… для него.

Так близко… На ней был только этот мешок, а на нём — ничего, и она ясно ощущала, что он на грани.

— Отпусти её! — теперь в голосе Тавиена звучал настоящий ужас, будто он не верил, что всё это происходит у него на глазах.

Сам виноват… Не стоило открывать рот, пытаясь впечатлить…

Каэлис не успел додумать эту мысль — боль пронзила его справа. Тяжело дыша, он встряхнул головой, но тяга к Миолине оказалась сильнее. Облизнув губы, он снова потянулся к её губам — уже замученным, болезненно вспухшим.

Больно!

— Что… — хрипло выдохнул он, приподнимаясь.

Это дало Миолине драгоценные секунды, чтобы выскользнуть из-под него.

Она тяжело дышала, буквально исходя возбуждением, которое, несомненно, ощущал и проклятый Тавиен. Эта мысль, как и боль от того, что Миолина больше не была в его руках, заставила Каэлиса издать низкий, рвущийся из груди рык. Пальцы провели по каменному полу, оставляя на нём глубокие царапины от неконтролируемого частичного превращения.

— Я не хочу! — громко сказала она.

— Я же чувствую…

— Я не животное, — в её синих, бездонных глазах стояла настоящая боль. Сколько раз он уже причинил её?

В боку Каэлиса торчала острая щепка, которую девушка, в отчаянии, успела вонзить в него, пока он сходил с ума. И теперь эта щепка казалась единственным, что удерживало его в сознании. Поднимаясь, он воткнул её глубже, зная, что во Время Зова, как только он вытащит её, регенерация тут же начнёт затягивать рану.

— Да. Ты не животное, — прошептал он, не отрывая от неё пожирающего взгляда. — Извини.

Он дал ей слово, что больше никогда между ними не будет близости под воздействием.

Собственные чувства совсем недавно казались бредовыми. Завоевал её? Неужели он действительно верил в это лишь потому, что она была под ним?

Мио не принадлежала никому, кроме себя.

— Я расчищу путь. Не приближайтесь ко мне, — он надеялся, что крови их похитителей окажется достаточно, чтобы насытить его внутреннего зверя. — Ждите здесь.

— Вы не можете идти один! — Миолина сделала шаг вперёд, и он, положив руку на щепку, всё ещё торчавшую из его бока, схватил её за подбородок и поцеловал — глубоко, жадно, прижимаясь к ней всем телом.

— Думай сейчас о себе, Мио, — произнёс он, словно давая понять, что альтернатива у неё всего одна — близость с ним, прямо сейчас. — И подбери артефакт. После того как я вернусь, ты установишь его мне снова.

Полюбовавшись на наполненное ужасом, прекрасное и упрямое лицо, он в последний раз поцеловал её — на этот раз коротко и нежно, наслаждаясь каждой секундой. Здесь не было стен дворца, не было Отбора, не было политики. Только мужчина и женщина, и звери, не способные оторваться друг от друга.

Затем Каэлис развернулся, вынул щепку из бока и почувствовал, что боль почти исчезла. Обращение заняло всего несколько секунд, и он поспешил удалиться от Мио, чтобы найти первую жертву — того незадачливого разбойника, что оставил своего совсем юного подельника с ними.

О том, что его состояние ухудшается, он понял тогда, когда застал Мио с этим щенком Леонардом в одном кабинете. Она не сопротивлялась и не оскорбляла его. Нет, она казалась слабой, беззащитной, той, кто нуждается в помощи.

В тот момент она была с Леонардом такой, какой никогда не была с Каэлисом. А он уже много месяцев желал, чтобы она сама пришла к нему, чтобы просила, чтобы он мог участвовать в её жизни.

Он не знал, как удержался тогда и не убил Леонарда. Несмотря на то, что запахи в Зимнем дворце глушились, магия оказалась недостаточно сильной, и он ощущал возбуждение де Рокфельта.

Неужели Мио не понимает, что Леонард не знает её как человека? Что его уязвлённое самолюбие не позволяет ему забыть о ней, что он видит в ней лишь добычу?

Как можно доверять тому, кто уничтожил её, уничтожил репутацию невинной девушки, доверившейся ему? И после этого хвастался своим «достижением», рисуясь перед юным Левином Хэлбрандом и утверждая, что участницы Отбора — вовсе не такие невинные скромницы, какими кажутся.

Всё, чего Каэлис хотел в тот миг, когда застал Миолину и Леонарда вдвоём, — повалить её на пол прямо там и взять на глазах у её бывшего жениха. Брать так долго, пока она не взмолится о пощаде, пока не будет стонать его имя, вновь и вновь достигая вершины, показывая этому щенку де Рокфельту, кому она принадлежит на самом деле.

Больные, ненормальные чувства. Точно такие же, как и сейчас, рядом с Тавиеном.

Похоже, его Время Зова продлится от силы ещё пару десятков дней, и изначально комиссия планировала завершить Отбор к этому сроку, рассчитывая, что он почти сразу женится и обеспечит наследника или наследницу Левардии. У него просто не оставалось выбора, кроме как раздобыть запрещённый в Левардии артефакт, подавляющий зверя.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Ваарг издавна славился кровавыми артефактами и ритуалами, и хотя границу тщательно проверяли, запрещённые предметы всё же время от времени проникали внутрь.

Этот артефакт помогал ему видеть мир яснее, не сходить с ума от инстинктов.

И он поразился тому, насколько зол оказался без влияния звериной природы — от одного лишь факта, что Мио и Леонард пропали вместе в следующую ночь.

Она вернулась в павильон участниц Отбора только под утро — усталая, растрёпанная и… невероятно довольная. Пахнувшая Леонардом. Почти счастливая.

В его чувствах в те дни не было ничего звериного. Только боль человека, мужчины, осознавшего, что потерял свою женщину. И горькое разочарование — оттого, что она снова поддалась на красивые слова и обманчивую внешность, на лживые обещания.

Именно тогда, почти не слыша своего зверя, он впервые стал присматриваться к другим участницам.

Не думать о Миолине, о ней и Леонарде, об их ночи почти не удавалось, и другие девушки не вызывали в нём сильных чувств. Все — кроме Барбары ле Гуинн.

На леди Барбару он обратил внимание почти сразу — она была очень приятна его зверю и соответствовала всем критериям, что он искал в будущей жене. Кроткая, пугливая, она хотела семью, не питала романтических иллюзий, как девушки моложе, и её наверняка устроило бы, что он редко бывает в своих покоях. Мысли о ней не мешали бы его работе, он не утратил бы себя в браке, как это случилось с отцом.

Он не мог такого допустить. С самого рождения он жил, видя, что бывает, когда правитель отсутствует, когда Совет принимает решения без согласования монарха, и лишь чудом его тётя Зеновия Николетта и граф Арвеллар удерживали принимаемые законы и поправки в ежовых рукавицах.

Теперь всё изменилось. Тётушка не всегда оказывалась в большинстве, и он срочно должен был вернуть контроль — не абсолютный, но достаточный, чтобы влиять на ход дел.

Что, если она причастна к убийству Арвеллара?

Каэлис верил, что без Зеновии Николетты и её влияния на совет направление, в котором двигалось королевство неизбежно изменится, а его отец, как и прежде, не предпримет ничего, чтобы этому помешать.

Другие девушки — Селина, Лианна — были гордыми, юными, целомудренными, требовали к себе внимания, и он понимал, что жизнь с ним со временем сделает их глубоко несчастными, ведь он не мог бы отдавать им столько, сколько им было нужно. Кроме того, они не были столь притягательны для его льоркана — он отзывался куда сильнее на Барбару.

Хотя и это было почти ничто, лишь крохотные капли влечения по сравнению с тем безумием, что он испытывал к Миолине.

Мио была его слабостью. Мысли о ней сжирали изнутри, и он сам уже начинал понимать, что эти чувства опасно близки к одержимости. Каэлис никогда не верил, что способен на подобные эмоции. Ему всегда казалось, что он держит всё под контролем. Но утрата этого контроля пугала. Каэлису казалось что он ощущал её присутствие — знал, где Миолина находится, с кем, чувствовал даже расстояние между ними и не знал покоя, пока она была далеко.

Даже сейчас, стоило лишь отойти на несколько шагов, как сердце снова наполнилось тревогой. Если бы она была пугливой и слабой, то пряталась бы, ожидая его указаний, и он был бы спокойнее.

Нет.

Если бы она действительно была пугливой, то всё ещё сидела бы в темнице, потому что никогда не осмелилась бы обмануть разбойника, выбраться наружу и, уж тем более, выломать дверь в его камеру.

Мио чувствовала страх иначе, чем остальные. Она никогда не замирала и не сдавалась, а действовала, неважно — правильно или ошибочно. Это восхищало его, но вместе с тем вызывало тревогу. Он с ужасом думал о том, какой будет её жизнь и через что придётся пройти тем, кто любит и заботится о ней. Особенно потому, что просить о помощи она так и не научилась.

В коридоре его встретила группа разбойников с сетью, ловушками и всё теми же проклятыми дротиками. Однако теперь, когда он больше не пользовался артефактом из Ваарга, подавлявшим звериную суть, всё это казалось ему по-настоящему смешным. Он знал, где они прячутся, знал, что они вот-вот нападут, ощущал их намерения в каждом вдохе, и все их движения казались ему неуклюжими и… замедленными.

Перед глазами стояла красная пелена, спавшая лишь тогда, когда от нападавших уже не оставалось никого живого. Он почти не помнил, кого убил первым, возможно, того, кто попытался бежать вниз по лестнице.

Туда, где оставались Мио с Тавиеном.

Сдержать себя, чтобы не вернуться к ним, стоило огромных усилий. Но, услышав решительные шаги наверх, он поспешил схватить зубами за одежду несколько тел и затащить их в одну из комнат, оставляя за собой кровавые следы. Ему не хотелось, чтобы она увидела всё это. Чтобы увидела его… такого, в крови.

Каэлис понимал, что никогда не сможет возместить ей всё, что она пережила по его вине. Денег она не принимала, а чего действительно хотела — он не знал. Он ощущал, что она остаётся во дворце не по желанию, а потому что у неё просто не было выбора, и любое предложение о замужестве способно изменить её решение остаться.

Пока он методично зачищал это место, он изо всех сил старался удержаться в сознании, не позволить безумию овладеть им, и постепенно чувствовал, как разум проясняется. Он замечал всё больше мелочей — здесь было собрано невероятное количество контрабандного оружия из разных стран, и над логовом явно трудились маги. Большая часть охраны находилась не внизу, где держали пленников, а наверху, у входа в башню.

Вернее, находилась раньше — об этом говорил оставленный арсенал. Очевидно, услышав крики своих подельников, многие предпочли не рисковать и покинули пост, решив, что жизнь дороже приказов. Хотя не исключено, что они готовили для него ловушку.

Каэлис осторожно начал подниматься по лестнице, двигаясь бесшумно на четырёх лапах и ощущая, среди множества запахов крови, страха и грязи, прежде всего… Миолину. Её запах был самым сильным, несмотря на тяжёлый воздух, пропитанный присутствием сотни людей. На пути ему попадались явные следы приготовлений, и он понял, что на самом верхнем этаже ждали важную особу. Повсюду серебряная посуда, дорогие ткани, добротная мебель. Откуда у них всё это?

Лишь поднявшись выше, он наконец учуял…

Рык сорвался сам собой, и он сшиб дверь мощным телом, сразу ощутив медвежий дух — точнее, запах уракана, который не должен был находиться на территории Левардии. Ураканы принадлежали к знати Ваарга, и потому существовала только одна причина, по которой этот запах мог быть здесь.

Кто-то из Ваарга был замешан в их похищении.

К его гневу, наверху никого не оказалось. Роскошная комната была пуста, только лёгкие занавеси трепетали на ветру, а сквозь открытое окно уносился след чужого запаха. Приняв человеческий облик, Каэлис выглянул наружу. Внизу слышались звуки схватки — видимо, люди Вал-Мирроса наконец обнаружили разбойников. Однако запах уракана уходил совсем в другом направлении.

— На север, — громко крикнул он из окна, почему-то подозревая, что им всё равно не удастся поймать того, кто стоял за похищением.

Но мыслей рвануть за таинственным ураканом у него не возникло. Он не мог и представить, что способен оставить Мио здесь. Нужно было найти их, вывести наружу, убедиться, что всё в порядке и она не пострадала.

— Ваше Высочество, — её голос раздался за спиной, и он резко обернулся, не веря, что она действительно здесь. Её запах и само присутствие так дурманили его, что он уже перестал различать где заканчиваются его больные фантазии и начинается правда.

Слишком опасно.

— Ты в порядке? — он внимательно осмотрел её, не позволяя себе спросить, почему она здесь, а не ждёт в безопасности в подвале, где их держали. — Где Тавиен?

Она сделала несколько бесшумных шагов навстречу, и он наконец смог рассмотреть её лицо — всё такое же упрямое и удивительно спокойное, будто для неё происходящее было в порядке вещей.

Он не мог насытиться её видом. Чёрные, словно ночь, шелковистые волосы мягко спадали на хрупкие плечи, светящиеся будто их касался лунный свет. Губы — полные, манящие, созданные для греха, и поцелуев, почти всегда искривлены в услужливой улыбке. Лукавой, хитрой…

Эта улыбка была ее главным оружием и главным щитом.

Чему он удивляется? Она ни разу не показала ему слабость, как бы он ни хотел этого, как бы ни мечтал, чтобы она доверилась ему. Но доверие нужно заслужить, и всё было в его руках.

— За дверью, — шёпотом ответила она. — Я попросила его сторожить, если… кто-то здесь знает, кем он является на самом деле. Мы не можем оставаться здесь долго. Это место, эти люди плохо влияют на него, я думаю, он может обратиться снова. Он хочет отправиться на поиски.

Поразительный контроль. После зелья Аликса Аретты, после всего, что она пережила, она всё ещё думала о том, что Тавиен не знает правды, и даже не собиралась раскрывать эту тайну. Миолина прекрасно понимала, чем это может закончиться.

— Спасибо. Вал-Миррос будет здесь совсем скоро.

Они искали быстро, почти хаотично, и Каэлис только радовался тому, что кровавая бойня, которую он устроил, помогла унять жар в крови. Но даже без этого он оставался обнажённым, и Мио наверняка видела, как сильно она действует на него, просто после всего случившегося она почти ни на что не реагировала.

Это вызвало короткую и острую звериную обиду, но Каэлис понимал, что для любого человека происходящее было бы слишком. Он радовался хотя бы тому, что не попытался снова наброситься на неё и что они вообще могли разговаривать.

— Здесь! — прошептала она, и он, подойдя ближе, всей грудью вдохнул приятный, дурманящий запах девушки. Этот аромат напомнил ему о ком-то другом, но мысль ушла, не задержавшись, когда Мио показала свою находку.

Корреспонденция. Таинственный гость из Ваарга оставил здесь несколько писем, и Каэлис был уверен, что их содержание даст ответы на многие вопросы…

Но куда страшнее содержания оказалось другое — отправитель. Имя, конечно, было зашифровано, отправитель оставил лишь букву «З» в конце. Но почерк, манера письма, витиеватые выражения, ощущение власти и безграничных возможностей выдавали того, кто прекрасно знал, кем был Тавиен, и платил за то, чтобы его не выпускали. Об этом буквально сообщалось в письме.

Великая Принцесса Зеновия Николетта.

— Собери все письма, что увидишь, никто не должен знать, что мы нашли.

— Нам нужно возвращаться. Тавиен…

И снова звериная ревность — такая, что он едва удержался, чтобы не подойти к ней, не обхватить за затылок, скользнув пальцами сквозь шелковые тёмные волосы, не прижать к себе, не поцеловать, деля одно дыхание.

Потребность быть с этой девушкой единым целым сводила его с ума. Но ещё сильнее он желал, чтобы она сама видела в нём своего мужчину, чтобы выбрала его.

А ведь Тавиен сказал, что женился бы на ней, не раздумывая, если бы был на месте Каэлиса. Если он узнает, что по праву старшинства трон принадлежит ему…

Осознавала ли Мио, что в её руках покой и будущее Левардии, что одно её слово могло, если бы она захотела, расколоть двор и Совет, где многим была ненавистна политика Каэлиса?