Поймать солнце

ГЛАВА 12

ЭЛЛА

Энди Сэндвелл смотрит на меня через весь класс подбитыми глазами.

Я щелкаю большим пальцем по кончику шариковой ручки, сохраняя зрительный контакт. На этот раз я не сдамся. Ни за что. У меня слишком много всего, ради чего стоит жить: домашний гуакамоле, хорошие книги, совершеннолетие не за горами, сладкая победа над апельсином, который можно очистить одним махом, и списки Макса.

Теперь я это понимаю.

Не знаю, почему у Энди синяки под глазами, но я бы не удивилась, если бы он случайно наткнулся на кирпичную стену. Улыбнувшись ему, я кое-что пишу на чистой странице блокнота и незаметно наклоняю ее к нему:

«Я бы хотела получить урок по созданию такого секси смоки-айс. Готовишься к танцам?»

Он отмахивается от меня, и я подмигиваю ему.

Рядом со мной тихо сидит новый ученик, мальчик, который переехал сюда с Филиппин, пока я была дома, борясь с надоедливой легочной инфекцией. Его зовут Кай, имя такое же короткое и четкое, как и черные волосы, которые нависают над его глазами, словно вуаль. Его шкафчик через два от моего. Он застенчив и сдержан, но когда видит мою записку Энди, то тихо смеется.

Потенциальный союзник. Мило.

Наш учитель алгебры расхаживает по классу, разглагольствуя о том, как приятно заниматься разложением на множители. Он размахивает руками, как дирижер в оркестре. Его руки, испачканные мелом, создают атмосферу академического энтузиазма, которая не доходит до большинства учеников, которые либо рисуют в своих тетрадях, либо тайно переписываются.

Я перелистываю на чистую страницу в своем блокноте и пишу еще одно послание, а затем поворачиваю ее в сторону Кая.

«Увлечение мистера Баркера параболами и корнями граничит с маниакальностью».

Парень ухмыляется и что-то пишет в ответ.

Я читаю это, скосив глаза.

«Его волнение заразительно. Спойлер: у меня, к сожалению, иммунитет».

Сдерживая смех, мы продолжаем беседу в переписке еще несколько минут, пока не звенит звонок и ученики не расходятся.

Кай останавливает меня в коридоре, откидывая с лица свою черную как смоль челку.

— Привет, — говорит он, протягивая руку. — Я Кай.

— Элла, — приветствую я в ответ, принимая рукопожатие. — Наверное, сейчас я должна поприветствовать тебя в школе Джунипер с надеждой и оптимизмом, но не хочу врать. Я ненавижу это место.

— Ты давно здесь живешь?

— К счастью, нет. Мы приехали в город всего несколько месяцев назад. — Я поправляю свой рюкзак, которому потребовалось несколько дней, чтобы полностью высохнуть на крыльце моего дома. От некоторых рисунков остались только размытые чернила и цветные разводы. — Энди и его тупые друзья доставляют тебе проблемы?

Он пожимает плечами.

— Не особо. Они не признают моего существования. А вот в моем художественном классе есть очень милая девушка — Бринн Фишер. — Его медовые щеки розовеют. — Ты с ней знакома?

— Да, она классная. Она была единственным человеком, который действительно уделял мне время, не считая…

— Солнышко.

Насыщенный баритон Макса Мэннинга заставляет меня обернуться и наши взгляды встречаются. Он стоит, прислонившись к стене с голубыми шкафчиками. Сегодня его радужки на три тона светлее, а руки не видны из-за выцветшей черной толстовки, в которую он одет. Капюшон надвинут, скрывая большую часть его каштановых волос, за исключением нескольких выбившихся прядей, которые в небрежном беспорядке спадают ему на лоб.

Прижавшись плечом к шкафчику, он переводит взгляд на Кая, а затем на меня.

— Привет, — говорю я, мой голос все еще хриплый от приступов кашля. — Это Кай. Он только что переехал сюда.

Макс кивает ему, а затем возвращает свое внимание ко мне.

— Встретимся сегодня на поляне после школы. Ты знаешь на какой.

— О. — Я тереблю лямки своего рюкзака. — Я собиралась в город после школы. В кофейне на Уолнат-стрит есть вакансия.

Он снова кивает.

— Я могу тебя подвезти.

— Подвезти?

— Да, на моем грузовике с колесами.

Я моргаю, потом киваю головой.

— Точно. Конечно. Думаю, мне стоит воздержаться от поездок на велосипеде, пока кашель не пройдет. — Как по команде, у меня першит в горле, и я начинаю кашлять.

В этот момент мимо меня проносится какой-то парень и шлепает меня по спине.

— Отставить глубокое горло, Санбери.

Макс выглядит так, будто собирается налететь на него, но парень удирает, как испуганная мышь, а толпа приятелей-футболистов и чирлидерш разражается смехом и окружает его со всех сторон.

Смущение заливает краской мои щеки, пока я наблюдаю, как они исчезают за углом. Не знаю, почему. Эти идиоты не задевают меня за живое — на самом деле, никто не задевает, — но по какой-то причине мне не нравится, что меня называют шлюхой, когда Макс находится в пределах слышимости.

Я перевожу взгляд на Макса, который крепко прижимает руку к шкафчику. На его лице проступают резкие черты, а голубые глаза горят огнем, когда он смотрит на меня. И тут я замечаю его рассеченную нижнюю губу, и рана выглядит так, будто ей несколько дней. Я хмурюсь и уже собираюсь спросить его об этом, когда в поле моего зрения попадает Бринн, которая тащит за собой Маккея за рукав рубашки.

— Привет, ребята! — Она сияет, одетая в солнечно-желтое платье в белый горошек, легкую джинсовую куртку и кеды. Ее волосы заплетены в косу и перевязаны розовой лентой, и в свете встроенных светильников переливаются золотом.

Она — Барби для моей куклы «Монстер Хай».

Я почти забываю, что Кай стоит рядом со мной, когда он наклоняется вперед и хлопает меня по плечу.

— Эй, было приятно официально познакомиться с тобой. Увидимся.

Я поворачиваюсь к нему лицом и замечаю восхищенный блеск в его карих глазах, когда он смотрит на Бринн сквозь длинные черные ресницы. Похоже кто-то влюбился по уши.

Когда парень собирается отступить, я хватаю его за лямку рюкзака.

— Подожди. Позволь официально представить тебе моих типа друзей: Бринн, Маккея и Макса.

Он сглатывает.

Бринн загорается, кивая головой.

— Эй! Ты в одном из моих классов. Искусство, кажется?

— Да, — отвечает он, засунув руки в карманы.

Макс прерывает его.

— Типа друзей? — повторяет он, поднимая на меня бровь в притворном возмущении.

Я пожимаю плечами, но делаю шаг вперед и беру его за руку.

— Полагаю, ты заслужил повышение. Горшок с карандашом меня покорил.

Все замолкают, когда наши руки соприкасаются.

Зачем я это сделала?

Теперь я полностью осознаю, как приятно от него пахнет.

Я не знаю, почему прикасаюсь к нему. Маккей, очевидно, тоже не понимает, почему, поскольку его взгляд устремлен на наши соединенные руки.

Макс чувствует, как я отстраняюсь, и притягивает меня ближе за локоть.

— Там уже морковка? — спрашивает он, глядя на мое покрасневшее лицо и распахнутые глаза. Я думаю, что он дразнит меня, но парень не улыбается, а взгляд напряженный, а не игривый.

— Метаморфозы начинаются, — хриплю я. — Скоро она будет готова к тушению.

Бринн выглядит совершенно растерянной, но соглашается.

— О, я люблю тушеные овощи.

Кай растерян.

— Пожалуй, пойду на обед. Пока. — Он поспешно удаляется, не сказав больше ни слова, и я сразу же чувствую к нему родство.

Театрально прочистив горло, я высвобождаю руку из руки Макса и делаю значительный шаг назад, едва не столкнувшись с другим учеником. Маккей все еще смотрит на меня, и я не могу его прочесть, поэтому все неловко.

— Итак, — бормочу я, растягивая слово. — Время обеда. Мое любимое. Пойду поищу тихую кабинку в туалете, чтобы пообедать. — Не дожидаясь ответа, я разворачиваюсь и направляюсь в противоположную сторону бегства Кая.

Вскоре я слышу приближающиеся шаги.

— Ты же не будешь всерьез есть в туалете, — говорит Макс, идя рядом со мной.

— Мне нравится читать граффити на стенах кабинки, пока ем. Это оказывает терапевтическое воздействие. Ты знал, что кто-то превратил вторую кабинку в импровизированную колонку «Дорогая Эбби»⁵? Там дают советы на все темы, от запретной любви до домашнего задания по биологии. Это как живая анонимная ветка Reddit⁶.

— Элла.

— Никогда не видела, чтобы ты ел в кафетерии, так что ты не можешь меня осуждать. — Это правда. Я ни разу не видела его там. Бринн и Маккей обычно находятся в своем собственном маленьком любовном пузыре, а я не хочу быть третей лишней. Она несколько раз приглашала меня посидеть с ними, но я не могу вынести столько звуков поцелуев, пока пытаюсь съесть сэндвич с индейкой.

— Обычно я ем на улице у ивы или зависаю в библиотеке, — говорит Макс. — Присоединяйся ко мне.

Я бросаю на него быстрый взгляд, пока мои ноги продолжают нести меня вперед.

— Только мы вдвоем?

— Да.

— Потому что мы друзья?

— Да. Соединение рук скрепило сделку.

Мое лицо снова пылает.

— Прости. Это было странно и навязчиво.

— Больше или меньше, чем, когда я трижды пробирался через окно твоей спальни?

Мои губы растягиваются в легкой улыбке, и я сжимаю их, чтобы подавить ее.

После того вечернего визита Макс заходил к нам еще два раза после школы на прошлой неделе. Мама была на работе, входная дверь была заперта, поэтому он заявил, что окно удобнее, так как мне не нужно вставать с кровати и идти по короткому коридору в прихожую. Очень заботливо, я думаю. И какая-то часть меня наслаждается тем маленьким секретом, который мы разделили.

Визиты проходили без особых происшествий. Мы слушали плейлисты «Флитвуд Мэк», обсуждали планы на осень, и я показал ему кое-что из своих переплетных работ. Мы поддерживали непринужденную беседу — никаких разговоров о том, что случилось на озере, о Джоне, о его отце и его бурной семейной ситуации. Я оценила эту передышку от своего обычного мрачного облака печали.

Во время последнего визита я только что перенесла последнюю схватку с лихорадкой и отключилась на кровати, пока Макс листал «Под стеклянным колпаком» Сильвии Плата. Это был экземпляр для которого я сама создала обложку, и роман в кожаном переплете был украшен фиговым деревом из фетра и лоскутков ткани, причем некоторые плоды инжира были спелыми и яркими, а некоторые — гнилыми и сморщенными.

Когда я проснулась несколько часов спустя, Макса уже не было, но книга лежала на моем столе открытой на определенной странице. Под одним из предложений был приклеен оранжевый стикер, подчеркивающий цитату:

«Я почувствовал, как мои легкие раздуваются от нахлынувших пейзажей — воздуха, гор, деревьев, людей. И подумал: «Вот что значит быть счастливым».»

Этот жест заставил меня улыбнуться. А еще мне стало интересно, сколько времени у него ушло на то, чтобы найти цитату, которую он посчитал достаточно достойной, чтобы выделить ее и оставить для меня.

Это, должно быть, заняло какое-то время.

Должно быть, потребовало некоторых усилий.

Макс шагает рядом со мной, его осанка более расслабленная, руки раскачиваются по бокам, он смотрит на меня каждые несколько секунд, пока проходим мимо других учеников.

Легкая улыбка все еще играет на моих губах, как любимая закладка, сохраняющая место в главе, к которой я с нетерпением жду возвращения.

— Я не возражала против твоих визитов, — признаю я. — Спасибо, что составил мне компанию.

Он кивает.

— Можешь отплатить мне тем же, составив компанию за обедом у ивы.

Упрямая одиночка внутри меня жаждет отказать ему. Убежать. Запереться в кабинке туалета и запихивать в себя сухой сэндвич с индейкой, ожидая звонка. Это удобно и безопасно. А мысль об обратном, подобна костлявому пальцу, тычущему мне в бок, снова и снова, пока это не станет всем, что я могу чувствовать.

Бежать.

Но тут Макс скользит своей рукой к моей, соединяя их вместе и притягивая меня ближе, пока мы идем по коридору.

Он смотрит на меня сверху вниз, выражение его лица робкое. Взгляд нежный.

И внезапно… это становится всем, что я могу чувствовать.

Я дочитываю «Монстра», пока жду Макса на поляне после школы. В начале книги есть отрывок, который не выходит у меня из головы с тех пор, как я его прочитала:

«Пытаться предсказать непредсказуемое».

Это относится к концовке фильма. Если вы напишете сценарий фильма слишком предсказуемо, зрители примут решение еще до его окончания.

В каком-то смысле наша жизнь похожа на фильм, а зрители — это люди, которыми мы себя окружаем. Что-то подсказывает мне, что мой фильм чертовски предсказуем.

Печальная девушка грустит.

Печальная девушка переезжает в новый город, где все ее ненавидят.

Печальная девушка поддается мучениям и ведет унылую, ничем не примечательную жизнь.

Конец.

Возможно, моя капитуляция, когда Энди бросил меня в озеро, была безрассудной попыткой закрутить сюжет. Все предсказывали, что я вынырну из воды и доберусь до причала. Они думали, что я отряхнусь и буду выкрикивать непристойности в лучах заходящего солнца, выпятив грудь и сжав кулаки, и мое жалкое существование будет продолжаться в том же духе.

Но я ничего этого не сделала.

Я утонула.

Я удивила всех, позволив себе утонуть.

Выкуси, предсказуемость!

В конце концов, предсказуемость — это не что иное, как похититель острых ощущений.

Закинув ноги на скамейку, я наблюдаю, как солнце отбрасывает бледные полосы света на поляну, а ветви деревьев создают пляшущие тени на участках травы и земли. Шаги раздаются в нескольких футах от меня, хруст веток под ботинками заставляет меня повернуть голову.

Через несколько секунд в проеме появляется Макс, и я проклинаю свое глупое сердце за то, что оно, черт возьми, только что сделало. Какой-то странный скачок.

Может, мне нужно записаться на ЭКГ?

Я захлопываю книгу и сажусь прямо.

— А вот и я, удовлетворяю твою зловещую просьбу встретиться с тобой на поляне после школы.

Он все еще в своей толстовке с капюшоном, рукава закатаны.

— Прости, что прозвучало зловеще.

— Не стоит. Именно это меня и подкупило.

Его губы подергиваются.

— Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.

— О, тоже зловеще. — Я вскакиваю со скамейки, готовая и нетерпеливая. — Запишите меня.

На его лице появляется широкая улыбка, и парень опускает голову, как будто пытается ее скрыть. Черт, это даже мило. Особенно когда он взъерошивает волосы и поднимает на меня глаза.

Я сглатываю, отгоняя эти непрошенные мысли.

Затем наклоняюсь, чтобы достать рюкзак и засунуть в него книгу, после чего застегиваю молнию. Прохладный ветерок ласкает мою кожу, а несколько усохших на солнце листьев порхают вокруг нас, словно осенние снежинки. Макс смотрит на меня, пока я закидываю рюкзак на плечо.

— Что? — спрашиваю я.

Парень делает неуверенный шаг вперед и протягивает руку, вытаскивая золотисто-зеленый лист из моей спутанной гривы волос. Немного замешкавшись, он медленно разжимает пальцы.

— Следуй за мной, — говорит Макс, прежде чем развернуться и уйти.

Инстинктивно я провожу пальцами по волосам, к которым он только что прикоснулся, прежде чем побежать за ним.

— Куда мы идем?

— В Мексику.

— О, я люблю чилакилес.

Я смотрю на него снизу-вверх, пока мы двигаемся в тандеме, замечая его откинутый капюшон и темные рукава, закатанные до локтей. Поношенные и выцветшие джинсы обтягивают две длинные ноги, а его ботинки с потертостями и пятнами грязи вздымают гравий рядом со мной.

На дворе ноябрь, и погода стала прохладнее. Осенью в Теннесси наблюдается широкий диапазон температур — от жаркой и влажной до прохладной и морозной. Сегодня — около пятидесяти по Фаренгейту, что, на мой взгляд, просто идеально. Моя бледная кожа плохо переносит палящее солнце, и мое предпочтение толстовок и уютных свитеров всегда было неуместным в этом штате. Честно говоря, я бы, наверное, не полюбила Мексику. Пляжи грязные и полны потных людей, а песок — это жестокая природная версия блесток.

Я мечтаю когда-нибудь перебраться в северную часть Мичигана, где лето спокойное, зима холодная, а снег сверкает, словно бриллианты.

Когда мы приближаемся к береговой линии озера Теллико, я уже знаю, для чего он меня сюда привел.

— Мы будем пускать «блинчики», да?

— Ты принесла камень со своей тумбочки?

Да, он у меня в заднем кармане.

— Нет.

— Ну и ладно. Найдем много других. — Он поворачивает к берегу озера и осматривает землю в поисках камней, которые можно было бы запускать. — Ты говорила, что брат пытался тебя научить?

Мое сердце замирает. Он так легко затронул тему моего брата, как будто это не огромный обезумевший слон в комнате, несущейся на нас. Переминаясь с ноги на ногу, я киваю.

— Пытался. Он говорил, что это как танцы — все дело в ритме и плавности движений. — Я пожимаю плечами. — Я ужасный танцор, поэтому результат не был неожиданным. Они все просто плюхались в воду.

Присев на корточки, Макс на долю секунды поднимает на меня взгляд.

— Расскажи мне о нем.

— Что? — Я моргаю. — О моем брате?

— Да.

— Эм… — Приглаживая волосы, которые треплет прохладный ветерок, я переминаюсь с ноги на ногу, не зная, как ответить. — Я уже рассказала тебе, что случилось.

Макс выглядит невозмутимым.

— Я хочу знать не это, — говорит он, подбирая серо-коричневый камешек с кучки гравия и поглаживая его подушечкой большого пальца. — Расскажи каким он был до.

До.

Никто никогда не хотел знать о том, что было до случившееся. Всем наплевать. Они хотят знать только о том, что было после… о монстре, а не о человеке.

Монстры интересны. Мужчины обычны.

Мужчина — предсказуемый персонаж истории, а вот монстр…

Монстр — это захватывающий поворот сюжета, который заставляет вас переворачивать страницы.

Вдыхая свежий воздух, пропитанный отдаленным дымом костров, я присаживаюсь на корточки рядом с Максом и собираю в ладонь несколько камешков.

— Джона был моим лучшим другом, — признаюсь я. — Он любил меня. Очень сильно. Было время, когда я была уверена, что он сделает для меня все, что угодно, но оказалось… это не так. — Все, чего я когда-либо хотела, это чтобы он всегда был рядом со мной. А теперь мне даже запрещено прикасаться к нему.

Макс изучает меня, перекладывая свои камни из руки в руку, пока слушает.

Я продолжаю:

— Он на четыре года старше меня, но это не мешало нашей связи. Думаю, это сделало ее только сильнее. Он был мудрее меня. И научил меня многому. Он любил играть на гитаре и читать очень нудную литературу, которую пытался пересказать мне. Ему нравилось ходить в походы в Смоки-Маунтинс… О, и еще он любил готовить по самым сложным рецептам, которые только существуют, просто чтобы сказать, что у него получилось. — Я слегка хихикаю, воспоминания вспыхивают, как светлячки в сумерках. — Джона говорил, что любовь побеждает все, и чтобы я всегда помнила, что он любит меня, когда жизнь становится трудной. Все остальное не имеет значения, когда у тебя есть такая любовь. Это были глупые слова, и они заставили меня возненавидеть любовь. Она превращает сердца в камень, мужчин — в монстров, а мечты — в пепел. Это не сказка — это небылица, которую нам впихивают в глотку, чтобы поддерживать в нас тоску и жажду. Но когда любовь разлагается, то же самое происходит и с нами. Люди никогда не задумываются об этом. Они не задумываются о том, кем они могут стать в результате неудачной любви, и как этот яд повлияет на тех, кто их любит.

Слова выплескиваются из меня потоком, и я вынуждена остановиться, чтобы перевести дыхание. Эмоции захватывают, в груди все сжимается. Я смотрю на озеро, пока мои тоскливые слова витают вокруг нас, как маленькие грустные дождевые тучки.

Когда я решаюсь взглянуть на Макса, он смотрит на меня, нахмурив брови. Выражение его лица напряженное и задумчивое. Возможно, он обеспокоен тем, что мое здравомыслие висит на волоске.

Так и есть.

— В любом случае, — бормочу я, вздыхая и вставая на ноги. Смахиваю грязь и песок со своих синих джинсов, чувствуя себя глупо из-за унылой словесной рвоты. — Прости, я увлеклась. Ты не об этом спрашивал.

— Это то, что я хотел узнать. — Макс медленно поднимается на ноги, сжимая в кулаках круглые разноцветные камешки. — Пойдем. Вода идеальная.

Я плетусь за ним, мое горло все еще жжет от остатков горечи. Проглотив ее, я пристраиваюсь рядом с ним, пока парень смотрит на незамутненное озеро.

— Твой брат был прав, когда говорил, что нужно относиться к этому как к танцу, — говорит мне Макс, раскладывая у своих ног коллекцию камней, за исключением одного. Поверхность камня серовато-белая, гладкая от дождей и времени. — Все дело в ритме.

— У меня две левые ноги, — ворчу я. — И, судя по всему, две левые руки.

Макс взвешивает маленький камень на ладони, несколько раз подбрасывает его вверх-вниз, прежде чем зажать между большим и указательным пальцами.

— Смотри. — Его рука отведена назад, согнута в локте, ладонь находится чуть выше уровня плеча. Без особых усилий он делает шаг вперед и, описав рукой низкую дугу, выпускает камень легким движением запястья.

Камень вылетает из его руки и скользит по воде. Он касается поверхности, подпрыгивает один раз, два, три раза и далее, каждый прыжок оставляет за собой череду мелкой ряби, прежде чем погрузится в воду под действием неизбежной силы тяжести.

Я смотрю на Макса широко раскрытыми от восхищения глазами. На моем лице расплывается широкая улыбка. Я чувствую это. Она расцвела так же плавно, как скакал камень Макса.

Парень поворачивается ко мне, его взгляд опускается к моим губам. На мою улыбку. На неподдельную радость, окрасившую мои губы — редкая, очень редкая вещь. Когда его внимание возвращается к моим глазам, его улыбка становится такой же широкой, как моя. Мы смотрим друг на друга, улыбаясь простому камню, танцующему на поверхности воды в ясный осенний день.

У меня что-то сжимается между ребер, поэтому я прижимаю ладонь к толстовке цвета ржавчины, потираю грудь и отвожу взгляд.

— Можно я попробую?

— Конечно. — Макс перебирает камешки и берет один из кучи. — Я тебе помогу.

Я отказываюсь смотреть на него, когда парень подходит ко мне сзади. Я не двигаюсь, не дышу, когда его грудь прижимается к моему позвоночнику, и он обхватывает меня обеими руками, словно нежно обнимая сзади. Мое сердце сейчас не просто скачет. Это прыжки с парашютом. Сальто и кувырки.

Чертовы гимнастические штучки.

— Вот так, — говорит Макс, его подбородок нависает над моим плечом, теплое дыхание проносится над моим ухом. Рукой скользит по моей руке, легким прикосновением укладывая небольшой камень в центр моей ладони. Кончики его пальцев мозолистые, но мягкие. Нежные при соприкосновении с моими. Меня окутывает аромат хвои, мыла и сигаретного дыма. Притягательный эликсир.

Наши руки переплетены, он поднимает их вверх, имитируя бросок, и в конце взмахивает запястьем.

— Почувствуй ритм, Солнышко.

Мы отрабатываем движение несколько раз.

Я пытаюсь сосредоточиться.

Пытаюсь сосредоточиться на своем дыхании и инструкциях, которые Макс мне дает, и все это при том, что он прижимается к моей спине, и тепло его тела просачивается сквозь толстовку.

В конце концов парень отстраняется и дает мне возможность бросить камень. Я чувствую на себе его взгляд. Он наблюдает за мной. Ждет. Я делаю судорожный вдох, расправляю плечи и отвожу руку назад, как он мне показывал. Я отпускаю камень и с предвкушением наблюдаю, как он скользит по воздуху…

И тут же плюхается в воду.

Эпическая неудача.

Я отряхиваю руки и стону от самоуничижения.

— У меня талант.

Макс хихикает и находит мне другой камень.

— Неплохо. У тебя получится.

— Твоя непоколебимая вера в меня станет твоей погибелью.

— Есть варианты и похуже. — Он протягивает мне гладкий камешек, чуть меньше предыдущего. — Попробуй еще раз.

Я пробую снова.

И еще раз, и еще.

Плюх.

Плюх.

Плюх.

Я даже не злюсь из-за этого. Моя неэффективность в пускании «блинчиков» поистине уморительна.

Я продолжаю бросать камни до тех пор, пока каждый всплеск поражения не вызывает смех в моей груди, вырывающийся на поверхность. Макс запускает их рядом со мной с элегантностью и изяществом, в то время как я сгибаюсь пополам от смеха и вообще перестаю пытаться. Теперь я просто бросаю камни в воду, чтобы посмотреть, как далеко смогу их забросить. Атмосфера в воздухе заразительна, и Макс тоже смеется, пока не проходит почти час, и моя рука не начинает болеть от десятков непродуктивных взмахов.

В конце концов наша коллекция камней подходит к концу, и Макс поворачивается ко мне, когда солнце опускается все ниже.

— Готова отправиться в город? — спрашивает он. — Сегодня удача явно на твоей стороне.

Я толкаю его локтем в ребра, но улыбка не сходит с лица. В моем сердце мерцает радостное сияние, и я чувствую себя ярче. Светлее. Чуть менее приземленной.

В этот день я не запустила ни одного «блинчика».

Предсказуемо.

Но когда иду рядом с Максом к его грузовику, а закат окрашивает небо в абрикосово-оранжевый цвет, я понимаю, что дело было не в этом.

Смысл в том, что с каждым камнем, который покидал мою руку и падал в воду… возведенные мною стены рушились.

И этого я никак не ожидала.