Поймать солнце

ГЛАВА 16

МАКС

Есть такое чувство, которое охватывает человека, когда он очень ждет, что кто-то войдет в дверь, и наконец это происходит. На вечеринке или свидании. Это момент безудержного восторга, нечто почти неописуемое, и все же у каждого из нас бывали такие моменты — мы ждали с нетерпением, нервничали, думали, а вдруг этот человек вообще не войдет в эту дверь. Может, не придет. Может, передумал.

И тут дверь распахивается.

Вы поднимаете глаза.

Сначала ваш взгляд фиксируется на их ногах, желая увидеть хорошо знакомые кроссовки, которые вы купили для них, или их любимые туфли на высоких каблуках, украшенные камнями. Ваш взгляд устремляется вверх, внутри все сжимается от триумфа, благоговения и чертовой благодарности, когда вы, наконец, видите лицо, которое так ждали.

Элла смотрит на меня с таким же выражением, а затем слегка пожимает плечами. Самоуничижительное пожатие плечами, как бы говорящее: «А вот и я».

Она пришла.

Она действительно здесь, и я не могу сдержать медленно растягивающуюся улыбку, пока удерживаю ее взгляд на расстоянии двадцати футов.

— Хочешь потанцевать?

Я вздрагиваю, забыв, что кто-то сжимает мою руку. Пронзительный голос долетает до моего уха и разрывает связь, и это не тот голос, который я так хотел услышать. От девушки рядом со мной пахнет соленьями и цветочными духами, а я скучаю по аромату цитрусовых и жимолости.

— Не совсем. — Я стряхиваю ее руку со своей. Я даже не заметил, что она была там, потому что был слишком занят поисками того, кого никак не ожидал найти.

Я уже собираюсь сделать шаг вперед, когда Маккей тянет меня назад, обхватив Бринн за плечи другой рукой.

— Зацени, чувак, — говорит он, прокручивая свои текстовые сообщения. — Вечеринка у Моррисона после танцев. У него есть бочонок.

— Это будет грандиозно! — говорит Бринн. — Родители Моррисона живут прямо на берегу озера. Позже они запустят фейерверк. — Она прижимает обе руки к сердцу и мечтательно смотрит на моего брата. — Только представь, как красиво будет выглядеть вода, окрашенная во все эти цвета. Так романтично!

Не так уж много вещей, которые я бы предпочел делать реже.

— Отлично. По дороге завези меня домой, чтобы я мог этого избежать.

Когда мое внимание возвращается к Элле, ее уже загнал в угол один из баскетбольных приятелей Маккея, Джон. Он наклонился вперед и что-то шепчет ей на ухо. Его мясистая рука опускается ей на талию, костяшки пальцев, сжимающих стаканчик с пуншем в ее кулаке, белеют.

Я начинаю двигаться.

— Макс! — зовет Либби. — Ты куда?

Я игнорирую ее. Она не моя пара, так что я не чувствую себя виноватым. Через три секунды протискиваюсь между Эллой и баскетболистом-придурком.

— Привет, Джон. Я слышал, у столика с пуншем раздают бесплатное пиво. Для всех возрастов. Только сегодня вечером.

Глаза Джона расширяются.

— Круто. — Он отходит, подмигивая Элле, прежде чем раствориться в толпе.

Я забираю стаканчик из руки Эллы, ставлю его на стол и, воспользовавшись случаем, обхватываю ее за талию и прижимаю к себе.

— Макс. — Ладони Эллы ложатся мне на грудь, но она не отталкивает меня. — Что ты делаешь? Никто не разрешить пить несовершеннолетним. А он как раз рассказывал мне об аллей-уп⁷. — Она притворяется заинтересованной.

— Я просто хороший друг и спасаю тебя.

— Спасаешь меня от невинного разговора? — Она смотрит на меня, длинные ресницы трепещут. — Ты так хорошо меня знаешь.

Улыбка расплывается на ее лице, когда я опускаю руки на ее бедра, слегка придерживая, а наши ноги начинают двигаться. Элла отводит взгляд, но не отстраняется. Ее пальцы касаются передней части моей груди, прежде чем она медленно скользит ими по моим бицепсам и останавливается там.

Я сглатываю. Ее прикосновение мягкое и неуверенное, как будто она точно знает, куда положить руки, но не уверена, стоит ли.

— Не думал, что ты придешь, — говорю я ей, мой голос слегка дрожит. — Я впечатлен.

Мы продолжаем двигаться, продолжаем раскачиваться. Песня сменяется на что-то более медленное, в стиле кантри. Она бросает взгляд через танцпол в сторону моей компании.

— Не хотела уводить тебя от твоей пары.

— Она не моя пара.

— Не думаю, что она знает об этом.

— Думаю, теперь знает.

Элла снова поднимает на меня взгляд. Нерешительный, неуверенный. Ее руки лежат на моих плечах, а мои — на ее бедрах. И от нее пахнет цитрусовыми деревьями в весеннюю пору. В моей груди возникает какое-то чувство. Такое же чувство я испытывал, когда был в ее спальне той ночью, когда она стояла на коленях между моих ног и осторожно проводила пальцами по моему лицу, латая не только рану на голове.

Как по команде, ее внимание переключилось на пластырь-бабочку, все еще приклеенную к моему виску.

— Как твоя голова?

— Заживает. — Я чувствую, что мое сердце тоже заживает, но не говорю этого.

— Я надела платье. — Элла морщит нос, как будто эта мысль вызывает у нее отвращение, а потом хихикает под нос. — Я не носила платья уже много лет.

— Мне нравится. — Улыбаясь, я делаю шаг назад, беру ее за руку и делаю движение, чтобы закружить ее. Сначала она застигнута врасплох, спотыкаясь в своих персиковых туфлях на каблуках, но затем следует моему позыву и делает неуклюжий пируэт, прежде чем упасть на мой торс.

Когда выпрямляется, ее щеки пылают, а на лице появляется застенчивая улыбка.

— Прости. Я же говорила, что не умею танцевать.

— Все дело в ритме и плавности движения, — напоминаю я ей.

— Точно. Потому что это сработало безотказно, когда дело дошло до прыжков камня.

Я снова вращаю ее, и в этот раз получается чуть более грациозно.

— Ты поймешь, как это делается.

— Танцы или пускание «блинчиков»?

— И то, и другое.

Ее плечи расслабляются, а неуверенность в глазах сменяется легкостью. Она расслабляется с тяжелым выдохом, когда моя правая рука переплетается с ее левой, и мы находим общий ритм. Элла смотрит вниз, на наши ноги, а затем снова поднимает на меня глаза, все еще не переставая улыбаться.

— Я похожа на гигантскую морковку, — говорит она.

— А я люблю морковку. — Я кручу ее, и на этот раз без особых усилий. — Как дела у карандаша?

— Здоровый и процветающий.

Вращаю.

— Ты его поливала? — спрашиваю я.

Кружу.

— Да. Я даже переставила его на свой стол, чтобы он лучше освещался солнцем.

Песня снова меняется. Музыка набирает обороты, и из двух огромных колонок, установленных на сцене, льется «Сокровище» группы «Айви». Наши ноги двигаются быстрее. Я кружу ее еще несколько раз и наблюдаю, как в ее волосах блестят капельки пота и разноцветные стробоскопы сверкают драгоценными камнями в ее глазах. Ее руки снова обхватывают мои бицепсы, на этот раз более уверенно. Она чувствует себя свободнее, комфортнее. Наши груди соприкасаются, и когда наши глаза встречаются в свете мигающих огней, я решаю откинуть ее назад.

Обвиваю руку вокруг ее спины, и хватаю ее за руку, чтобы удержать в вертикальном положении.

И когда откидываю ее назад… Элла визжит.

Это настоящий взрыв радости, ее нога поднимается, волосы развеваются за спиной массой красных локонов. Она сжимает мою руку мертвой хваткой, прежде чем я поднимаю ее обратно, и падает вперед, обессиленно прижимаясь ко мне, заливаясь смехом.

Я ухмыляюсь, словно пьян от чего-то. Мои губы широко растянуты, зубы сверкают, щеки болят. Обеими руками обхватываю ее и прижимаю к себе, пока мы продолжаем танцевать.

— Не могу поверить, что ты меня не уронил, — говорит она, покачивая бедрами и двигая ногами.

— Правда? Я думал, у тебя больше веры к моим рукам. Ты всегда на них смотришь.

— Уф. — Она впивается ногтями в эти руки. — Ты все выдумываешь. Твои руки в лучшем случае не вдохновляют.

— Посмотрим, когда мы наконец решим заняться армрестлингом.

— Можем прямо сейчас. Давай разберемся с этим раз и навсегда.

Я качаю головой.

— Мне нескучно.

После очередного удачного вращения я использую свой шанс и снова откидываю ее. На этот раз ее лодыжка подводит, девушка не ожидала такого маневра и цепляется за мой бицепс мертвой хваткой, а ее нога взлетает, чтобы обхватить мое бедро для устойчивости. Я слишком занят тем, что ловлю ее, чтобы обращать внимание на наши опасно переплетенные конечности. Мое сердце на мгновение замирает, прежде чем я поднимаю ее в вертикальное положение, восстанавливая равновесие.

Мы оба замираем, затаив дыхание, лица находятся в нескольких дюймах друг от друга.

А потом она хлопает меня по груди.

— Какого черта, Макс? — Широкая улыбка расплывается на ее лице, перекрывая возмущение в голосе. — Ты чуть не уронил меня.

— Я бы никогда тебя не уронил. — Ее нога скользит по моей, пока ее каблук снова не оказывается на танцполе, и наш темп замедляется до более стабильного ритма. — Я тоже хорошо ловлю предметы.

Вскоре к нам подбегает Бринн, увлекая за собой Маккея, который одной рукой продолжает набирать сообщение на своем телефоне.

— Элла! — пронзительно кричит она сквозь грохот музыки. — Боже мой, я так рада, что ты здесь.

С неохотой я отпускаю Эллу, когда между нами проскальзывает Бринн, сияющая розовым цветом. Элла смотрит на меня, по-прежнему ослепительно улыбаясь, прежде чем перевести взгляд на Бринн.

— Я здесь, — говорит она, ее волосы красиво растрепаны после танца.

Бринн бросает на меня косой взгляд.

— Не возражаешь, если я украду твою девушку? — Она подмигивает мне.

Я сую руки в карманы.

— Она не моя девушка, Бринн. Мы просто танцевали.

— Тогда думаю, тогда ты не против. — Она хватает Эллу за обе руки и размахивает ими. — Ух!

Я не могу удержаться от смеха, и Элла тоже не может. Я наблюдаю, как девочки подпрыгивают и раскачиваются, их волосы развеваются, блестки сверкают, а улыбки не сходят с лица.

Маккей подходит ко мне и хлопает меня по плечу.

— Похоже, вам было весело.

— Так и было.

Мы оба одновременно бросаем взгляд на Либби. Она танцует с Джоном и еще одной группой девушек. Я жду, что Маккей скажет что-нибудь язвительное, чтобы надрать мне задницу или нагадить мне.

Но он удивляет меня.

— Рад это видеть.

Мы обмениваемся нежным взглядом, и я в ответ толкаю его плечом.

Проходит еще один час, наполненный танцами, смехом и тропическим пуншем. Маккей принес фляжку, чтобы подкрепить свой напиток, что беспокоит меня из-за истории зависимости нашего отца. Мне не нравится, что ему нужен алкоголь, чтобы веселиться.

Мне это точно ни к чему. Я уже парю, испытывая настоящий кайф, наблюдая за тем, как Элла расслабляется в школьном спортзале, ее волосы влажные от пота, тушь потекла, а глаза такие яркие, какими я их еще никогда не видел.

Когда она одаривает меня очередной улыбкой, я замечаю россыпь веснушек на переносице. Раньше я никогда их не замечал. Они напоминают слабые созвездия, маленькие звездочки, которые оживают только тогда, когда находишь время по-настоящему присмотреться.

Я хмурюсь.

Именно тогда я понимаю, что, возможно, у меня проблемы, потому что мне не следовало бы замечать подобные вещи.

Ноги? Конечно. Сиськи? Определенно.

Веснушки на носу?

Обречен.

Мы быстро добираемся до дома, где делаем остановку, чтобы высадить нас с Эллой перед вечеринкой. Я устроился на заднем сиденье грузовика между Либби и Эллой, а Бринн сидит впереди с Маккеем и подробно описывает каждую секунду последних нескольких часов. Она за рулем, поскольку Маккей пил, а также потому, что это была ее «самая большая мечта в жизни» — наконец-то сесть за руль нашего развалюшного грузовика.

Восторженные нотки ее голоса затихают, потому что я слишком остро ощущаю, что мое тело прижато к телу Эллы слева от меня. Руки сведены, бедра прижаты друг к другу, ее обнаженное колено соприкасается с моим каждый раз, когда колеса попадают в выбоину. Длинные волосы щекочут мне плечо, их аромат перебивает запах застоявшегося сигаретного дыма и старой кожи салона.

Ее руки крепко сцеплены на коленях, сумочка зажата между ног, и я краем глаза замечаю, как она время от времени поглядывает на меня. Адреналин, полученный за вечер, поутих, и мне стоит огромных усилий удержать ладони на коленях. Все, чего я хочу, — это потянуться к ее руке и переплести наши пальцы, что граничит с беспокойством. Я не знаю, почему мне этого хочется.

Когда мы подъезжаем к дому, Элла выходит из машины первой, ее каблуки хрустят по гравию.

— Спасибо, что подвезли, — говорит она, уже собираясь перейти через дорогу. — Увидимся в понедельник, ребята.

Я выскальзываю следом за ней, торопливо прощаюсь с ребятами, затем захлопываю дверь и бегу за Эллой, которая уже на полпути к своему дому.

— Эй, подожди. — Грузовик выезжает с подъездной дорожки и мчится по тихой улице, пока я не слышу только стук каблуков по тротуару и пение цикад. — Элла.

Она замирает, оглядываясь на меня через плечо.

— Что случилось?

— Ты убегаешь.

— Я не убегаю. Я просто подумала… — Она замедляет шаг, смотрит на мой дом через дорогу, потом снова на меня. — Я подумала, что ночь закончилась.

Мой взгляд устремлен в небо. Луна висит высоко, серебристый отблеск на черном фоне, и звезды мерцают ярко. Может, танцы и закончились, но ночь — нет.

— Пойдем к утесам.

Это заставляет ее остановиться. Элла поворачивается ко мне лицом, и легкий ветерок подхватывает несколько прядей ее волос и отбрасывает их ей на лицо.

— К утесам?

— Да. Я обещал тебе полюбоваться звездами, и сегодня идеальная ночь для этого.

Она моргает.

— Любоваться звездами.

— Почему бы и нет?

— Я… — Сжав ремешок сумочки, она смотрит вниз на свое платье и туфли на высоких каблуках. — Ну, посмотри на меня. Я бы больше всего на свете хотела, чтобы это платье было снято с меня и брошено на пол в моей спальне.

Ее глаза широко распахиваются.

У меня перехватывает дыхание, когда жар пробегает по моей груди.

— Уф! — Она выдавливает из себя смех и отводит взгляд. — Прозвучало двусмысленно. И теперь мне стыдно.

Я напрягаю мозг, чтобы придумать менее непристойные мысли, потому что друзья не представляют себе своих обнаженных подруг. Это было бы грубо и неуместно.

Когда я ничего не отвечаю, потому что мой мозг ведет себя грубо и неуместно, несмотря на мои попытки перенаправить мысли, Элла прочищает горло и делает шаг ко мне.

— Знаешь что? Все в порядке. Сегодня мы можем принарядиться для звезд. Это будет единственный раз, когда я надела это платье, так что можно продлить момент.

Меня переполняет волнение.

— Серьезно?

— Конечно. Давай сделаем это.

Улыбка появляется на моих губах, когда я думаю о том, чтобы провести с ней больше времени. Только мы, один на один. Я даже не могу вспомнить, когда предпочитал общество другого человека своему одиночеству, но прошло уже много лет. Когда-то Маккей был таким человеком.

— Отлично, — говорю я, стараясь не показаться слишком взволнованным. — Я быстро проверю отца и возьму одеяло. Ты не против подождать здесь?

Ее взгляд скользит к моему дому на другой стороне улицы и останавливается на боковом окне, где из-за импровизированных занавесок пробивается желтый свет. Она смотрит на меня, моргает.

— Без проблем. Я пока переобуюсь.

Я вижу, что она хочет присоединиться ко мне, но об этом не может быть и речи. У нас наконец-то наметился прогресс в плане дружбы, и последнее, что я хочу сделать, это отпугнуть ее, когда она полностью осознает катастрофу, которая ждет ее по другую сторону этих убогих стен.

Быстро кивнув ей, я бегу к своему дому и проскальзываю через парадную дверь. Отец принял снотворное перед танцами, так что, скорее всего, уже отключился. Я хватаю старое одеяло со спинки дивана и зову его.

— Папа?

К моему удивлению, он отвечает.

— Я здесь, сынок.

Когда дохожу до его спальни, я вижу, что он сидит в постели с книгой на коленях.

— Привет, — говорю я. — Думал, ты спишь.

— Спал. — Он смотрит в пустоту, а затем бросает взгляд в мою сторону. Его мутные глаза проясняются, когда он окидывает меня беглым взглядом. — Хорошо выглядишь, Максвелл.

— Спасибо. Сегодня вечером был «Осенний бал».

— Ты пригласил красивую девушку?

Я думаю об Элле, танцующей в моих объятиях, выглядящей потрясающе в своем солнечно-оранжевом платье, ее глаза и улыбка такие же яркие.

— Да.

— Я так горжусь тобой. Нужно сделать несколько фотографий для стены.

Когда-то давным-давно наши стены были увешаны фотографиями, холстами и разномастными рамками. Штукатурка была увешана воспоминаниями. Поездки на рыбалку, приключения в походе и семейные барбекю были представлены в каждом коридоре и в каждой комнате, наполненные любовью.

Теперь коридоры пусты, комнаты безжизненные и холодны.

Даже сказать, что у нас есть стены, это большая натяжка.

Прежде чем я успеваю ответить, отец выпрямляется и обращает внимание на мою повязку-бабочку.

— Что случилось с твоей головой? — спрашивает он, в его тоне звучит тревога.

Сглотнув, я поднимаю руку к затянувшейся ране. Он не помнит ту ночь. Не помнит, как разбил лампу о мою голову и повалил меня на пол в том самом месте, где я сейчас стою.

— Упал у озера, — вру я. — Споткнулся, когда бегал.

На его лице отражается беспокойство.

— Я волнуюсь за тебя, Макс. Ты всегда бегаешь один, и я боюсь, что однажды ты не вернешься.

Темная грусть накатывает на меня, когда я отступаю назад и выхожу из комнаты.

— Я всегда вернусь, папа. Не волнуйся. — Я хочу добавить: мне больше некуда идти.

Но не делаю этого.

— Ты должен подарить ей цветы.

Я колеблюсь, замираю на месте, прежде чем выйти.

— Кому?

— Девушке, которую водил на танцы, — говорит он. — Девушки любят цветы. Твоей матери нравились белые розы, потому что они символизировали вечную верность. — Его серебристо-голубые глаза на мгновение стекленеют, прежде чем он берет книгу, лежащую у него на коленях, и со вздохом прислоняется к обшарпанному изголовью кровати. — А я дарил ей красные розы. Может, поэтому она меня и бросила.

Я смотрю на него несколько мгновений, прежде чем взъерошить волосы и выйти из комнаты.

— Спокойной ночи, папа.

— Спокойной ночи.

Несколько мгновений спустя я стою посреди улицы, зажав под мышкой стеганое одеяло цвета слоновой кости. Элла переминается с ноги на ногу на обочине дороги, ковыряя клочок травы носком кроссовка. Она все еще в своем платье.

— Извини за ожидание, — говорю я ей. — Готова?

Я наблюдаю, как ее взгляд скользит к моему дому, прежде чем она кивает.

— Готова.

В уютной тишине мы добираемся до утесов, и я веду Эллу на небольшую поляну на вершине травянистого холма под звездным небом. Мое сердце замирает от того, насколько романтичной кажется эта сцена, несмотря на мой первоначальный замысел. Что-то изменилось между нами, и я не уверен, что чувствую по этому поводу. Это тревожно, волнующе… неожиданно. Это последнее, чего я когда-либо хотел, и все же я, кажется, стремлюсь к этому чувству, захваченный вихрем новых эмоций.

Я оглядываю маленький оазис. Под ногами хрустит трава, еще влажная от недавнего дождя. На горизонте темная земля сливается с темно-синим небом, и все выглядит так… волшебно. Я бывал здесь сотни раз, но никогда не чувствовал, что это не просто природа, залитая звездным светом.

Разница в том, что я никогда не был здесь с ней.

У меня перехватывает горло, когда я делаю шаг вперед и бормочу:

— Пойдем. Я расстелю одеяло.

— Подожди. — Элла хватает меня за запястье и останавливает, ее глаза наполнены древним сиянием луны. Вздохнув, она выпрямляется и поднимает подбородок. — Я буду любоваться звездами вместе с тобой в моем оранжевом платье, Макс Мэннинг, но только при одном условии.

— Хорошо. Все, что угодно.

Она отпускает мое запястье, смотрит на небо, затем снова поворачивается ко мне лицом.

— Пообещай мне, что это не свидание.

На моем лице расцветает улыбка. Я достаю одеяло из подмышки, расстилаю его на траве и жестом приглашаю ее присесть.

— Я обещаю тебе, Элла Санбери, — лгу я сквозь зубы. — Это не свидание.