Поймать солнце

ГЛАВА 25

МАКС

— Папа!

Стекло разбивается вдребезги. Ругательства отскакивают от наполовину выкрашенных стен. Сердце замирает в груди, а желудок падает к ногам.

Этого не может быть.

Нет, нет, нет.

Я зову брата через плечо:

— Маккей, мне нужна помощь!

Маленькая рождественская елка, которую Маккей помог мне срубить, валяется опрокинутой у моих ног, осколки разноцветных украшений разбросаны по полу. Папа в ярости, и это произошло ни с того ни с сего. Он помогал мне с галстуком для сегодняшней новогодней вечеринки, его руки тряслись, разбираясь с неподатливым узлом. Я хотел хорошо выглядеть для Эллы, поэтому папа предложил мне одолжить его костюм. С деньгами у нас туго, и покупать что-то новое не имело смысла.

— Ты такой красивый, Максвелл, — сказал отец, в глазах была гордость, а на лице нежная улыбка.

— Спасибо, папа.

Дрожащими пальцами он теребил сине-зеленую ткань, скользя по длине галстука. Все было хорошо. Даже идеально. Волшебный вечер с музыкой, фейерверками и полуночными поцелуями, которые могли привести к чему-то большему, занимал мои мысли, пока часы тикали до восьми вечера.

Затем отец замер, покачнулся на стуле напротив меня. Его сверкающие глаза стали тусклыми и ошарашенными. Он уставился прямо перед собой, сосредоточив внимание на моей груди, а затем медленно поднял голову, и наши взгляды встретились.

Я нахмурился.

Моргнул, глядя на него.

— Что за…

Он вскочил.

Пошатываясь, потянулся к старому маминому набору посуды, стоявшему на ближайшей полке, и начал швырять тарелки в дальнюю стену, одну за другой.

Я застыл от шока.

— Ты сукин сын, — прорычал он сквозь стиснутые пожелтевшие зубы. — Ты не имеешь права находиться в моем чертовом доме после того, что сделал.

Я схватил его за запястья, пытаясь остановить.

— Папа, не надо! — взмолился я, смятение душило меня. — Там никого нет. Только ты и я.

Его глаза были дикими, по подбородку стекала слюна, когда он вырывался из моей хватки.

— Ты ублюдок, Рик. Никчемный паразит, который украл у меня все.

Я снова потянулся к нему, прежде чем еще одна тарелка вылетела из его рук и разбилась возле входной двери.

— Я отвезу тебя в больницу.

— Черта с два! — Папа взмахнул рукой, и все, что стояло на кухонном столе, разлетелось в стороны: ваза с пуансеттиями, подаренная матерью Эллы, две недопитые кружки какао и свеча, которая попала на кружевную скатерть и быстро превратилась в смертоносную искру.

Я бросился тушить странствующее пламя, пока огонь не спалил весь дом, и посмотрел на отца, который направился в свою спальню, завалив по пути елку.

Дым клубится, а мое сердце разрушается по частям от ужаса.

— Маккей! Черт! — киплю я, зная, что мой брат находится в своей комнате, прямо по коридору. Я сдергиваю скатерть со стола и сердито комкаю ее, от едкого запаха горящей ткани у меня сводит живот.

Маккей плетется по коридору, выглядя отвратительно. Мрачные, блестящие глаза встречаются с моими, и в груди у меня все переворачивается. Я отбрасываю скатерть в сторону и сжимаю в кулак волосы.

— С папой что-то происходит, — говорю я ему, пиная беспорядок на полу.

Мой брат фыркает, оглядывая разрушения.

— Похоже, ты удивлен.

— Он трезв. Он был трезв, — настаиваю я. — Что-то не так. Мне все равно, что он говорит, я отвезу его в больницу.

— Удачи тебе. — Из-за двери папиной спальни доносится грохот.

Нахмурившись, я сужаю глаза на Маккея.

— Ты трезвый?

— Нет.

— Круто. Просто охренительно. — Я провожу рукой по лицу. — Ты мне нужен, чувак. Я не могу продолжать делать это один.

Он издает невеселый смешок.

— Один? — насмешливо повторяет он. — Ты не один. У тебя есть милая рыжеволосая девушка, которая считает тебя центром своей вселенной. Папа всегда тебя любил. И впереди у тебя блестящее будущее.

Я смотрю на него, все еще хмурясь.

— У тебя есть все, а у меня — ни черта. — Его челюсть напрягается, когда он скрещивает руки на груди. — Бринн меня бросила.

Я не могу сдержать приступ сочувствия, который пронзает меня, несмотря ни на что. Сглотнув, я отвожу взгляд и смотрю на разбросанное стекло.

— Мне жаль.

— О. Уверен, ты опустошен.

— Да. Я надеялся, что у вас все получится.

— М-м-м… — Маккей делает шаг вперед, пошатываясь. — Ты знал, что ни черта не получится. Когда это у меня что-нибудь получалось?

Злость берет верх над сочувствием.

— Прекрати нести чушь. Ты лучше этого.

— Но не лучше тебя.

— Это не соревнование! — кричу я, вскидывая руки вверх. — Что с тобой случилось? Что с нами случилось?

— Ты. — Он тычет пальцем мне в лицо. — Ты и твоя удача, твои высокие моральные принципы, твоя неспособность когда-либо видеть во мне равного себе… и она. — Его палец устремляется к переднему окну, нацеленный на дом Эллы. — Твой счастливый конец предначертанный звездами, так? Ты получаешь девушку. Получаешь сказку. А я не получу ничего. Очень хреновый конец. — Он выделяет каждое слово, его ярость нарастает.

Я чувствую то же самое.

Его слова несправедливы.

— Похоже на то, — бормочу я. — Я уеду после окончания школы. — Сердце замирает при этом признании, потому что мы с Эллой еще не обсуждали этот вопрос. Но я знаю, что она этого хочет… и думаю, что это то, что мне нужно. Подойдя ближе, скрещиваю руки на груди и пристально смотрю на него. — Я держал оборону долгие годы, с тех пор как ушла мама. Я жертвовал всем ради тебя, папы, ради этого дома и этой семьи. Теперь твоя очередь. Ты можешь хоть раз взять на себя гребаную ответственность? Ты можешь позаботиться о папе, пока я пытаюсь жить хотя бы подобием нормальной жизни.

Маккей клацает зубами, обдумывая мою тираду.

— Ты уезжаешь с ней?

— Да, уезжаю.

— Ты мудак.

— Это я мудак? — парирую я. — Господи, Маккей. Я все для тебя делал. Готовил, стирал, брал на себя роль папиной сиделки, пока ты пил с приятелями, играл в баскетбол, ходил на свидания, жил и наслаждался своей молодостью. Теперь у меня наконец-то есть что-то, ради чего стоит жить, и я… — Я замолкаю, мгновенно пожалев о сказанном.

Его брови приподняты с явной обидой. Между нами воцаряется тишина, нарушаемая лишь эхом моих неосторожных слов. Маккей смотрит себе под ноги, выражение его лица увядает. Мышцы напрягаются.

— Что-то, ради чего стоит жить, да?

Я моргаю и качаю головой.

— Я не это имел в виду.

— Нет, это.

— Нет… нет, я просто имел в виду, что у меня наконец-то появилось что-то для меня. — Я прижимаю ладонь к груди. — Я заслужил это.

— Верно. — Борьба оставляет его, он делает шаг назад и смотрит в коридор, где шум уже затих. — Мне нужно проветрить голову.

— Маккей…

— Не ходи за мной, — говорит он, поворачиваясь на пятках. — Ты прав, Макс, ты заслуживаешь жизни без своего бесполезного брата. Неважно, что мы заключили договор, когда были детьми. Неважно, что я годами отвлекал себя бессмысленной ерундой, умоляя ускорить время, чтобы мы наконец смогли вместе уехать из этого гребаного города и отправиться за мечтой, которую ты мне обещал.

Мои губы раздвигаются, но слов не выходят.

Слезы затуманивают мое зрение.

Я вспоминаю лето на озере, когда мы погружались под воду и смотрели друг на друга сквозь стену тумана и серости. Там разворачивалось будущее, будущее для нас обоих. Где-то далеко отсюда, мы вдвоем путешествуем по миру, осматриваем достопримечательности и навсегда оставляем все позади.

Я обещал ему это.

— Ты и я, Маккей, — сказал я ему, когда мы обсыхали на берегу, глядя на облака. — Однажды мы останемся только вдвоем.

Чувство вины гложет меня, смешиваясь с горечью и пронизывающей до костей печалью. Тогда мы были еще детьми. Я не думал, что он будет цепляться за эти невинные слова до самой взрослой жизни, ожидая, когда я соберу вещи и увезу его отсюда.

Я не знаю, что сказать. Теперь я понимаю, что слова имеют вес. Слова имеют последствия, они способны укорениться глубоко в человеке, формируя его будущее и разрушая даже самые прочные связи. Слова никогда не бывают невинными. Они либо оружие, либо лекарство. Подобно семенам, они всходят и разрастаются, превращаясь в деревья-небоскребы или агрессивные сорняки.

Маккей, спотыкаясь, обувается и ищет ключи от грузовика.

— С Новым годом, — бормочет он, направляясь к входной двери.

— Маккей, подожди. Ты не можешь вести машину.

— Попробуй меня остановить.

— Мне очень жаль. Пожалуйста, давай поговорим об этом и…

Дверь захлопывается, и все затихает. Я оглядываю дом, в котором царит хаос, эмоции подступают к горлу, сердце все еще колотится. Я думаю об Элле, которая готовится вместе с Бринн, радуется тому, что встретит новый год со мной, жаждет легкой, романтической ночи, когда фейерверки окрасят озеро во все цвета.

Я потираю лицо обеими руками, затем ослабляю галстук. Топаю в ванную, достаю из аптечки пузырек с таблетками, вытряхиваю две на ладонь и наполняю бумажный стаканчик водой.

Когда вхожу в его спальню, отец уже лежит животом на матрасе.

— Папа, — зову я. — Прими это, чтобы уснуть.

— М-м-м, — отзывается он.

— Пожалуйста.

Интересно, слышит ли он, сколько боли в этом слове? Он слегка приподнимается, поворачивая голову ко мне на подушке.

— Максвелл, — произносит он свое негромкое приветствие.

— Я отвезу тебя к врачу завтра, первым делом с утра. Ты не здоров.

Он медленно моргает в мою сторону, когда я ставлю таблетки и воду на прикроватную тумбочку. Дрожащей рукой он тянется к ним и проглатывает снотворное.

— Я в порядке, сынок. Мне просто нужно отдохнуть. — Он залпом выпивает воду и с усталым вздохом откидывается на матрас. — Спасибо, что позаботился обо мне.

— Да. — Моя челюсть сжата. — С Новым годом.

— Хм, — бормочет он, закрывая глаза. — Поцелуй свою девушку в полночь.

Я стараюсь не позволить его словам обвиваться вокруг моего сердца, как змее.

— Спокойной ночи, — шепчу я, оставляя свет включенным, когда выхожу из комнаты.

Сейчас я никак не могу самостоятельно отвезти папу в больницу. Мне нужна помощь Маккея, а он оставил меня здесь одного… снова. У меня нет ни машины, ни надежды, ни девушки, которую я мог бы поцеловать в полночь. Все, что у меня есть — это беспорядок, который нужно разгребать, и пугающий новый год, который выглядит гораздо менее ясным.

Поставив елку на место, я звоню Элле, запустив одну руку в волосы, расхаживая взад-вперед в своем костюме с распущенным бирюзовым галстуком.

Она берет трубку на втором гудке, ее голос бодр.

— Привет. Мы с Бринн почти готовы. Дай нам еще пять минут…

— Я не могу пойти. — Я зажмуриваю глаза, тяжелое разочарование застревает в горле.

Долгая пауза.

— Что?

— Я не могу пойти на вечеринку, Солнышко. Это из-за папы. Я не знаю, что, черт возьми, происходит… в одну минуту он помогал мне завязать галстук, а в другую — швырял посуду в стену. — Я тяжело сглатываю, сдерживая слезы. — У него снова были галлюцинации. Видел то, чего не было.

— О, боже мой. Я уже еду. Бринн может меня отвезти…

— Нет, — быстро говорю я. — Ты не можешь приехать. Здесь небезопасно.

— Макс…

— Я серьезно. Что-то не так. Похоже, у него был один из его пьяных приступов, но я не чувствую от него запаха алкоголя. Я дал ему снотворное, чтобы он смог пережить ночь. Завтра утром я отвезу его в больницу… — Мой голос прерывается, когда я потираю челюсть. — Раньше я думал, что это из-за выпивки, но он был трезв, Элла. Боюсь, что это что-то другое. Что-то похуже.

— Макс, — шепчет она. — Я пойду с тобой завтра. Я хочу быть там.

Я киваю, скрежеща зубами.

— Да. Хорошо. Завтра.

В трубке слышится ее хриплый вздох.

— Мне так жаль, Макс. Где Маккей? Он с тобой?

— Нет. Мы поссорились, и он ушел несколько минут назад. — Я сжимаю переносицу, качая головой. — Бринн бросила его сегодня, так что он пьян и несчастен.

— Да, — выдыхает она. — Она мне сказала.

— Он сказал, что ему нужно проветрить голову. Если он вернется, может, я смогу встретиться с тобой ненадолго. Маккей присмотрит за папой. В общем… повеселись. Хорошо проведи время, ладно?

Она говорит так, будто может заплакать.

— Я хочу быть с тобой.

— Я знаю, — говорю я ей, желая этого больше всего на свете. — Но ты заслуживаешь этого. Потанцуй с Бринн, съешь тонну углеводов, посмотри фейерверк над водой. А потом расскажешь мне обо всем этом. Пожалуйста, не волнуйся обо мне.

— Макс… я не знаю. Мне кажется, что я должна приехать, — настаивает она. — Без тебя все будет не так.

Я сжимаю в руке мобильный телефон и тяжело вдыхаю сквозь зубы.

— Позвони мне позже, хорошо? Я буду здесь.

— Ты в порядке? — мягко спрашивает она. — Он… причинил тебе боль?

Да.

Он сделал мне больно.

Но я не говорю этого.

— Он не причинил мне вреда. Он сейчас спит. Я в порядке.

— Ты уверен?

— Да, уверен. Я…

Я люблю тебя. Я хочу залезть к тебе в окно и заниматься с тобой любовью, пока не взойдет солнце и не начнется новый год. Я хочу скакать на лошадях по золотистым полям, любоваться закатами и жениться на тебе на нашем любимом мосту.

Сдерживая свои эмоции, я шепчу последнее прощание, прежде чем отключить звонок.

— С Новым годом, Солнечная девочка.

Я бросаю телефон на диван, снимаю галстук и опускаюсь на пол, усыпанный стеклом.