Поймать солнце

ГЛАВА 27

МАКС

Элла не звонит мне в полночь.

Я вышагиваю по спальне, потной рукой сжимая телефон.

12:04.

12:05.

Я звоню ей в третий раз, но ответа нет.

Наверное, она веселится с Бринн, смотрит фейерверк, смеется и получает удовольствие. Все в порядке. Она не забыла обо мне, а просто наслаждается вечером.

Выдохнув, я провожу рукой по волосам и опускаю руку, постукивая телефоном по бедру, когда смотрю в окно своей спальни. Я вижу ее мать в гостиной на другой стороне улицы, освещенной желтым и теплым светом. Она разговаривает по телефону, бесцельно расхаживая кругами, совсем как я. Разница в том, что женщина улыбается. Она выглядит счастливой.

Я говорю себе, что это Элла разговаривает с ней по телефону. Она захотела сначала позвонить маме.

Подождав еще несколько минут, я выхожу в коридор и иду дальше. Гостиная, кухня.

12:11.

Снова звоню ей.

Не отвечает.

Решаю набрать Бринн, зная, что они, скорее всего, вместе. Раздается три гудка, прежде чем она берет трубку.

— Макс, привет! — щебечет она высоким голосом, полным обычного энтузиазма. Из динамика доносится шум и помехи. — С Новым годом!

Я снова начинаю вышагивать по комнате.

— Элла с тобой?

Хихиканье сливается с восторженными возгласами. Вдалеке гремят фейерверки.

— Бринн?

— Прости, прости! Фейерверки все еще взрываются. Очень громко. Секунду. — Проходит несколько секунд, пока голоса и внешние шумы не стихают и не раздается звук закрывающейся двери во внутренний дворик. — Эй! Что случилось?

— Я ищу Эллу. Она мне не звонила.

— О… эм, она… — Еще одна долгая пауза. — Я нигде ее не вижу.

— Что ты имеешь в виду? Я думал, вы собирались встретить новый год вместе.

— Так и было. Я… я даже не поняла, что ее здесь нет. Боже, прости меня. Я выпила, и мы с Каем общались, и… — На линии становится тихо, если не считать различных шорохов. — Блин. Я не могу ее найти. Она, должно быть, в ванной.

Я щипаю себя за переносицу, в груди клокочет тревога. Кажется, глупо так волноваться. Зная Эллу, она, скорее всего, сбежала с вечеринки, чтобы в одиночестве посмотреть фейерверк у озера.

— Когда ты видела ее в последний раз?

— Эм… Я не уверена. Может, час назад? Нет…, наверное, меньше. Прошло не так много времени.

— Хорошо. Ты можешь попросить ее позвонить мне?

— Конечно! Мне очень жаль. Мне следовало быть более внимательной. Я чувствую себя ужасной подругой.

Я сглатываю.

— Все в порядке. Я тоже должен был быть там. Просто… пусть она сразу же позвонит мне.

— Обязательно. Обещаю.

Я вешаю трубку и провожу рукой по рту и челюсти, глядя в окно на пустую подъездную дорожку. Если бы у меня был грузовик, я бы уже был в пути.

Следующим я звоню Маккею, надеясь, что он проявит ко мне хоть каплю сочувствия и пригонит грузовик домой.

Я набираю его номер.

Сразу попадаю на голосовую почту.

Пытаюсь дозвониться еще раз с тем же результатом.

— Черт возьми, — бормочу я себе под нос, на лбу выступают капельки пота. Он был пьян, когда выбегал из дома, и эта мысль только усиливает мое волнение.

Он в порядке.

Элла в порядке.

Нелепо так волноваться. Сейчас только четверть первого ночи, и это просторный дом у озера. Элла могла заснуть в свободной комнате, а Маккей, возможно, сейчас у друга.

Но…

Но.

В этом-то и проблема. Это ноющее «но» висит надо мной, как грозовая туча, воет в груди и клокочет в животе. Я не могу этого объяснить. Я никогда не смог бы объяснить то странное, инстинктивное чувство, пронизывающее меня насквозь и подсказывающее, что что-то не так.

Моя Солнечная девочка нуждается во мне.

Я жду еще пятнадцать минут, прежде чем проверить папу и надеть ботинки. Он крепко спит, уткнувшись лицом в подушку и вытянув руки по бокам. Храп разносится по спальне, принося мне облегчение. Десять секунд спустя я пересекаю лужайку перед домом, перехожу дорогу и оказываюсь на пороге дома Санбери. Стучу три раза и жду приближения шагов.

Кэндис приоткрывает входную дверь и смотрит на меня. Когда в ее глазах появляется узнавание, она распахивает дверь, мобильный телефон прижат к уху, а волосы накручены на бигуди.

— Макс, — говорит она, хмурясь от замешательства и неловко улыбаясь. Подняв указательный палец, она говорит собеседнику, что ей придется перезвонить. Затем отключает звонок, опускает трубку и уделяет мне все свое внимание. — Я думала, ты с Эллой?

Нервничая, я суетливо переминаюсь с ноги на ногу, руки засунуты в оба кармана. Я не хочу волновать ее, потому что мои страхи беспочвенны, поэтому заставляю себя сохранять спокойствие.

— Кое-что случилось, поэтому я не смог пойти на вечеринку, — объясняю я, заглядывая ей через плечо. На ее рабочем столе в углу гостиной разбросаны папки и бумаги. Ноутбук включен, вокруг стоят кофейные чашки. — Я, э-э, хотел попросить об одолжении. Мой брат забрал грузовик, и я пытаюсь встретиться с Эллой. Ее телефон, должно быть, разрядился.

В глазах женщины мелькает беспокойство. Она теребит розовые бигуди, которые сочетаются с ее домашним костюмом.

— Все в порядке?

— Да. — Я прочищаю горло. — Конечно. Это не экстренный случай, поэтому мне неудобно спрашивать… но можно мне одолжить вашу машину?

Ее каштановые брови удивленно приподнимаются.

— Тебя подвезти?

Я быстро качаю головой.

— Нет, нет, все не так серьезно. Вы заняты, — замечаю я, переводя взгляд на ее рабочее место. — Вечеринка всего в нескольких милях отсюда. Я могу пройтись, если вам неудобно.

— Ты уверен, что все в порядке? У Эллы проблемы?

— С ней все в порядке. Я только что разговаривал с Бринн. — Я надеюсь, что неясность моего заявления принесет ей хоть какое-то утешение. — Я хотел встретиться с ней. И привезу ее домой через некоторое время.

Кэндис грызет ноготь большого пальца, взвешивая мои слова и обращая внимание на мои движения и выражение лица. Должно быть, я хорошо притворяюсь, потому что она медленно кивает, отходит от двери и достает из сумочки ключи. Вернувшись, она протягивает их мне.

— Ты ведь не пил?

— Нет. Я никогда в жизни не притрагивался к алкоголю. — Это правда, ведь я не понаслышке знаю, как мой отец и брат поддались пагубному влиянию бутылки.

Кэндис снова кивает и поджимает губы. Затем кладет ключи мне в руку.

— Хорошо. Пожалуйста, пусть Элла позвонит мне, как только приедешь. Я буду ждать.

— Обязательно. Спасибо. — Я выдавливаю из себя улыбку, сжимая в кулаке связку ключей, а затем разворачиваюсь на крыльце. В моей походке чувствуется паника, я нахожу нужный ключ, сажусь на переднее сиденье и вставляю его в замок зажигания. Красный «Ниссан Сентра» заводится, и я, не теряя времени, вылетаю с подъездной дорожки, не обращая внимания на то, что мать Эллы наблюдает за происходящим с крыльца, сжимая в кулаке воротник своего бледно-розового свитера.

Она в порядке, она в порядке, она в порядке.

Я еду на автопилоте по знакомым проселочным дорогам с опущенным окном, чтобы не задохнуться от собственного страха. Когда сворачиваю на забитую подъездную дорожку Моррисона, я паркуюсь боком, блокируя несколько машин, и глушу двигатель. Мне все равно. Все, что меня волнует — найти Эллу. Инстинкт заставляет меня оглядывать тускло освещенную улицу в поисках нашего грузовика, гадая, добрался ли Маккей до вечеринки. Я не вижу его, поэтому продолжаю двигаться.

Входная дверь не заперта. Я врываюсь внутрь в бейсболке, рваных джинсах и белой футболке, протискиваясь сквозь танцующие и потные тела и не обращая внимания на вишневый пунш, который заливает мои ботинки, когда я сталкиваюсь с разъяренной брюнеткой.

Кто-то зовет меня. Я игнорирую их.

Взглядом сканирую переполненную гостиную и прилегающую кухню, быстро отмечая каждое лицо, не принадлежащее моей девушке. Две блондинки устроились на столешнице из белого кварца, их руки покачиваются под «Что-то в оранжевом свете» Зака Брайана. Мелодия преследует меня, пока я несусь по коридорам, врываюсь в закрытые двери и не обращаю внимания на минет, который происходит в одной из спален.

— Эй, а постучать? — кричит кто-то.

Я захлопываю дверь и иду дальше. Проходит пять минут, а я не могу найти Эллу. Мое сердце бьется как барабан, когда я выхожу во внутренний дворик, бросаю взгляд на джакузи слева, затем направо, чтобы осмотреть веранду, увешанную лампочками и факелами-тики. Ничего. Только кучка подростков, беззаботно веселящихся и смеющихся.

Бросив взгляд в сторону озера, я успеваю заметить силуэт вдалеке, прежде чем до моих ушей доносится знакомый голос.

— Элла! — окликает голос, я замечаю две фигуры, смотрящие на спокойную гладь озера.

Бринн и Кай.

Я мчусь вперед, сложив ладони рупором у рта.

— Бринн!

Ее высокий хвост хлещет ее по лицу, когда она поворачивается.

— Макс… Я все еще ищу Эллу. Я… я нигде не могу ее найти.

Сейчас уже больше часа ночи. Страх режет меня, как тупой нож. Я медленно иду к ним, проводя трясущимися пальцами по волосам.

— Как думаешь, может она с кем-то ушла?

Лицо Бринн розовое от паники. Ее глаза превратились в блюдца и мерцают на фоне луны, когда девушка качает головой, скрестив руки на груди.

— Она бы не ушла, не сказав мне, верно? Это на нее не похоже. Я осмотрела все спальни, ванные, гараж…

— Я тоже, — шепчу я. — Черт. Может она пошла прогуляться? Заблудилась? Упала?

На улице чертовски холодно. В голове проносятся образы Эллы со сломанной лодыжкой, ползущей по палкам и веткам в глубоком, темном лесу. Я сцепляю руки за головой, пока мои мысли закручиваются в спираль. — Нам нужно ее найти. Она не отвечает на звонки.

— Я знаю. Я постоянно звоню ей, — говорит Бринн.

Кай указывает на линию деревьев в нескольких ярдах от нас.

— Там есть пешеходная тропа. Может, она хотела лучше рассмотреть фейерверк?

Я убегаю раньше, чем он заканчивает говорить.

— Почему она не отвечает на чертовы звонки? — спрашиваю я себя вслух, прислушиваясь к их шагам, бегущим позади меня.

— Нет связи? — предлагает Кай. — У меня никогда нет связи в лесу.

Несколько затихающих взрывов фейерверков окрашивают небо в фиолетовые и синие тона, когда мы пробираемся через проем и поднимаемся по наклонной тропинке. Я достаю из кармана телефон и включаю фонарик, проводя светом по пересеченной местности в надежде заметить что-нибудь важное. Узловые корни, мох, подлесок. Ничего ценного.

— Элла! — зовет Бринн, за ней следует голос Кая.

Я выкрикиваю ее имя в полуночное небо и танцующие ветви деревьев.

— Солнышко!

— Элла!

Наши голоса сливаются воедино, когда мы взбираемся на обрывистый холм, и ледяной ветер жалит мою кожу. Бринн бежит впереди меня, ее лодыжки изгибаются на высоких каблуках.

— Элла! — кричит она, сворачивая к небольшой поляне с видом на озеро.

У меня болит грудь от тяжелого дыхания, вызванного скорее паникой, чем напряжением. Единственное, что я вижу на обрыве, это миниатюрная бутылка «Джим Бим».

Элла не пьет. Ее здесь нет.

Я смещаюсь влево, а Бринн и Кай — вправо. Я продираюсь сквозь высокий кустарник, когда слышу это.

Крик. Душераздирающий крик, от которого волосы встают дыбом.

Моя кровь стынет в жилах. Мышцы напрягаются, когда вселенная сжимается до точки.

И я знаю.

Я, черт возьми, знаю, что мой мир вот-вот сотрясется, пошатнется и расколется на две части.

Вопль Бринн превращается в рыдание. Я поворачиваюсь, как в замедленной съемке, и в этот момент меня охватывает ужас. Она падает на колени, ее взгляд прикован к тому кошмару, что скрывается внизу. Лицо Кая искажается от муки. Они оба смотрят с края обрыва, пока я не оказываюсь рядом с ними. Я не помню, как двигался. Не помню воя, вырвавшегося из моего горла, хотя слышу, как он отражается от меня и разрывает барабанные перепонки.

Но я навсегда запомню образ Эллы.

Лежащей бесформенной кучей, в тридцати футах под нами.

Неподвижная и окровавленная.

Моя Солнечная девочка.

В голове у меня сплошной смертоносный туман. Я сжимаю волосы в кулаки и смотрю вниз, к основанию скалы, где Элла раскинулась в траве и сорняках, в нескольких футах от озера. Темная вода плещется в ее волосах, словно пытаясь втянуть ее в себя.

Всхлип застревает у меня в горле.

Желчь ползет по пищеводу.

Я двигаюсь.

Перекидываю ноги через выступ обрыва и карабкаюсь вниз, цепляясь ногами за неровности земли, царапая руки о камни.

— Элла! — кричу я, повторяя ее имя снова и снова.

Кай велит Бринн оставаться на месте, а сам спускается за мной вниз. Я преодолеваю только половину пути по насыпи, когда бросаюсь вперед и перепрыгиваю остаток пути, болезненно приземляясь на бедро. Я ползу к ней, не обращая внимания на боль.

— Элла, Элла… черт, — кричу я, подползая к ней на четвереньках.

Из ее рта сочится кровь, уже засохшая и покрытая коркой, а локоны темных волос падают ей на глаза. Когда добираюсь до нее, откидываю волосы назад и вглядываюсь в ее лицо. Моргание, вздох, хоть что-нибудь. Проверяю ее пульс, но мой собственный учащен. Одна ее рука над головой, кончики пальцев погружены в воду озера, а другая вытянута в сторону.

— Элла, детка, пожалуйста, — выдыхаю я, прижимаясь ухом к ее груди и умоляя подать признаки жизни. Я ничего не слышу.

Меня вот-вот стошнит.

Кай проносится рядом со мной, вздымая кроссовками облако пыли, и опускается на колени по другую сторону от Эллы. Он спокойнее меня, хладнокровнее, когда берет на себя инициативу.

— Пульс? — спрашивает он, беря ее за запястье.

Я едва улавливаю смысл его слов. Все, что я слышу, это свои собственные страдания и испуганные вопли Бринн, доносящиеся сверху, когда я утыкаюсь лицом в шею Эллы.

— Она жива, — говорит Кай.

Я беру ее избитое лицо в ладони и осыпаю солеными от слез поцелуями ее щеки и лоб.

— Солнышко, Солнышко… Элла, пожалуйста. Черт… пожалуйста.

— Макс! — кричит он. — Она жива!

Я вскидываю голову, наконец-то осмыслив его слова. К его уху прижат мобильный телефон, и Кай называет местоположение.

Девушка. Упала с обрыва. Недалеко от Планктон-стрит. Дышит.

Дышит.

Жива.

Подняв голову к небу, Кай обращается к Бринн.

— Она жива! — повторяет он.

— Боже мой. Боже мой, — всхлипывает она.

Я вытаскиваю руку Эллы из воды и прижимаю подушечку большого пальца к ее запястью, заставляя свое дыхание успокоиться, чтобы сосредоточиться на ее пульсе.

Но ничего не чувствую.

Холодок ужаса пробегает по моему затылку, когда я снова прикладываю ухо к ее груди, затем пытаюсь нащупать пульс, потом повторяю. Кай замечает, как я мечусь, и, зажав телефон между ухом и плечом, наклоняется над Эллой, чтобы помочь мне.

— Да, я все еще здесь, — говорит он в трубку, а затем опускает динамик и обращается ко мне. — Вот здесь, Макс. Нажми двумя пальцами вот сюда. Он слабый, но он есть. Она жива.

Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза, прикладывая указательный и средний пальцы к точке, где бьется ее пульс.

И ощущаю слабое биение.

Едва уловимый признак жизни.

Я встречаюсь взглядом с Каем, и он кивает мне.

— Они сказали не двигать ее, пока она не перестанет дышать, в этом случае нам нужно сделать искусственное дыхание. Скорая уже едет. Я останусь на линии.

Опускаясь на задницу, я закрываю лицо обеими руками и издаю мучительный стон. Облегчение и ужас. Благодарность, смешанная с тошнотворным неверием. Я смотрю на Бринн, которая наполовину свесилась с края обрыва, прикрыв рот рукой, а ее тело сотрясается от рыданий.

Смотрю на Эллу.

Я смотрю на ее израненное тело, на фарфоровую кожу, испещренную царапинами и ссадинами, на лицо в синяках и пятнах крови.

Наклонившись вперед, прижимаюсь губами к ее лбу и глажу ее волосы, зажмурив глаза.

— Останься, Солнечная девочка, — шепчу я, подавляя собственную боль. — Пожалуйста, останься.

Моя девочка сорвалась с гребаного обрыва.

Она упала.

И меня не было рядом, чтобы поймать ее.

«Как поймать солнце» шаг третий:

Пережить солнечное затмение

Даже солнце иногда прячется в тени.