Поймать солнце

ГЛАВА 35

ЭЛЛА

Я почувствовала это, когда проснулась сегодня утром.

Эта странная интуиция, которая иногда пронзает вас, не подкрепленная никакой логикой. Камень, упавший в желудок. Палец, тычущий в грудь.

Согласие на невинное приглашение на новогоднюю вечеринку.

Я отмахнулась от этого как от остаточного стресса и беспокойства. В конце концов, Макс так и не влез ко мне в окно накануне — скорее всего, из-за того, что я бросила ему в лицо его признание в любви, поэтому мои сны были наполнены призраками и мрачными мыслями. Не говоря уже о том, что сегодня ожидается гроза. А гроза всегда вызывает у меня тревогу.

Пытаясь побороть тоскливое чувство, я зову Бринн к себе, чтобы немного пообщаться только девушками. Мы сидим, скрестив ноги, на моей кровати, лицом друг к другу, пока я рассказываю ей о шокирующем возвращении Джоны и наблюдаю, как слезы текут по ее милым щечкам. Мы обнимаемся и плачем, пока я поглощаю пирожные, которые она принесла, любезно предоставленные ее отцами. Хотелось бы мне, чтобы сахар обладал той целебной силой, на которой настаивают ее отцы, но мое сердце все еще чувствует неизлечимую рану.

На всякий случай я съедаю пять пирожных.

Когда она уходит, небо окрашивается в серо-серебристые тона, я выхожу на улицу и смотрю вверх. В последние несколько дней у меня появился зуд вернуться к переплету книг, и я жажду терапевтической разрядки. Наш задний двор усыпан разноцветными полевыми цветами — лавандовыми, розовыми и голубыми. Я собираюсь сорвать несколько, поместить между страницами старой книги, а затем использовать в своем следующем проекте.

Я медленно, утомительно иду к заднему двору, мое тело болит, испытывая трудности с восстановлением. В те дни, когда у меня нет занятий физиотерапией, я делаю упражнения, и в сочетании с моими ночными встречами с Максом я ощущаю жжение.

Пока не начался дождь, я несколько мгновений сижу на траве, вытянув ноги, напрягая сухожилия. Затем собираю букет фиолетовых и светло-голубых цветов. Удовлетворенная своей добычей, я поднимаюсь и направляюсь к двери, с нетерпением ожидая начала работы.

Я иду вдоль дома с охапкой цветов, когда мое внимание привлекает фигура на другой стороне улицы.

Все вокруг расплывается.

Ледяные пальцы сжимают мое сердце.

Вьюга проносится по позвоночнику.

Маккей.

Он идет ко мне от своей подъездной дорожки, бросает взгляд через плечо, прежде чем направиться к моему дому. Благодаря ему я в последнее время не очень-то подвижна, так что мое быстрое бегство больше похоже на попытку черепахи обогнать зайца.

Я едва успела пошевелиться, как он окликнул меня.

— Элла, подожди. Я просто хочу поговорить.

Я застываю на месте.

Мама сегодня вернулась на работу, после того как я пообещала ей, что справлюсь сама. Джона возвращается домой из Шарлотт, забрав оставшиеся вещи, чтобы официально переехать обратно. Макс все еще в школе.

Если Маккей намерен причинить мне вред, это будет несложно, даже если мне удастся запереться в доме. Мое сердце учащенно бьется, а в животе бурлит страх. Я знала, что этот момент наступит. Он не мог прятаться вечно.

Я сжимаю в пальцах зеленые стебли и пытаюсь успокоить дыхание.

— Оставь меня в покое. Я позвоню в полицию. — Мой мобильный телефон внутри, но он этого не знает.

— Пожалуйста, дай мне шанс все объяснить.

Мои глаза чуть не вылезают из орбит, когда он пробегает остаток пути ко мне.

— Объяснить? — Я изумленно усмехаюсь. Он слишком близко. Всего в нескольких футах от меня. Меня охватывает паника, десятками огненных муравьев вгрызаясь в мои внутренности.

— Мне нужно с тобой поговорить, — говорит он, оглядываясь по сторонам и оценивая тихую улицу. Сейчас полдень вторника, большинство взрослых на работе, дети на занятиях. Он тоже должен быть в школе. — Пожалуйста.

Цветы трепещут в моей липкой руке.

Все мое тело сотрясает дрожь.

— Уходи, — требую я. — Прямо сейчас. Больше не подходи ко мне.

Его волосы длиной до плеч развеваются от порывов штормового ветра, проносящегося среди верхушек деревьев. Он выглядит изможденным, болезненным. Тяжесть его тайны отражается в его глазах. Под глазами темные круги. Некогда бронзовая кожа стала белой, как мел, и бескровной, он почесывает щеку, переминаясь с ноги на ногу.

— Я был пьян. Не в себе. Я почти не помню, как это произошло.

Моя нижняя губа дрожит.

— Я могу освежить твою память.

Он сжимает губы в ровную линию.

— Сначала ты попытался меня поцеловать, — говорю я ему. — Когда я начала сопротивляться, испытывая отвращение, ты схватил меня, причинил мне боль, оставил синяки, а затем попытался изнасиловать.

— Это преувеличение.

— Не делай из меня дуру, — шиплю я в ответ, гнев и ужас вырываются из моей груди. — Ты раздвинул мне ноги, задрал мое платье и расстегнул молнию на штанах. Прижал меня к земле. Когда я сопротивлялась, ты боролся еще сильнее. Ты подтащил меня к краю обрыва, а потом позволил упасть. Ты чуть не убил меня.

— Это был несчастный случай.

— Ты мог остановить это. Ты был рядом, достаточно близко, чтобы оттащить меня назад. — Горячие слезы застилают мне глаза, но я сдерживаю их. — Ты завидовал, что у твоего брата есть что-то особенное. Ты злился, что у тебя нет цели в жизни. И вымещал все это на мне.

— Я не…

— Ты бросил меня умирать! — кричу я.

Маккей бросается вперед, оказываясь прямо у меня перед лицом.

— Тихо, — цедит он сквозь зубы. — Кто-нибудь тебя услышит.

Горькие воспоминания проносятся в моей голове, как он закрывает мне рот рукой, сдерживая мои крики о помощи. Прежде чем я успеваю толкнуть его или ударить, он отпрыгивает назад, качая головой.

— Прости, прости… — Поднимает обе руки ладонями вперед. Пот блестит на его лбу, как капли дождя, падающие с облаков. — Я просто… я схожу с ума. Я не могу попасть в тюрьму. Не могу. Это была ошибка, Элла… ужасная, чудовищная ошибка. Я хотел бы вернуться назад и все исправить. Я бы сделал все по-другому, клянусь.

Я отступаю от него, чуть не о живую изгородь.

— Я доверяла тебе.

— Я знаю… Боже, я знаю. Мне так чертовски жаль. Ты должна мне поверить, я не такой. Я слишком много выпил, увлекся, а потом запаниковал, когда подумал, что ты убежишь и кому-нибудь расскажешь. Я не толкал тебя. Я просто…

— Ты просто пытался меня изнасиловать, — говорю я. — А потом смотрел, как я падаю с обрыва, и забыл позвать на помощь.

Он вцепился себе в волосы, мотая головой взад-вперед и скрежеща зубами.

— Я думал, ты умерла.

— Ты надеялся на это.

— Я был чертовски пьян, Элла! Я даже не помню, как добрался до дома. Кажется, я проспал все это время в своем грузовике на какой-то парковке, а на следующее утро проснулся, едва помня, что произошло.

— Ну, я не просыпалась четыре недели. Четыре недели! — Я задыхаюсь, слезы пробиваются наружу и текут по щекам. Мое лицо пылает от ярости. — Ничто из того, что ты скажешь, не исправит ситуацию.

— Я просто… мне нужно, чтобы ты молчала. Я умоляю тебя никому не рассказывать. — Он подходит ближе, глаза сверкают льдом и огнем, руки дрожат по бокам. — Я сделаю все, что угодно. Все, что ты захочешь.

— Мне ничего от тебя не нужно.

— Должно быть что-то. — Он неуверенно протягивает руку, но я отшатываюсь от нее, словно это смертельное оружие. — Ты не обратилась в полицию, и на это есть причина. Все, о чем я прошу, это придерживаться этой причины, какой бы она ни была. Думаю, в глубине души ты знаешь, что я не монстр. Я человек. Я ужасно облажался и, клянусь, страдаю от последствий. Чувство вины убивает меня.

— Страх убивает тебя, — поправляю я, увеличивая расстояние между нами. — Страх быть пойманным.

— Нет. Это нечто большее. Я жалею о каждой секунде той ночи. — Он с трудом сглатывает, когда опускает взгляд на свои ноги, а затем снова поднимает его на меня. — Пожалуйста… оставь это между нами. Если бы ты хотела сдать меня, ты бы уже это сделала. Ты знаешь, что я не заслуживаю тюрьмы.

Я смотрю на него, чувствуя оцепенение. Чувствуя себя разбитой и растерзанной.

— Позволь мне кое-что прояснить, — выдавливаю я из себя, пытаясь не упасть и не потерять равновесие. — Я защищаю не тебя. Я защищаю Макса. Я защищаю этого удивительного, красивого, невероятного мужчину, в котором больше мужества, чем когда-либо будет в тебе. — Я тычу в него пальцем, моя кожа пылает жаром, дыхание сбивается. — Как тебе хватило совести отнимать у него что-то ценное, когда он только и делал, что любил тебя. И ты это сделал, Маккей. Ты обокрал его. Ты преуспел в этом в десятикратном размере, потому что погубил меня. Той девушки, которую он знал, больше нет. — Я от боли закрываю глаза, из которых вытекает еще больше слез. — И он даже не знает, почему.

Его голубые глаза наливаются слезами, когда начинается дождь. Жирные капли падают вниз, разбрызгиваясь по его волосам и коже. Смахнув слезы, он проводит рукой по лицу, от лба до подбородка, выглядя по-настоящему опустошенным.

— Мне очень жаль, — выдыхает он. — Правда. Макс был моим лучшим другом с того момента, как я открыл глаза, и последнее, что я хотел бы сделать, это причинить ему боль. Вы двое можете все исправить. Вы можете…

— Каждый раз, когда я смотрю на него, я вижу тебя. — У меня перехватывает дыхание, а зубы безнадежно стучат. — За свою жизнь я прочитала сотни книг, и никто и никогда не мог описать трагедию, подобную той, которую я переживаю.

Его лицо вытягивается. Его плечи поникают.

Дождь заливает нас холодными слезами неба.

Маккей опускает глаза и смотрит на влажную траву, глубоко вздыхая, переваривая мои слова. Проходит тяжелое мгновение, прежде чем он шепчет:

— Хорошо. — Проходит еще несколько секунд. — Сдай меня.

— Я… — Мои слова обрываются, когда до меня доходит смысл этого заявления. Я моргаю, глядя на него, и мои губы приоткрываются в удивленном вздохе. — Что?

— Сдай меня, — повторяет он, медленно кивая, соглашаясь со своей просьбой. — Сделай это. Так будет правильно.

Я ошеломленно молчу.

— Расскажи все Максу, — продолжает он. — Сначала поговори с ним. Он должен услышать это от тебя. А потом иди в полицию и сдай меня. Или я сам это сделаю. Только… сначала поговори с Максом.

Над нами гремит гром, раскалывая небо. Мои губы дрожат от холода, от нерешительности, от абсолютного отчаянья. Я не знаю, что делать.

Я не знаю, что делать.

Закрываю лицо руками, зажмуривая глаза, чувствуя, как меня охватывает скорбь.

— Прости меня, Элла. За все.

Когда я открываю глаза, Маккей уже отходит, делая шаг назад, прежде чем разворачивается и на полной скорости бежит в другую сторону, направляясь к своему дому. Я смотрю, как он уходит, как переходит улицу и исчезает через парадную дверь.

Я поднимаю лицо к небу и позволяю дождю поливать меня. Я прошу у него ответов. Молю его о направлении.

Маккей должен заплатить за то, что сделал со мной.

Но…

Макс заплатит самую большую цену.

Некоторые секреты стоит хранить. Некоторые истины лучше не раскрывать.

И, в конце концов, некоторые трагедии стоит похоронить, чтобы защитить тех, кого любишь.

После возвращения Джоны я не могу смириться с тем, что потеряю кого-то еще.

Проходят минуты, а я стою у своего дома с мокрыми от дождя волосами и полевыми цветами, рассыпанными у моих ног. Я стою там достаточно долго, чтобы увидеть, как грузовик Макса въезжает на подъездную дорожку, разбрызгивая шинами лужи дождевой воды. Ком образуется в горле, когда я смотрю, как он выпрыгивает из грузовика и идет по траве с рюкзаком на плече, прежде чем войти в дом.

Я могла бы рассказать ему. Могла бы пойти к нему прямо сейчас и во всем признаться.

Но я этого не делаю.

Вместо этого направляюсь в свой дом.

Захлопнув за собой дверь, я рычу от боли в тихую пустоту, дергаю себя за волосы и приседаю, чувствуя, что мой вес слишком тяжел для меня. Несколько минут у меня уходит на то, чтобы успокоиться, собраться с силами, а затем я поднимаюсь на нетвердые ноги и направляюсь в свою спальню, чтобы прийти в себя.

Я стою в центре комнаты и смотрю в залитое дождем окно, слушая, как по ту сторону стекла бушует буря.

Проходит несколько секунд, прежде чем я чувствую за спиной чье-то присутствие.

Я подскакиваю на месте, из моего горла вырывается вскрик, когда дверь моей спальни захлопывается.

Маккей?

Но когда я резко оборачиваюсь, мой взгляд натыкается на Джону, прислонившегося спиной к дверному косяку. Каждый его мускул напряжен и подтянут. Моя грудь вздымается от облегчения, когда приходит осознание. Я прижимаю руку к сердцу, чтобы успокоить биение.

— Боже мой. Что ты здесь делаешь? Я думала, ты вернешься домой только к ужину. — Я опускаю взгляд на его руку, сжимающую отвертку.

Я хмурюсь в замешательстве.

Его челюсть сжата, как стальной капкан, зеленые глаза дикие.

— Я вернулся пораньше. — Джона проходит через комнату, садится на мою кровать и кладет отвертку рядом с собой на тумбочку.

— Для чего это? — спрашиваю я, сжимая переднюю часть рубашки, все еще пытаясь успокоить сердцебиение.

— Чиню кое-что для мамы, — отвечает он.

В его тоне таится тьма. Его горящие глаза прикованы ко мне. Я чувствую жар с расстояния в несколько футов. Сглотнув, я сжимаю челюсти.

— Тебе что-то нужно? — спрашиваю я непринужденно, несмотря на ужас, целующий меня в затылок.

— Расскажи мне побольше о падении. — Его слова, сказанные на озере, эхом возвращаются ко мне, но на этот раз они наполнены чем-то зловещим.

Мне не нужно много времени, чтобы понять это.

Мое сердце вырывается из груди и падает на уродливый бежевый ковер.

Я смотрю на него, не моргая, тревога распирает мою грудь.

— Что… что ты слышал?

Он слышал нас. Он слышал, как я разговаривала с Маккеем возле дома.

Он знает.

— Я услышал достаточно.

Я задыхаюсь.

— Джона…

— Мне нужно услышать это снова, — говорит он ровным, но угрожающим тоном. — Он все это с тобой сделал?

Я лишь качаю головой.

— Скажи это, Элла. Скажи мне.

Мои веки захлопываются, горло горит.

— Джона, пожалуйста.

— Он пытался изнасиловать тебя? Напал на тебя? Ввел тебя в чертову кому на месяц? — Вокруг него вьются тени. Его глаза похожи на глаза дьявола, а тело дрожит от подавляемой ярости. — Он бросил мою младшую сестру умирать на дне гребаного обрыва?

Я не могу ему лгать. Больше не могу.

Он уже знает.

Я закрываю лицо обеими ладонями и киваю, разрываясь на части, когда правда наконец выплескивается наружу и режет каждый кусочек меня по пути наружу.

— Да.

Джона резко поднимается с кровати и идет ко мне, совершенно не похожий на брата, которого я знаю. Он выглядит как…

Монстр.

Я вскрикиваю, когда он обхватывает мои щеки ладонями и крепко целует у линии роста волос.

Когда отступает назад, его голос звучит ужасающе ровно:

— Я поклялся, что буду защищать тебя, Пятачок. И будь я проклят, если не сдержу свое слово.

Затем он разворачивается и выбегает из моей спальни, закрыв за собой дверь. Шок парализует меня на мгновение, прежде чем до меня доходит ужасная мысль, почти останавливающая мое сердце.

— Джона! — кричу я, двигаясь так быстро, как только могу. Я слышу, как захлопывается входная дверь. Страх сжимает меня, как тиски.

Я кручу ручку двери и дергаю.

Пульс замирает. Дверь не поддается.

Я дергаю и дергаю со всей силы, но знаю, что она не откроется.

Она заперта.

Мой взгляд быстро перебегает на отвертку, потом обратно на дверь, когда приходит осознание. Он повернул дверную ручку, услышав, как я разговариваю с Маккеем. Замок находится с противоположной стороны.

Он запер меня в спальне, чтобы отомстить.

— Нет! — кричу я, колотя кулаками по двери, зная, что это безрезультатно. — Джона!

Горячие слезы текут по моему лицу, когда я поворачиваюсь к окну и начинаю колотить по стеклу, видя, как он переходит улицу, со смертоносной решимостью. Я пытаюсь открыть окно, но его заклинило. Оно не поддается, а мои руки слишком слабы.

Нет.

Я бросаю взгляд на грузовик на подъездной дорожке и чуть не умираю.

Макс.

Они близнецы. Джона не знает, что они близнецы.

Он собирается напасть не на того человека.

Меня охватывает тошнотворное, звериное чувство. Ощущение, будто…

Может, Джона все-таки убийца?

Это яд в моих венах. Черная смола, сочащаяся по моей крови. Это в тысячу раз мучительнее, чем то чувство, которое охватило меня, когда я пролетела тридцать футов до земли и тяжело приземлилась, мои кости ломались, сердце сжималось, все вокруг расплывалось в черноту.

Я кричу во всю мощь своих легких, прижав обе ладони к окну, наблюдая, как Джона приближается к порогу их дома.

Быстро соображая, бегу в другой конец комнаты, нащупываю под кроватью бейсбольную биту, затем возвращаюсь к окну и со всей силы бью ею по стеклу. Оно разлетается вдребезги. Я двигаюсь инстинктивно, не обращая внимания на свои травмы, и на то, как мои все еще слабые ноги сопротивляются подъему.

Выбираюсь наружу, осколки разбитого стекла царапают мне кожу, когда я вываливаюсь из окна и падаю в мокрую траву. Молния вспыхивает на графитовом небе. Раздается гром, но не громче моего истошного крика, который я издаю в грозу.

Я поднимаю взгляд.

Джона уже внутри.

— Джона! Джона! — кричу я, поднимаясь на дрожащие ноги и устремляясь вперед. — Нет, нет! Близнецы! Они близнецы!

Я перебегаю улицу. Камни и щебень пытаются сбить меня с ног. Я вижу красное, вижу неон и звезды перед глазами, мое сердце колотится в такт раскатам грома.

Я скольжу по лужайке перед их домом, пытаясь удержаться от падения, когда раздается выстрел.

Выстрел.

Я застываю на месте, отшатнувшись назад под действием невидимой силы. Мои глаза расширяются, превращаясь в слезящиеся от паники блюдца. Я снова вскрикиваю, когда картечь превращает мои внутренности в пепел.

Я даже не помню, как влетаю в их парадную дверь. Не помню, как оказываюсь там, дрожа и крича в их гостиной, глядя на залитое кровью тело, не в силах понять, кто распростерся у моих ног.

Макс, любовь всей моей жизни.

Или Маккей.

Я не могу вспомнить, во что он был одет. Я вообще ничего не могу вспомнить.

Я почти не замечаю стоящего там Джона, его грудь тяжело вздымается, пистолет направлен на мужчину, корчащегося на полу. На человека, у которого из зияющей раны на груди хлещет кровь. Под ним растекаются красные лужи. Мои крики отдаются эхом, не в силах заглушить ужас, отчаяние, потрясение, когда я падаю на колени рядом с ним и зажимаю обеими ладонями дыру в его груди.

Я поднимаю взгляд, когда появляется еще одна фигура.

И я знаю, что всегда буду помнить это.

Я никогда не забуду выражение его лица, когда он замер, издав вопль боли, когда обнаружил своего брата, истекающего кровью на полу гостиной.