Концерт в Мадриде прошел отлично. Я видел эти горящие глаза первых рядов фан-зоны, слышал, как они скандируют мое имя и напевают наизусть все тексты песен громче меня. Они готовились: организовали флеш-моб, включив на песне «Утро с тобой» фонарики и превратив зал в настоящую феерию света — в мерцающее подобно звездам огромное пространство. От переполнявших меня чувств я едва справлялся с собой и боялся, что всё испорчу, что эмоции прорвутся наружу и голос меня подведет. Но всё прошло хорошо. Пол остался доволен, публика шумела подобно океану, требуя еще больше песен, а сам я… Ну что сказать… Для меня это лучший наркотик в мире!
После концерта у меня было всего семь минут на то, чтобы привести себя в порядок перед пресс-конференцией. Время было строго оговорено, после чего нас ждал автомобиль и перелет обратно в Лондон.
Именно ради этого появления Энн и полетела с нами в Испанию. Но я не знал, насколько она осведомлена о своей роли, поэтому предпочитал не вмешиваться в политику Пола.
— Готовы? — появилась в проеме его голова. — Там у дверей толпа собралась. Задействовали охранников. Еще двое будут прокладывать вам дорогу.
Фанаты здесь и правда оказали один из самых горячих приемов за последнее время! Мне было неловко — как и всегда. Я немного теряюсь от такого внимания. Не знаю, чем заслужил его. Но знаю, что в любой момент могу потерять. Это ведь не благодаря моему таланту — в мире много гораздо более крутых музыкантов и вокалистов, я более чем уверен. Здесь нужно сказать спасибо команде. Мы все как единый механизм, и я — лишь вершина этого гигантского айсберга.
В глазах Энн плескалось нешуточное беспокойство. Кажется, она с таким наплывом активной любви еще не сталкивалась.
Я видел, что она боится, но вида не подает. Только глаза выдают состояние. Но она как маскировщик со стажем, быстро спрятала их за очками. Храбрая девочка.
Выехать было проблематично. Фанаты обступили автомобиль, стучали в окна, что-то кричали. Одну девчонку едва ли не силком вытащили наружу — она пыталась пробраться в салон и при этом отчаянно рыдала. Я не находил себе места, потому что мне вовсе не хотелось быть причиной для чьих-то страданий и слез. Я хотел дарить людям радость. Но, видимо, одно без другого невозможно.
Взглянув на Энн, я даже в полумраке заметил ее мертвенно-бледное выражение лица. А в глазах застыл ужас.
Мне и самому скорее хотелось уехать, остаться в тишине, выдохнуть хотя бы на пару мгновений.
Наконец автомобиль тронулся. Через сорок минут мы въехали на парковку отеля по объездной дороге, потому что у центрального входа, по сведениям Пола, нас караулили.
Во мне опять проснулось естественное желание — поскорее лечь спать. Казалось, еще немного, и я перестану стоять на ногах. Так часто бывает, когда адреналин начинает стихать, и вместо него приходит бессилие.
Я позволил Энн принять душ первой, сам в это время распластавшись на кровати и с великим трудом удерживая глаза открытыми. Я думал об этом дне, об этом чувстве внутри, когда тысячи людей пришли поддержать тебя, исполнить вместе с тобой твои песни. Это… аааа…
Улыбка опять расползлась по губам.
Да, сцена — наркотик. И ты купаешься в море людской любви, и чувствуешь, как за спиной вырастают крылья и испаряются все проблемы. В этот момент есть только я и зрители — и мы единое целое.
Энн вышла из ванной в домашней одежде, с завязанным на голове замысловатым узлом полотенцем, и качнула головой в сторону ванной комнаты, уступая ее мне.
Чуть теплый душ помог привести себя в чувство, сбросить усталость и немного взбодриться.
Я вышел, и первое, за что уцепился взгляд — уютно устроившуюся на парапете застекленной террасы девушку с огромной кружкой в руках. Она сидела ко мне полубоком и смотрела в окно. При этом выглядела так беззащитно, что во мне вдруг проснулись какие-то прежде смутно знакомые чувства — желание защитить, укрыть, спрятать от внешнего мира и его колючек.
— Непросто тебе сегодня пришлось, да? — я сел напротив. Парапет оказался довольно удобным, словно специально для того и придуман, чтобы сидеть и созерцать виды города. В подсвеченной искусственными огнями засыпающей столице была какая-то особая магия и умиротворение.
Энн не ответила. Вероятно, не хотела вспоминать о фанатах.
— Я никогда здесь не был, — перевел тему в другое русло. — Но, знаешь, в этом и прелесть. Я не знаю, где буду через месяц.
Я спонтанно высказал все, о чем думал в последние дни. О том, как люблю свою жизнь, несмотря на ее, порой, ненормальность и катастрофическую нехватку времени на отдых и развлечения.
Энн молчала, и мне подумалось, что зря я так разоткровенничался. Похоже, она не намерена сейчас вести пространные беседы. Но, взглянув на нее, убедился в обратном: она внимательно смотрела на меня, и глаза ее выражали интерес и сострадание. Что-то похожее на это.
— У меня есть классные фотки. Сегодня сделала. Хочешь взглянуть?
Она рванула к своей сумке так стремительно, словно от этого зависела ее жизнь.
Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке.
Вернувшись, Энн остановилась рядом со мной и открыла фотографии. На одной из них я стоял перед микрофоном, закрыв глаза и ощущая момент. В спину бил яркий софит, неоново-сиреневый. Одна рука придерживает гитару, другая безвольно опущена. И вроде нет в этой фотографии ничего особенного, просто запечатленный случайно миг, а взгляд не оторвать. Я не из тех, кто любуется собой, отыскивая в изображении достоинства и недостатки, и на эту фотографию смотрел отчужденно, больше как на красивый кадр. Действительно красивый. Поэтому просто не мог не высказать своего восхищения:
— У тебя хорошее чувство построения композиции.
— Это ты себя сейчас назвал композицией? — засмеялась она.
Энн продолжала листать фотографии, а я смотрел на экран фотоаппарата, но мысли мои убегали. Я думал об Энн. О том, что она думает обо всей ситуации. О нашем «романе». Думала ли она об этом хоть раз в ином ключе? Не только как о работе?
— Сбросишь мне потом? — произнес я, чтобы сказать хоть что-то. Боялся, что она заметит мое рассеянное внимание.
— Ага. С тебя сто долларов.
Мы посмеялись.
— Я спать, пожалуй. Спокойной ночи, — она улыбнулась, но как-то натянуто. Мне так показалось.
— Спокойной ночи, — произнес я на выдохе.
Меньше всего мне хотелось портить наши отношения.
Портить чем? Любовью?
Какая любовь, идиот?
А давно ли я вообще в кого-то влюблялся?
А, и ты выбрал ее как объект, на который можно излить свои чувства?
Она мне действительно нравится.
Нравится…
Я несколько раз мысленно повторил это слово, словно привыкая к нему. Да, Энн мне нравится.
Иди лучше спать, хренов романтик. Забыл, во сколько завтра подъем? Сегодня уже, если быть абсолютно точным.
Но даже выключив свет и забравшись в постель, я не мог отделаться от этих мыслей. Вслушивался в тишину, потому что совсем рядом, за стеной, была Энн. Вспоминал нашу первую встречу. Если бы этот идиот в аэропорту знал, что будет с ним через пару месяцев, он бы сошел с ума. Она мне совсем не понравилась. Показалась надменной. Охотницей за наживой.
Я помнил все, что думал тогда об этой девушке, и, сопоставляя с тем, что знал о ней теперь, не мог понять, когда всё случилось. Перемена была колоссальной.
И что теперь делать? Начать ухаживать за ней по-настоящему?
Я не мог представить ее реакцию. Она всё еще оставалась для меня большой загадкой.
С этими мыслями я и уснул, и встал с превеликим трудом, только после того, как децибелы голоса Пола достигли несносных высот, а угрозы поднять меня стали совсем изощренными.
Собрался за пару минут. Поделил с Энн оставшуюся в холодильнике минералку, осторожно глотая и грея каждую порцию во рту — посадить голос никак нельзя.
Тем же, что и вчера, проверенным путем через подземную парковку выбрались из отеля в тонированном автомобиле. Я усиленно пытался заставить себя проснуться, но тщетно. Может быть, на этот раз удастся уснуть в самолете.
— Ты выглядишь замученным, — сообщила Энн, поглядывая на меня с беспокойством.
— Да, мне не помешало бы выспаться, чтобы чувствовать себя лучше. Но пока такой возможности нет, — побормотал я, и тут же спохватился. — Нет, я рад, что живу такой жизнью. Но теперь, когда ты знаешь ее изнутри, ты можешь понять, что она из себя представляет.
Я задумался.
Вспомнил последнюю эсэмэску мамы. Она звала на пикник — у Шона день рождения — но вместо шикарного праздника они просто хотели устроить скромный ужин на природе. Хотели видеть меня. Но у нас арендована студия, и нужно срочно записывать музыкальный материал, потому что на следующий день опять вылет.
Я не хотел перечеркивать все и задвигать близких на задний план, и я всегда думал, что мне удается держать эту грань. Мы с мамой часто созванивались, я виделся с друзьями, поддерживал связь с отцом, хоть это и было непросто. А что, если я уже нарушил баланс, просто не замечаю? Когда я в последний раз видел маму не по скайпу? Или ходил на свидание с девушкой? Может, пригласить Энн?
Я взглянул на нее.
— Я боюсь упустить что-то важное…
Но прежде, чем успел продолжить, заметил вспышку.
Она снимала меня, пока я отвлекся! Это было так неожиданно, что я не знал даже, как себя вести.
— Ну, понимаешь, ты был очень фотогеничен в этот момент, — залепетала она со смущенной улыбкой. — Я просто не могла упустить момент. Думаю, это будет лучший кадр на моей персональной выставке.
Я выдавил улыбку, но, наверное, она получилась неубедительной.
— Расскажи что-нибудь еще, — попросила Энн, убирая фотоаппарат.
Момент был упущен. Нужно было позвать ее в ресторан в знак компенсации за мой моральный ущерб, за вторжение в личную жизнь, например. Не такая уж это и ложь. Она действительно вторглась без спроса. Ворвалась в мои мысли и навела беспорядок в них. Иначе как объяснить, что я постоянно только об этом и думаю?
— Ну…
А, была не была…
— О чем ты думаешь во время своих выступлений? — опередила меня девушка, даже не подозревая о моих планах.
— Бывает по-разному. Смотря в каком настроении нахожусь, — выдал я, пытаясь справиться с разочарованием и злостью на самого себя. Вот же болван! Быстрее нужно соображать.
— Бывает, и в плохом тоже?
— Да. Но во время выступления всё меняется, и возвращаюсь за кулисы я абсолютно счастливым, как будто меня зарядили по новой.
— И всё же? О чем? О девушках, например? — засмеялась она, изображая гримасу.
О девушках думаю после. Вернее, об одной из них. В последнее время.
— Вряд ли.
— Что, даже не разглядываешь фанаток, выискивая кого-нибудь посимпатичнее?
— Из-за ярких софитов совсем ничего не видно, — огорчил я ее, пожимая плечами.
— Какая жалость.
— А если серьезно, я всегда думаю о том, что в Лондоне по телевизору на меня смотрит мама, которая многим пожертвовала для того, чтобы я занимался тем, что люблю. И моя самая большая мечта — сделать её счастливой.
— Мне кажется, она должна быть счастлива оттого, что у нее такой сын.
Мысли всё еще разбегались, внушая надежду и страх одновременно. Да неужели это так сложно, просто бросить небрежную фразочку, мол: «Как насчет ужина сегодня вечером? Покажу тебе одно из лучших мест Лондона. Ну и должны же мы отметить твой первый выезд за границу, не считая Великобритании?». Ведь это так просто!
— Знаешь. Очень сложно найти человека, который будет с тобой искренним...
Вот ты в дебри забрался! Проще надо быть, проще!
— ..Очень сложно всё время думать: «Если бы всего этого в моей жизни не было, я бы понравился или нет?»
— И как ты с этим справляешься? — абсолютно искренне спросила она.
Я пропустил ее вопрос мимо ушей. Пожал плечами.
Говори!!!
— У меня есть один способ проверить это, — вдруг заявила она.
И во мне тут же вспыхнул азарт. О чем это она?
— Предлагаю тебе замаскироваться получше и разок сыграть в переходе. Если кому-то понравится, ты можешь собой гордиться. Это, конечно, не совсем та проверка, о которой шла речь…
Молодец, друг, она сделала всё за тебя. Хотя бы после этого ты сможешь позвать ее вместе поужинать?
— А мне нравится. Так и поступим, — и мы скрепили наш договор рукопожатием.