Глава 14

Всю следующую неделю я только и делал, что готовился к шоу. Билеты были раскуплены, до тура — считанные дни. Свободного времени совсем не было, однако я всё равно нашел время наведаться к Энн. И мы снова здорово провели время, обсуждая прошедшие в разлуке дни.

Возвращаясь в студию и готовясь к промывке мозга по поводу отсутствия новых песен, я вспомнил об обещании Энн. Мы должны отвезти Роззи в Москву на экскурсию. Поэтому прежде, чем Пол начал свою гневную речь, я выступил первым. Уже подготовил убедительный текст и начал претворять его в жизнь, но менеджер мрачно меня перебил:

— Не выйдет.

— Пол, ты пойми, это маленькая девочка, и на ее долю уже столько выпало. Ей совсем некому помочь, у нее одна только бабушка…

— Ларри, ты меня слышишь?

— Но почему, блин?! Ведь у нас есть для этого средства!

— Да, средства у нас есть, но мы всё же не всемогущие, — медленно, с расстановкой произнес он.

— Возникли проблемы с документами?

В тот момент до меня уже начало доходить, что именно он имеет ввиду, но я категорически отказывался принимать эту правду. Ведь это не может быть так. Человек, который только начал жить, не может умереть.

— Роззи умерла. Вчера вечером мне позвонили из Центра. Сказали, что твой номер не отвечает.

Да, я ведь недавно поменял его на новый.

— Я уже распорядился, чтобы им оказали всю необходимую помощь и с финансовой стороны тоже — знал, что ты об этом попросишь, — продолжал Пол. — На этом всё. Отпустить тебя на похороны я не могу, и не проси. Сегодня у тебя съемки в студии, помнишь?

Я кивнул на автомате. Голова разрывалась от мыслей. Душа металась от боли.

Я не знал, говорить ли об этом Энн. Рано или поздно она всё равно узнает, спросит об этой девочке.

А если говорить, то как? Будет ли она плакать?

Блин…

У меня было сорок минут, чтобы собраться с мыслями, а потом улыбаться и вести себя, словно ни в чем не бывало. Я почти не общался с этой маленькой пациенткой Центра, она больше была привязана к Энн, но то, что случилось, хоть и было, увы, предсказуемо, ранило очень больно. Вот так, в один миг, кончается жизнь. И неважно, сколько тебе лет. Здесь выбираем не мы. Здесь человек совершенно беспомощен.

Я уже совершенно про это забыл через несколько дней — замотался, и вопрос «говорить или нет» просто выпал из головы. А когда мы через неделю встретились в студии с Энн, я успел выйти за кофе, а когда вернулся, по гнетущей витающей в воздухе тишине и ее абсолютно растерянному взгляду обо всем догадался. Не сразу, но догадался.

Пол ей сказал. Или она подняла эту тему. Но теперь она точно знает. И я даже не представляю, что она чувствует. Пол вряд ли задумывался о том, чтобы его слова звучали не слишком жестко и равнодушно.

Энн стремительно рванула к двери.

— Куда ты? — я успел метнуться и перегородить ей дорогу.

Плевать, что подумает Пол. Он не дурак, давно уже обо всём догадался.

— Тебе нужно на репетицию, — отчеканила она, не поднимая глаз и, оттолкнув меня, рванула прочь.

Я хотел помчаться за ней, но Пол успел это предусмотреть и схватил меня за руку прежде, чем я сделал шаг.

— Не вздумай. У тебя сейчас запись, потом репетиция.

— Ты не понимаешь что ли…

— Нет, это ты не понимаешь! — взвился Пол. Голос его звучал угрожающе. Вообще-то, повышает голос он не часто, если не сказать — почти никогда. Видимо, его эта ситуация тоже здорово накалила. — Если ты хочешь за кем-то ухлестывать — дело твое, я слова не говорю, ты и сам это видишь. Но когда дело касается работы, будь добр выбросить из головы все посторонние мысли.

Посторонние?

— Ты песню написал?

— Нет.

— Отлично. Я так и думал. Пора с этим заканчивать.

— С чем?

Как будто я и сам не знал, с чем.

— Сейчас пойдем отслушивать материал — тот, что нам прислали.

— Прислали? Кто?

Я был растерян. Совершенно подавлен. Мыслями и душой я всё еще был с Энн. Думал, где она сейчас и в каком состоянии. Думал о том, что я должен быть рядом. А я здесь. И ничего не могу поделать.

Я с размаху запустил кулаком в стену, но в последний момент одумался и замедлил скорость удара, так что Пол, стоявший в этот момент спиной ко мне, ничего не заметил.

Блин! Блин! Блин!

Я судорожно вытащил из кармана джинсов мобильный и набрал ее номер. Через пару гудков зазвучали короткие. Не хочет общаться.

Пол что-то вещал о музыке и о грядущем туре. Да, тур. Промо-акция? Завтра? Отснимем.

Я механически кивал на все его реплики, и моя рассредоточенность от него не укрылась.

— Ларри, я предупреждаю тебя в последний раз: с этим нужно что-то делать. И если в ближайшее время ты не разберешься с этим сам, это сделаю я.

Что он имел ввиду? Нужно было узнать. Но я был в таком подавленном состоянии — между «здесь» и «там», что даже не смог вовремя отреагировать.

Не смог и ладно. У меня не было никаких оснований принимать эти угрозы всерьез. Были проблемы и посложнее. Мне так казалось.

Мы кое-как отслушали материал. Что-то Полу нравилось, что-то нет. Я отметал все варианты. Это был не мой стиль, не моя рифма. Я не мог пронести это через душу. А если нет — какой смысл тратить на это время и деньги?

— Пол, пожалуйста, дай мне еще немного времени.

— У тебя его было более чем достаточно.

— Песня будет завтра. Я обещаю, — добавил для вескости.

Менеджер смерил меня недобрым взглядом, но согласился.

— Завтра, — подняв в воздух указательный палец, предупредил он.

Я кивнул. И отправился в студию — свой маленький мирок, где в следующие три часа были лишь я и гитара.

Работа не клеилась. Мысли убегали куда-то далеко. К Энн. Как она? Думает ли о том, что меня нет сейчас рядом?

Именно эта проскользнувшая в голове мысль и дала толчок.

Пальцы заскользили по струнам.

Я протягиваю руку,

Но ощущаю лишь пустоту —

Тебя нет рядом…

Потом еще:

Я преодолел бы все препятствия,

Чтобы быть рядом.

Я хочу сказать тебе то,

Что никогда еще не произносил словами,

Но тебя нет рядом.

В какой-то степени это было похоже на самобичевание, но музыка и слова рождались одновременно — именно так, как я чувствовал сейчас. И я уже представлял себе, как это должно звучать. Сначала вступают клавиши. Четыре аккорда. Нет, восемь. Потом плавно подключаются остальные инструменты. Затягивать с проигрышем не будем. Музыкальное соло между куплетами здесь тоже включать не нужно. А вот перед последним припевом можно.

Пол опять скажет, что я сочиняю слезливые песенки. Но что делать. Условия о том, в каком ключе должна быть композиция, поставлено не было.

В итоге текст получился весьма приличным. И я, набросав мелодию частично на партитуре, частично — записав на диктофон телефона, вновь предпринял попытку позвонить Энн. На этот раз она взяла трубку. Но голос звучал не очень уверенно.

Всё, что я мог предпринять — пригласить ее в студию, хотя шансы, что она согласится, были ничтожно малы. Нам было сложно разговаривать. И я не очень понимал, как вести себя в этой ситуации. Отчего-то я чувствовал и свою вину в произошедшем, хотя в чем она могла быть? В том, что не сказал сразу? Не оказался рядом с трудный момент? Блин!

Я запустил руку в волосы и сделал глубокий вдох. Хватит. Самобичеванием вряд ли чему поможешь.

Неожиданно Энн согласилась, и уже через сорок минут открыла дверь студии. Я к этой минуте успел навести здесь некое подобие порядка (и с каких пор меня это так беспокоит?), но, увидев ее — бледную и растерянную — сразу же стушевался. Снова.

Чувства и разум вступали в конфронтацию. Когда ты хочешь броситься человеку навстречу, заключить в свои объятия, но понимаешь, что этим можешь лишь отпугнуть и оттолкнуть. Приходится сдерживать себя. А это непросто.

— Мне так плохо… — просипела она, не поднимая глаз. И я снова увидел слезы. — Сыграй что-нибудь, — попросила, устраиваясь с ногами на скромном диванчике в студии.

На секунду я застыл в раздумье. Сыграть? Что? Новую песню? Но вдруг она причинит ей еще больше боли? И я решил, что сыграю только мелодию новой песни, без слов.

Так и сделал. Устроился у окна и принялся играть, поглядывая на Энн лишь изредка, чтобы не смущать.

Она лежала на диване, свернувшись клубочком, став совсем маленькой и беззащитной. Плакала ли? Не знаю.

Я продолжал играть, как заведенный. Одну мелодию, другую. Всё без слов. Что-то из школьного репертуара. Пока она наконец не уснула. И вот тогда у меня появилась наконец возможность побыть рядом с ней. По-настоящему рядом.

Я тихо отставил гитару, присел перед Энн на корточки и несколько секунд смотрел на ее расслабленное лицо, приобретшее наконец черты умиротворенности. Осторожно убрал волосы, упавшие на лицо. Мне так хотелось ее защитить! Но что я мог сделать?

— Спи спокойно, — прошептал я, губами касаясь ее запястья.

Долго ли это продолжится с нами? Это чувство и возможность быть вместе хотя бы вот так, ненадолго, урывками?

Я укрыл ее своим пиджаком, погасил свет и полулежа-полусидя устроился в кресле в противоположном углу комнаты. Поворочавшись немного и запрокинув голову, чтобы было удобнее спать, я через сорок минут или час наконец-то уснул. Обычно сразу же вырубаюсь, а тут… мыслей было много… разных. И о сущности жизни, и о том, кому какой путь предназначен. Кто-то живет всего несколько лет — только появился, и сразу ушел, а кто-то живет много лет. Не хочет жить, а живет. Старики, которым эта жизнь уже в тягость. Почему так? Каждому свое? Конечно. Только легче от этого понимания не становится.

Слишком запутанно. Слишком сложно. Поэтому столько ошибок. Столько мгновений, которые не перепишешь. Обратной дороги нет. Есть дорога только вперед. Всё это, разумеется, правильно. Буксовать и рефлексировать некогда. За это я и благодарен моему темпу жизни — здесь почти не бывает остановок в пути. Всё время вперед.

А если я упущу что-то важное? Любовь? Может ли быть так, что Энн и есть моя любовь? Не знаю.

Закрыл глаза, вдохнул.

Я ничего уже не знаю.

Загрузка...