На следующий день я не образумился.
И еще через день — тоже.
Постоянно думал об Энн, даже пытался отыскать в Интернете что-нибудь новое, вбив в поисковике ее имя вместе с тем, ставшим мне ненавистным. Безрезультатно. Новостей больше не было.
Может, и впрямь…
Тогда почему она не звонит, чтобы всё объяснить мне? Почему это всегда должен делать именно я?
Через неделю я приехал в Лондон на съемки очередного музыкального шоу и остался там на несколько дней. Но так и не встретился с Энн.
Мы не общались уже семь дней. Семь долбанных дней, и когда-то это казалось нам невероятным количеством времени, проведенным друг без друга. Но мы смогли его преодолеть в одиночку. Также, как сумели тогда год практически не общаться друг с другом.
Уезжая из Лондона, я наведался в студию, где за пару часов записал новую песню. Обязательно включу ее в новый альбом, чего бы мне это не стоило.
И даже когда самолет уже взмывал в небо, я думал о том, как несправедлива и как причудлива жизнь. Кто виноват? Судьба? Или это мы, люди, сами портим написанный для нас сценарий?
Я включил на телефоне демо той самой новой песни и несколько раз прослушал, отыскивая недостатки. Но на самом деле каждый раз с болью погружался в свои воспоминания. Эта песня — кровавый кусок моего сердца, который я хотел вытащить из себя, словно занозу, представить публике и, главное, ей. Сказать: «Смотрите! Смотри и ты! Я был с тобой честен. Даже когда думал, что притворялся. С самого начала».
Только всё это зря. Потому что мы расстаемся уже в тысячный раз.
Какую там предыдущую песню я ей написал? «Рассвет утраченной мечты», кажется? Значит, эту логичнее будет назвать «Полночь нашей любви». После любого рассвета рано или поздно опять будет ночь. У всего есть конец и начало. Мы пытались продлить наше чувство, но оно изначально было построено на обмане и недоверии. Мы были разными с самого первого дня. С рождения.
Плевать.
Я буду бегать каждое утро, встречая рассвет в Лос-Анджелесе, как и мечтал, и, возможно, скоро переберусь туда насовсем. И даже если буду проездом в Лондоне, мы вряд ли встретимся. У нас есть одно общее место — спуск к Темзе, куда я вряд ли уже вернусь. У нас есть общие воспоминания, и я бы с радостью избавился от некоторых из них, но, увы, нахожусь уже не в том возрасте, чтобы верить, что удаленные с телефона фотки или выброшенные в мусорку вещи могут помочь от чего-то избавиться. Сердце не заменить, оно одно на всю жизнь.
Здорово, думал я когда-то, если бы у каждого человека с рождения было два сердца. Ты бы мог отдать одно любимому человеку, но только раз в жизни. И если его разобьют — ты умрешь.
Если бы это сбылось, я бы давно отдал сердце своей любимой. И сейчас был бы мертв. Или даже раньше, потому что мы слишком часто делали больно друг другу.
«Не говори мне, что ты не понимаешь, о чем идет речь.
Я всегда обещал, что буду тебя беречь.
Но если он справляется с этим лучше меня —
Я отпускаю тебя со своего корабля…»
Самолет плавно передвигался вперед над облаками, подсвеченными желтовато-оранжевым тоном. А где-то далеко был виден краешек заходящего солнца. Вот и всё, что осталось от некогда большого и яркого, согревающего и ослепляющего светила — последние неяркие лучи. Как подарок. Как воспоминание. Последние жалкие крохи, напоминающие о том, каким прекрасным был ушедший день, и что больше он не повторится.
— Сколько нам еще лететь, молодой человек?
Я не сразу понял, что это мне. Вытащил один наушник.
Женщина средних лет с седыми уже волосами, но потрясающей улыбкой и лучистыми глазами. Я чуть-чуть улыбнулся в ответ — настолько, насколько хватило сил. Взглянул на часы.
— Четыре с половиной часа.
— Сегодня самый потрясающий закат над облаками, который я когда-либо видела, — перевела она взгляд в сторону иллюминатора, возле которого я сегодня сидел.
— Хотите, поменяемся с вами местами?
Она изумилась. «Неужели есть ненормальные, которые отказываются от созерцания такой красоты?» — явно читалось в ее глазах.
Но у меня были свои мысли на этот счет.
— Хочу поспать, — ответил на это, и первым уступил место.
Рейс прибыл в Международный аэропорт Лос-Анджелеса вовремя. Я сел в ожидавшую меня машину и отправился на запись в студию.
Новый город — предпоследний в этом осеннем туре — только завтра. Сегодня я хочу доработать ту новую песню и показать ее Мэтту.
Пролистывая по дороге ленту новостей, я наткнулся на один интересный заголовок, и не мог пройти мимо.
«Кровавая история на премии современной популярной музыки в Лондоне».
Я не смог посетить ее вчера, потому что был занят на съемках. Награду за лучший клип и лучшего исполнителя, которые я, судя по тем же статьям из СМИ и редким поздравлениям от коллег по музыкальному цеху, получил заочно, мне обещали передать в студию.
Так, значит, я пропустил вчера что-то интересное?
Щелчок пальцем по заголовку, секунда на загрузку, и первым в моем смартфоне появляется ненавистное лицо «двойника».
Я не успел даже толком подумать, хочу ли это читать, как глаза уже скользнули по строчкам под заголовком. И этого я, признаюсь, ожидал меньше всего на свете.
«Энсел Сейдж после выступления на музыкальной премии порезал вены из-за любви к бывшей девушке Ларри Таннера»…
Конец второй книги