Часть выступлений всё же пришлось отложить. Однако от интервью и съемок, на которых я мог сидеть, и никто не видел бы мою ногу, я не собирался отказываться.
Энн в этом вопросе придерживалась нейтралитета. Только сказала:
— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь. И не будешь переступать границы, чтобы навредить себе еще больше.
— Не буду, — пообещал я, целуя ее в висок.
Теперь у меня было больше времени, чтобы тщательнее разработать свое выступление на музыкальной премии в Лондоне. По прогнозам врачей, к этому дню мне уже должны будут снять фиксацию, и я смогу почувствовать себя нормальным человеком.
Съемки клипа тоже пришлось передвинуть. Несмотря на то, что сюжет на этот раз был незамысловатый, и ставка больше делалась на графические эффекты, главный герой-калека всё равно не вписывался.
Были в моем вынужденном отдыхе и плюсы. Мы смогли больше времени провести с Энн. Почти каждый вечер выбирались куда-нибудь и ужинали вместе или заказывали еду на дом, устраивая романтические посиделки. Несколько раз «гуляли» по городу, любуясь достопримечательностями Лондона из окна автомобиля, потому что полноценно прогуливаться я был не способен. Один раз сходили в кино — зашли вместе, а в фойе меня рассекретили. Поэтому мы сделали вид, что пришли по отдельности. Я раздавал автографы и фотографировался, отвечал на вопросы о своем здоровье, из-за чего немного опоздал на сеанс и пробирался к своему месту на ощупь. Зато меня никто не заметил — в плане, как Ларри Таннера — потому что не заметить парня с костылями в принципе невозможно. Мы с Энн спокойно посмотрели фильм и вышли порознь, встретившись в ресторане неподалеку и отлично завершив этот день с пользой и для души, и для желудка.
У моей любимой девушки дела тоже постепенно шли в гору. Ее официально взяли в штат одного небольшого свадебного агентства, где работал молодой интернациональный коллектив. Заказов было немного, и, по подсчетам Энн, зарплаты за месяц едва должно хватить на оплату жилья.
Мое предложение о помощи она в очередной раз категорически отвергла. Это что-то из разряда жизненных принципов, я так понимаю.
— Хорошо, что я накопила кое-какую сумму… Возможно, в будущем найду подработку. Я уже разместила в Интернете объявление о своих услугах фотографа для частных фотосессий, и одна русская семья заинтересовалась, мы сейчас обсуждаем детали.
Она горела своей идеей, и этот азарт мне был знаком.
— Я знаю, сложно стать знаменитым фотографом в чужой стране, тут и своих профи хватает, а я даже на это звание не тяну. Но это то, что мне так нравится. Это такое счастье, помогать людям увидеть себя красивыми, счастливыми, помочь раскрыться в кадре, запечатлеть их счастливое событие на долгие годы!
Я отлично ее понимал, потому что чувствовал нечто похожее, когда выходил на сцену, или когда на улице мне говорили, что я делаю их счастливее, помог помириться с парнем, понять что-то в жизни, поверить в свою мечту.
Две недели благодаря нашему продуктивному общению пролетели гораздо быстрее, чем я ожидал. И мне было даже жаль, что совместное времяпровождение вновь придется урезать. После премии в Лондоне я должен был лететь в Лос-Анджелес на двухдневные съемки клипа, а уже на следующий день начинался тур по Америке.
— Поверь мне, без работы ты не останешься, — усмехнулся я. — Пока ты знакома со мной. Может, нам замутить что-нибудь совместное, м?
Энн задумалась, держа на весу высокий бокал с розовой жидкостью — какой-то безумно приторный безалкогольный коктейль. Я пробовал.
— Я бы не отказалась. А тебе не нужно согласовывать это с менеджером?
— Этот вопрос я решу. Слушай, можно даже устроить так, чтобы ты провела фотосессию для альбома. Только нужно придумать что-то супер-оригинальное.
— Например, под водой?
— Вроде того.
— И чтобы вода была холодной. Чтобы в кадре были видны мурашки.
Я взглянул на нее с нескрываемым удивлением, готовый рассмеяться в любой момент.
— А ты жестокая.
— Ради творчества ведь нужно идти на жертвы, правда? И чем больше жертвы, тем круче. Будешь потом рассказывать в интервью про свою самую жесткую съемку.
— Если смогу и не слягу с ангиной на пару месяцев. Но, вообще-то, я серьезно. Даже устроим тебе пробы.
— Что? Мне? Пробы?
— Ну, мы же должны проверить вашу профпригодность, мисс Княгинина. Слушай, ты не думала взять псевдоним? Это очень сложно для британцев.
— Например?
— М-м-м… Свон[1].
— Что?
— Не нравится?
— Я просто хочу понять, где здесь логика. Почему именно Свон?
— Первое, что пришло в голову, — пожал я плечами.
— Может, лучше Поттер?
— Если ты хочешь… Энн Поттер, — тут же повторил я, пробуя это сочетание на слух, и не сдержал смех. — Как-то комично. Лучше не надо.
С псевдонимом мы так ничего и не решили. Но свое слово я сдержал и в день проведения премии вручил ей пригласительный как журналисту.
— Извини, только это и удалось раздобыть. Сделаешь пару снимков, я отошлю их менеджеру, и мы решим по поводу обложки. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы тебя утвердили.
— А как же честность и неподкупность?
— Я не собираюсь никого подкупать. Просто у меня есть веское право голоса, — засмеялся в ответ.
— А-а-а… Ну тогда это в корне меняет дело.
С раннего утра я примчался на концертную площадку, соскучившись за эти дни по настоящему драйву сцены и крикам зрителей. Успел осмотреть площадку, настроить гитару, немного порепетировать и проверить звук вместе с музыкантами и звукорежиссером. Позже стали подтягиваться и остальные артисты, поэтому мы спокойно отдыхали в гримерке, сделав все необходимые приготовления к своему выступлению.
Торжественная часть начиналась в семь часов вечера, так что я успел еще съездить на два интервью, а после, оставив гитару в гримерке, отправился на грим — здесь все было расписано строго по времени. Потом позвонил Энн, убедился, что она добралась и заняла свое место на трибунах для прессы.
До начала мероприятия оставалось всего двадцать минут. Мое выступление было третьим, и я уже чувствовал этот трепет внутри. На сборных концертах трудно уделять должное внимание качеству звука — под каждого артиста не подстроишься на сто процентов. А всё равно хотелось, чтобы выступление прошло так, как надо.
Я зашел в гримерку, закрыв за собой дверь и, как обычно, собираясь провести десять минут в тишине, чтобы настроиться и немного распеться.
И тут мне бросилась в глаза эта картина…
Моя гитара стояла расчехленной, с перерезанными струнами — словно искалеченная душа. Злоумышленник даже не потрудился стереть следы преступления. Мой искореженный инструмент сразу бросался в глаза, стоило переступить порог.
Я никогда прежде не сталкивался с таким цинизмом. Я слышал про жестокость шоу-бизнеса, и до меня доходили слухи, что некоторым девушкам-звездам, чаще моделям, портили платья, подсыпали в косметику всякую гадость. Но в том, чтобы испортить дорогостоящий инструмент, была особая бессердечность. И дело здесь даже не в цене. Для музыканта гитара становится чем-то вроде правой руки. Конечно, можно подобрать и заменить струны, ее хотя бы не разбили — и на том спасибо, — но как теперь выступать? И тур через три дня…
Я в два прыжка оказался перед своим инструментом, сел на корточки и провел рукой по струнам, которые больше никогда не зазвучат. За что? Кому это нужно?
Прежде, чем я успел собраться с мыслями и что-то предпринять, дверь за моей спиной распахнулась, и раздался бодрый голос бас-гитариста:
— Ларри, нам пора. Открытие через пять минут, а еще надо выбраться к сцене через эти петляющие коридоры. Ларри?
Я отодвинулся в сторону, чтобы он мог увидеть.
Джеймс выругался и подошел ближе, также, как и я, не веря своим глазам.
— Вот блин! Уроды! Кто это мог сделать?
— Я не знаю, — устало произнес я, закрывая на миг глаза.
Теперь собраться было гораздо сложнее. Возможно, именно на это и было рассчитано преступление — иначе случившуюся экзекуцию просто не назовешь.
— Мы же не можем отменить выступление.
Я кивнул.
— Знаю.
— Будешь петь без гитары?
— Номер от этого пострадает, — произнес я очевидную истину.
— Мы с ребятами постараемся что-то придумать. Ты не отчаивайся, — он тронул меня за плечо. — У меня в Нью-Йорке есть друг, он занимается инструментами. Он тебе за пару дней ее подлатает, будет как новенькая. Я договорюсь.
Я снова кивнул. Сил даже на то, чтобы произнести слова благодарности, не осталось.
Душа кипела от негодования. Кто? И зачем?
Ответа, и даже догадок у меня не было.
Да и что бы это дало? Пошел бы мстить? Вряд ли. Но, может быть, это что-нибудь прояснило бы.
Мы с Джеймсом вышли и двинулись в сторону сцены.
— Ребята там? — уточнил я, чувствуя себя неуютно от того, что не хватает в руках инструмента. Я как будто оставил своего умирающего верного друга.
— Должны быть.
Мы подошли за минуту до старта. Парни — клавишник и барабанщик — глянули на меня с изумлением.
— Ларри, а где гитара?
— Нет гитары, — ответил за меня Джеймс. — Струны порезали. Что за гад, а? Я б ему лично рожу поправил.
— Что сделали? — лица у обоих вытянулись, а тут и менеджер подоспел.
То, что произошло дальше, я никак не мог ожидать.
— Это Пол, больше некому, — заявил Тим — барабанщик. И, заметив удивленные лица, пояснил. — Я его видел за полчаса до. Он выходил из твоей гримерки, сказал, что хотел передать привет, мол, давно не виделись. Вроде как у тебя все хорошо, и он этому рад. Я и подумать не мог…
— Это не он, — встрял я. — Зачем ему это?
— Разве не очевидно? Он всё еще злится, что оказался ненужным, а ты продолжаешь взрывать стадионы своими хитами.
Я помотал головой. Чушь какая-то. В голове не укладывается.
Наверное, я бы так и не поверил в это, если бы через пять минут не увидел своего бывшего менеджера. Он заметил меня и мой пытливый взгляд, пытавшийся просканировать его и понять, правда ли это, и улыбнулся. Улыбнулся победно, так, что все сомнения разом отпали. Я хорошо знал его.
— Удачного выступления, Ларри! — мимоходом произнес он, похлопывая меня по плечу.
Через секунду я рванулся за ним, намереваясь сделать с ним то же, что он — с моей гитарой. Ведь он как никто знает, как дорог для меня мой инструмент! Для любого музыканта он важен.
— Куда? — прошипел мой новый менеджер, хватая меня за плечо и рывком разворачивая на себя. — Ты не понимаешь? Ему только это и нужно. Чтобы ты вышел из себя, потерял контроль, сорвался. А его ребята уже стоят с камерами наготове, чтобы заснять это и выставить в выгодном для себя свете. Ты должен быть выше этого, Ларри.
— Мало тебе того, что гитары нет, еще и с финглом, в разорванной рубахе собираешься выйти? — поддержал его Джеймс. — Успокойся, брат. С ним мы потом разберемся. Сейчас ты должен выдохнуть и показать всем лохам вроде этого, чего ты стоишь на самом деле. Ты же кремень, разве не так?
И я доказал. Когда зал взорвался аплодисментами, встречая и провожая меня. Когда все тридцать тысяч человек пели вместе со мной. Когда в номинации «Лучший британский артист» назвали мое имя и предоставили право произнести речь победителя.
Я не сдержался.
— Я хочу сказать спасибо всем вам! Всем, кто устроил этот незабываемый праздник, тем, кто пришел на него и поддерживает нас, артистов, каждый день. Мы это чувствуем. Спасибо вам! Это так волнительно, держать в руках эту награду. Хотя я уверен, что каждый, кто вышел и выйдет сегодня на эту сцену, достоин звания «лучший артист». Вы согласны?
Время на небольшом экранчике тикало, подсказывая мне, что на слова благодарности осталось всего полминуты.
— Я хочу поблагодарить всю свою команду. Всех тех, кто со мной сейчас и кто был с самого начала. Человека, который вывел меня в этот огромный мир шоу-бизнеса и позволил показать свое творчество всей планете. Он в меня всегда верил, и я это чувствовал. Спасибо, Пол. Спасибо вам всем!!! — выкрикнул я, размахивая статуэткой и кланяясь зрителям.
— Ты молодец, — встретил меня за кулисами Тим, похлопывая по плечу. — Ты ему показал, что ты выше всего этого говна.
Я усмехнулся и отправился в зал, где для артистов стояли столы с едой и напитками. Расслабиться не получалось, я все время думал о произошедшем. Но, по крайней мере, мы все-таки выступили.
В этот вечер была еще одна номинация: «Новый британский артист», и я узнал, что у Пола теперь новый подопечный. Парню лет двадцать, чем-то смутно похож на меня в те времена, когда я тоже только начинал свой творческий путь. Тоже с гитарой, идеально отрепетированный образ, песни о жестоко разбитом сердце. Он что, пытается сделать из него мою копию?
Те же самые мысли высказал и мой менеджер, когда мы встретились в гримерке после выступления. Ребята звали отметить успех и пытались расшевелить меня, убеждая, что с гитарой всё будет в порядке — завтра же доставят в Нью-Йорк. Но настроение было не то, чтобы тусить и веселиться. Да и Энн ждала нашей встречи, ведь завтра я улетаю в Лос-Анджелес, и когда мы встретимся снова еще не понятно.
Вместо отпадной тусовки на тридцать третьем этаже небоскреба с красивым названием «Осколок», мы провели тихий, почти семейный, но оттого не менее уютный и запоминающийся вечер в ресторане «Хаккасан». У него интересное расположение — с неприглядной, в общем-то, улицы лестница уводит в чуть освещенное помещение с чарующей атмосферой. Современная китайская кухня, отменные морепродукты, разнообразие фирменных блюд вроде серебристой трески, вымоченной в шампанском и китайском меду. Мы заказали суп. Потом принесли крабов. Они были завернуты в капустные листы и политы белым соусом. Энн сказала, что это похоже на русское блюдо — голубцы. Оказалось, только на вид, потому что когда мы откусили их, обнаружили, что крабы завернуты прямо в панцирях. Для китайцев обычная вещь, вероятно. Но вкусно.
Еда и напитки здесь подавались в красивой посуде, изысканность была во всем.
Бармен за стойкой творил чудеса и надолго отвлек внимание Энн, я даже стал ревновать, о чем в шутку ей и заявил.
Отсюда, насытившись, мы отправились на прогулку. Энн все еще беспокоилась о моей пострадавшей ноге, хотя гипс сняли два дня назад. Однако ресторан находился в центре, так что далеко идти нам не пришлось. А шли мы… да-да, на спуск к Темзе, сами того не ведая. На каком-то подсознательном уровне, может. Вышли и засмеялись. Ну да, это место для нас священно. Столько с ним связано. И мы это всё вспоминали, пока Энн не продрогла, и я, вопреки всем протестам, вызвал такси и сам с ней поехал, поднявшись в квартиру и убедившись, что теперь-то с ней точно всё будет в порядке и она не решит вдруг куда-нибудь деться.
— Когда ты вернешься? — прижимаясь к моей груди на пороге, спросила она.
— Не знаю.
На самом деле, я знал, что ближайшие две недели точно здесь не появлюсь, но не хотел заранее ее расстраивать. Может быть, еще получится выкроить время и хоть на пару часов прилететь?
— Обещай мне звонить.
— Обещаю.
Она вздохнула и отстранилась.
— Всё, иди. Иначе мы просто не сможем расстаться.
Я приник к ее губам, желая лишь одного: чтобы этот миг продлился как можно дольше. И пусть это всё — возвращение домой в одиночестве, вечерний душ, беспокойный сон, утренние поспешные сборы, рейс, репетиции и концерты — останется пока в моем будущем.
Я хочу побыть с ней. Хотя бы немного.
Хотя бы чуть-чуть подольше…
[1] Лебедь (англ.)