— Ларри… Ларри!
Я сплю. Я же только лег, неужели уже снова утро?
— Ларри!
На этот раз до моего сонного сознания дошло, что голос женский, и он принадлежит Энн. Я открыл глаза и вскочил, принимая сидячее положение. В комнате было темно — хоть глаз выколи. Может, приснилось?
За дверью опять послышалась возня, причем очень близко.
Я включил светильник, натянул валявшиеся возле кровати брюки и открыл, не совсем понимая, в чем дело.
Понимание пришло позже, когда я увидел за дверью, прямо перед собой, испуганное лицо Энн и слезы в ее глазах.
— Пусти, пожалуйста! Там…
Объяснять, что там, не пришлось. Я выглянул наружу и увидел самодовольную рожу Дика. На секунду у меня сжалось сердце (и кулаки, само собой). Но растерянно стоящая передо мной сейчас девушка была важнее, и я не хотел напугать ее еще больше. Поэтому решил воздержаться от разборок здесь и сейчас. Завел ее в комнату, закрыл дверь на ключ.
Несмотря на то, что свет был приглушенным, слезы на щеках Энн были видны отлично.
— Прости, что разбудила, — пролепетала она.
Но о сне уже не было речи. Я думал лишь об одном: успел этот выродок что-то с ней сделать или нет? И боялся спросить.
— Не плачь. Пожалуйста, — присаживаясь на корточки, неумело отер ее слезы и взглянул в глаза.
Энн избегала моего взгляда, и я терялся в догадках. Я понятия не имел, как нужно вести себя в такой ситуации. Поэтому и упустил момент самоконтроля. Очнулся, только когда мои губы слились с ее.
Что я делаю?
Поверь, если бы ей не нравилось это, она бы давно тебя оттолкнула.
Я не мог от нее оторваться. Словно хотел сейчас доказательств, что она ко мне тоже чувствует что-то. Что она моя девушка. Моя, по настоящему. Моя, а не Дика. Моя, а не какого-нибудь парня из России.
Я лишь хотел, чтобы этот момент продолжался. Хотя бы еще секунду, ещё…
— Нам не следует… — прерывающимся голосом произнесла Энн, одной рукой упираясь мне в грудь — не очень, впрочем, уверенно, а второй сжимая мое плечо, словно ища опоры. И я готов был стать для нее чем угодно.
Я… блин, да что это? Я влюбился?
А потом она начала нести какую-то чушь. Я мысленно просил ее замолчать, потому что это было совсем не то, что я чувствовал. Совсем не то, что мечтал услышать.
— Мы слишком поддались этой игре и сами в нее поверили. Но это не по-настоящему…
Не по-настоящему? Это не по-настоящему, Энн?!
Тогда что, по-твоему, настоящее? Деньги на карточку после очередного выхода в свет? Что, блин?
— Может, просто забудем об этом?
Отлично. Если это — лучший для тебя выход, пусть будет так.
Прощай, влюбленный идиот. Можешь писать песни о том, как тебя променяли на деньги. Бросили. Отвергли. Показали, что даже со своей славой ты нужен далеко не всем.
Я сжал губы, вдохнул через нос, и только после этого, стараясь, чтобы голос звучал ровнее, произнес то, что она и хотела услышать:
— Поверь, я тоже не хочу, чтобы об этом узнали.
— Отлично, — кивнула она, поднимаясь с постели и делая шаг к двери.
— Ты можешь остаться здесь, — запоздало окликнул я, заранее зная, каким будет ответ.
Она ушла, тихо закрыв за собой дверь. Я еще пару секунд прислушивался к шагам в коридоре, чувствуя себя разбитым. Чтобы удостовериться до конца, что Энн спокойно добралась до своей спальни и этот придурок убрался восвояси, выглянул в коридор. Было тихо. Казалось, что в доме никого нет, но я был уверен, что здесь по меньше мере пятнадцать человек.
Закрыв дверь, упал в кровать и закрыл глаза, надеясь, что сон мне поможет. Но сон всё не шел.
Я зажег экран мобильного — 05:25. А завтра… сегодня, то есть, еще один загруженный день. Я же хотел спать, почему же не спится?
Я принял полусидячее положение и открыл наши фотки. Я не то чтобы стеснительный, так что не могу разглядывать человека, когда он передо мной, но некоторые черты лица Энн все же не знал. Например, что глаза у нее всё-таки светло-карие. Убедился в этом, приблизив несколько фотографий. А когда она улыбается, с левой стороны у губ появляется небольшая морщинка. Я не замечал этого раньше. У меня не было возможности смотреть на нее, наши взгляды всегда были направлены прямо перед собой, в объективы фотокамер. Да и просто потому, что меня не интересовала ее личность. Я воспринимал ее как часть работы, как… стойку микрофона в студии звукозаписи или примерку перед очередной съемкой — это нужно для работы. А теперь всё изменилось. В какой момент, когда, я и сам не знаю. То ли это привычка, то ли любовь…
Но проучить придурка Дика всё-таки стоит.
С такими мыслями я всё-таки провалился в сон еще на полтора часа, а потом, проснувшись от звонка телефона, долго не мог понять, утро уже или нет. В комнате было темно, шторы задернуты.
— Да, — ответил охрипшим голосом.
— Привет, Ларри! Не забыл, сегодня съемки?
— Помню.
Что за съемки? О, Боже… Давай, просыпайся. Так-так-так… Точно, реклама зубной пасты. О, нет, только не это.
— Планы поменялись, они хотят видеть вас с Энн. У тебя есть какие-нибудь ее контакты в соцсетях? У нее телефон недоступен. Или ты за ней сможешь заехать?
— Есть, — соврал я. Не хватало еще, чтобы Пол за ней заехал и не обнаружил дома в такую рань. — Мы приедем.
— Потом интервью, а после приезжай ко мне, нужно кое-что обсудить.
Лучше бы он не затевал это кое-что. Но тогда я об этом не знал и хотел только спать, поэтому сонно пробормотал о том, что всё понял, и отключился.
Позволив себе еще три минуты валянья в кровати, с огромным трудом оторвал свое бренное тело, заставляя его принять вертикальное положение, и отправился в ванную.
Пять минут контрастного душа немного привели меня в чувство, и хотя грядущие планы — съемка в рекламном ролике, не слишком уж вдохновляли, я готов был к новому дню. Скоро начнется тур, вот где наверняка будет весело.
Спустившись на кухню, налил холодной воды из кулера и встал к окну. Над городом уже занимался рассвет. Бледно-оранжевая полоска света неровным краем расстилалась над крышами домов.
Как всё быстротечно. И ночь, которая, казалось бы, только что укутала город в полог темноты, и утро, которое снова сменится ослепительным солнечным днем (или хмурым и ненастным — это как повезет), а после и этот день растворится, словно и не было.
От философских размышлений меня прервал насмешливый голос из-за спины:
— Доброе утро!
Я повернулся, и губы невольно скривились в презрении. Я и не собирался скрывать свои чувства к этому парню.
— Не спится, Таннер? — хмыкнул Дик, направляясь к холодильнику. — Твоя принцесса тебе не дала, и ты маешься?
Огромным усилием я удержался на месте, только сжимал и вновь разжимал кулаки, приказывая себе держаться подальше от провокаций. Он же только и ждет, что я наброшусь на него с кулаками.
— С чего ты взял?
— Она сама всем призналась. Так смутилась вопроса, на который любая другая девушка ответила бы, не задумываясь.
— Моя личная жизнь тебя не касается, — отрезал, допивая воду из стакана одним глотком и еще большим усилием воли заставляя себя не думать о том, что я сделал бы с этим парнем, если бы был уверен, что синяки заживут до концерта в Сиднее.
— Несуществующая? — с издевкой заметил Дик, и у меня на секунду перехватило дыхание. Откуда он может знать о нашем обмане? Мы ведь нигде не прокалывались.
Но следующая его фраза заставила меня выдохнуть.
— Или у вас всё, как в детском саду — цветочки, песенки под гитару, больше ничего и не надо?
— Наверное, есть люди, которым сложно понять, что есть что-то еще, кроме секса, — спокойно отреагировал я, сжимая пластиковый стакан в руках и небрежно швыряя в мусорку.
Продолжать разговор не было смысла. И драться с этим безмозглым придурком как-то уже не хотелось.
Однако предупредить его я всё-таки должен был:
— Еще раз хотя бы взглянешь на Энн, как на одну из своих однодневок, прикончу.
Наверное, у него не была заготовлена речь. Кулаками этот парень махал гораздо лучше, чем соображал. А я не стал дожидаться, пока он отвиснет, и вышел из кухни. Пора было будить Энн и выбираться из этого клоповника. Думаю, одного-единственного раза ей хватит, чтобы иметь представление о студенческих вечеринках. Для будущих встреч с ней будем выбирать места поприличнее.
От этой мысли настроение подскочило. А почему бы не пригласить ее, как любую нормальную девушку, в кино?
«Да потому что ты не тот парень, который ведет нормальный в общепринятом понятии образ жизни, — услужливо напомнил внутренний голос. — И если вы с ней туда отправитесь, ваше свидание вряд ли можно будет назвать нормальным. Сам знаешь почему».
Тогда мы можем выбраться куда-нибудь вместе с моими друзьями. Сыграть в гольф или в боулинг. Позвоню Найлу, он всё организует. Пусть знает, что я вожусь не только с придурками, и мои настоящие друзья — вполне нормальные парни.
Точно, у многих из них есть девушки. Можно собраться дружной компанией, и Энн будет проще. Сыграем друг против друга — девушки против парней. Осталось только решить, когда можно будет всё это устроить.
От этих радужных перспектив мне захотелось сделать какое-нибудь фуэте, хотя балетом я никогда не увлекался. Но так как своими неловкими прыжками с вероятностью в сто процентов я мог разбудить весь дом, ограничился тем, что тихонько стал напевать себе под нос песенку Дональда Дака — любимого диснеевского героя детства, которую мы, дурачась, всегда пели с Найлом:
У кого самый лучший настрой?
Одна догадка. Угадайте, кто,
Кто никогда не начинает спорить?
Кто никогда не проявляет темперамент?
Кто никогда не ошибается, но всегда прав?..
Допеть не успел. Постучал в дверь Энн. Она открыла только после того, как услышала мой голос, и велела подождать.
Через пять минут мы спускались по лестнице, никого по пути не встретив. Еще через пять уже мчались по улицам Лондона, и я по пути рассказал, что нас ждет.
Вела она себя странно, словно была обижена. Почти всю дорогу молчала и даже не смотрела в мою сторону. А может, просто проснулась не в духе из-за вчерашнего. Мне не хотелось верить, что в случившемся она винит меня и жалеет о том, что пошла к Дику вместе со мной, хотя это и не входило в ее обязанности.
Уже войдя в съемочный павильон, я вспомнил о гитаре, которую мне вроде как отдал Дик. Но теперь я был даже рад, что забыл ее там. Не хочу быть ему обязанным. Да и играть на инструменте, который наталкивает на такие воспоминания, тоже не стоит — толку будет мало.
Съемки прошли довольно быстро, а после я сразу же рванул на интервью, даже не успев толком попрощаться с Энн. В какой-то момент потерял ее из вида, а потом меня стали торопить, и разыскивать ее стало некогда. Я думал, что увижу ее через несколько дней. Даже не предполагал, что Пол даст ей выходные, и она улетит в Москву.
Закончив с интервью, отправился вместе с Полом, как и договаривались, к нему домой. Элен приготовила потрясающий ужин («Раз уж завтра ты не сможешь провести Рождество со своей семьей»), и я с удовольствием попробовал всё, что было. Пол в это время вещал о делах: во сколько поклоннице обошлось Рождество со мной (я чуть не подавился, такие деньги не отдал бы даже за встречу с Элвисом Пресли, если бы он воскрес), как продвигаются дела с туром, в каких телешоу мне предложили поучаствовать, и почему куда-то стоит идти, а чего-то лучше сторониться. Всё это я слушал, не отрываясь от поглощения пищи, и вновь удивлялся: ведь это моя жизнь! Похоже на график со множеством кривых линий.
Потом мы переместились в гостиную. Пол разлил в стаканы немного хорошего коньяка и вальяжно откинулся на спинку кресла. Мне пить совсем не хотелось, так что я лениво покручивал стакан в руках и был в превосходном расположении духа. До тех пор, пока менеджер не огорошил:
— Я тут хотелось поговорить с тобой кое-о-чем. То есть кое-о-ком. Об Энн.
Эта тема заставила меня насторожиться.
— У тебя сейчас пик славы, и гораздо выгоднее быть одному. Представь, какой успех будет, если герой вдруг окажется свободным, с разбитым сердцем?
Всего секунду или две я медлил с ответом, а потом произнес:
— То есть ты предлагаешь расторгнуть контракт?
— Да. Я думаю, она вполне успешно справилась со своей ролью, и больше нет смысла…
— Но ведь там написано, что она будет рядом до тех пор, пока мы не станем сотрудничать с американской компанией, — перебил я, сжимая стакан сильнее.
Я боялся выдать свое напряжение, но в то же время лихорадочно соображал, как повлиять на решение Пола. И, желательно, незаметно.
— До этого рукой подать, я уверен.
— Но пока этого нет, — надавливая на каждое слово, произнес я.
Пол просканировал мое лицо внимательным взглядом. Он понял, наверняка понял, почему я против, и я ждал в любую секунду, что он напомнит про пункт о запрете на настоящие чувства. Что-то такое там было, я помню.
Но он промолчал. Просто сказал одно слово:
— Ладно, — и перешел к другой теме. — Когда мне ждать новую песню? Первый альбом был очень успешным, но долго медлить нельзя, пора начинать запись второго.
— Пока мне нечего предложить.
За последний месяц я не написал ни строчки. Пол требовал песню, а лучше две, напоминал мне об этом каждый день, а я злился сам на себя, но не мог выдавить ничего стоящего.
— Ларри, мне нужна всего одна песня. В чем дело?
— Не получается.
— Сытый поэт — плохой поэт, — усмехнулся менеджер.
— Что? — повернулся я.
В его глазах светилась насмешка. Он точно знает. Знает про нас с Энн.
Однако сам Пол предпочел это не комментировать.
— Если через неделю материала не будет, я куплю тебе песню, и ты будешь петь то, что я дам. Ты понял?
Что мне оставалось делать? Кивнуть, и засесть этим же вечером в студии. Но в голову по-прежнему ни шло ни строчки. Банальные рифмы мне были не интересны. Разрядка в спортзале и вымещение злости на тренажерах не помогли.
Я просто сходил с ума. Такого со мной еще не было. А если я не смогу писать больше в принципе?
Весь вечер я промучился в тщетных попытках, и домой вернулся в подавленном состоянии. Перед тем как лечь спать, принял душ, смывая усталость прошедшего дня, включил для фона телевизор и лег на кровать с телефоном. Пока обновлялась лента моего Инстаграма, скользнул взглядом по комнате и зацепился за полку, где стояли мои награды, статуэтки, всякая мелочь, и еще кое-что. По губам скользнула улыбка, и я поднялся, чтобы взять это. Небольшой флакончик с духами. Не очень дорогой, не какого-то крутого бренда, но с очень приятным вишневым запахом. Однажды я спросил у Энн, какие ей нравятся, и она указала на эти. Это был незатейливый ход, чтобы я знал, что дарить ей на день рождения, но вышло иначе. Через несколько дней я вернулся в тот магазин и купил духи, опасаясь, что позабуду название. Но пару недель назад, когда это девчонка вдруг стала дневать и ночевать в моих мыслях, вспомнил о нем и открыл. Этот запах теперь был со мной даже дома, и напоминал о приятных моментах, проведенных с ней рядом.
Я немного распылил на запястье и вдохнул. Интересно, что она сейчас делает?
Я вернулся в кровать, с улыбкой вспоминая об этой девушке. Необычной, надо сказать.
Она говорит немного с акцентом, но он уже стал гораздо менее заметен, чем в первые месяцы. И ошибок она стала допускать гораздо меньше. Хотя это довольно мило, когда она хочет меня поругать, а потом спрашивает, не слишком ли это жесткое слово.
Я постоянно ловлю себя на том, что хочу начать учить русский, но кроме желания дело, увы, так и не продвинулось. Элементарно нет времени. Так что мои познания ограничиваются лишь парой фраз, которым меня научила Энн.
А завтра Рождество. И она здесь одна, вдали от родственников. И даже не знает, как его здесь проводят, потому что в России в этот день не празднуют Рождество. В городе будет мало народу, потому что все собираются семьями за общим столом, с подарками. Я же вечером отправлюсь к победительнице конкурса. А утром нужно заехать к маме и потом — к отцу. Сумею ли я выкроить между этим время еще и для Энн? Нужно постараться. Нужно очень постараться.
С этой мыслью я и уснул. А утром заказал доставку кап-кейков ей на дом, выбрав миксованную коробку с разными начинками — я ведь не знаю, каким именно вкусам она отдает предпочтение. Заехал к маме, как и планировал, только пробыл недолго, минут двадцать. Затем, пересилив себя, зарулил к отцу. Он был рад и наконец познакомил меня со своей семьей. Этот формальный процесс занял около получаса. От чая я отказался. Но малыш Мартин довольно милый. Смотрел на меня своими голубищими глазами — прямо как у отца. У меня глаза мамины.
Подрулив к дому Энн, пару минут посидел в нерешительности. Как вести себя? Сегодня, в конце концов, Рождество, вроде как чудеса случаются, и можно попробовать поговорить с ней откровенно. Что Пол больше не заинтересован в наших отношениях по контракту, мы можем расторгнуть его и начать нормальные человеческие отношения.
Идеальная прямо-таки картинка складывалась в моей голове. И всё бы так, только что-то меня останавливало. Мысль о том, что Энн не нужны отношения не по контракту. Что сам по себе я ей неинтересен. Что в Лондоне ее держат лишь деньги. И это, пожалуй, пугало больше, чем собственный эгоизм и желание нравиться. Я боялся, что, узнай она правду, тут же соберет свои вещи, и больше я ее не увижу. Именно поэтому и не хотел, чтобы Пол разрывал наш контракт.
Так ничего не решив, снова полагаясь на обстоятельства, я вышел из автомобиля и уже через пару минут лицезрел лицо девушки, готовясь устроить ей лучшее Рождество в ее жизни.
Но, кажется, она мне не очень обрадовалась.
— Привет. А ты что здесь делаешь?
— Просто пришел. Ты не рада?
Протиснувшись в квартиру, заскользил взглядом в поисках своего подарка. Долго искать не пришлось. Открытая коробка стояла прямо на виду на барной стойке и была наполовину пуста. Хороший признак.
— А это что? — с делано-равнодушным видом кивнул в сторону коробки. — Празднуешь?
— Это подарок.
— Тебе подарили? Что за фигня? — специально поддел ее, проверяя реакцию. И она превзошла все мои ожидания.
— Знаешь что!
Я со смешком поднял вверх руки, сдаваясь. Похоже, она и впрямь не подозревает, от кого это. Ладно.
— Ладно, ладно. Хороший подарок. Вкусный. Я попробую, да? А от кого он? — забросил еще одну пробную удочку.
— Не знаю, — пожала плечами Энн, повторяя за мной и доставая пирожное.
— Как — не знаешь? Это что, какой-то тайный поклонник?
— Скорее всего.
— Значит, у меня появился конкурент?
Меня распирало от смеха, но я изо всех сил старался сдержаться.
— Ну что Вы, мистер Таннер, кто же осмелится составить Вам конкуренцию.
Она засмеялась, и я не выдержал тоже. А после озвучил то, ради чего и пришел сюда. Момент был самый подходящий.
— Вообще-то, я пришел позвать тебя погулять.
— А разве тебе не нужно присутствовать на какой-нибудь вечеринке со звездами или вроде того? — усмехнулась она, намеренно затевая эту тему.
— Ты до сих пор думаешь, что я хожу только на светские мероприятия?
Конечно, она поупрямилась, и мне пришлось включить свое красноречие и обрисовать ей идеальную картину этого дня.
Всё получилось и впрямь идеально. Не так, как я привык проводить этот день, но абсолютно расслабленно и очень весело. С человеком, с которым мне было легко.
Она не строила из себя ничего, что, по мнению других девушек, способствовало привлечению внимания. Не пугалась своих ошибок, если вдруг забывала какое-то слово или путала его с похожим по звучанию — это смешило нас обоих. Не требовала от меня сверхъестественного. Не стремилась показать всем своим видом: «Ты позвал меня на свидание, ты и удивляй». Ну и, да, мы опять целовались. Я не мог держать себя в руках. Да и не хотел. Я видел, что Энн не против. Что ей это тоже нравится. Я надеялся, что ей это нравится. Ведь играть роль сейчас было не перед кем.
Расстались мы с большим трудом, и то потому, что я уже жутко опаздывал. Ужин был назначен на шесть, а до этого времени оставалось совсем мало времени — слишком мало, чтобы успеть добраться до места. Я лишь надеялся, что меня простят.
Подобные мероприятия я не очень люблю. Одно дело, когда ты выступаешь перед большой толпой, и совсем другое — когда перед тобой несколько человек, которые преданно заглядывают в глаза, ждут от тебя каких-то мудрых суждений, воспринимая едва ли не как полубога. Я стараюсь быть милым. Ну, вежливым, по крайней мере. Я всегда боюсь разочаровывать людей, но иногда это неизбежно.
Однако в этот раз всё обошлось без эксцессов. Я провел несколько часов в огромном особняке девушки с корейскими корнями, которая никогда не была на родине своих предков, потому что родители переехали в Лондон еще до ее рождения, и сама она появилась на свет уже здесь. Ей всего четырнадцать, и у нее огромные самодельные альбомы со всеми моими интервью и фотографиями из прессы. Я был смущен.
Не обошлось и без вопросов об Энн. Я старался отвечать кратко и, насколько возможно тактично, а потом быстро срулил с этой темы. Теперь мне особенно не хотелось с этим делиться. И я понимал журналистов, которые недоумевали, почему я, вместо того, чтобы прятать свою любовь, выставлял ее напоказ. Теперь мне стало всё очевидно.
На обратном пути отзвонился Полу — он в обязательном порядке ждал отчет о том, как всё прошло. Он напомнил о песне. О планах на завтрашний день.
На этом моменте я как раз подъехал к дому и распрощался с ним. Сил осталось только на то, чтобы подняться на второй этаж и упасть в постель. Еще один день был окончен.