Рассвет утраченной мечты

Глава 34

Отец Энн встретил нас на вокзале. Я смотрел, как трогательно Энн его обняла, а затем подвела ко мне и представила сперва на русском, а затем для меня на английском:

— Ларри, это мой папа — Михаил Иванович… Эм-м-м… Для тебя это немножко сложно, наверно, будет. У нас принято уважительно называть людей по имени и затем добавлять имя отца — блин, почему я не подумала, как это нормально объяснить по-английски? — замечая мое немного опешившее от столь запутанной информации лицо, засмеялась она, подавляя волнение. — Ну вот если бы ты жил в России, тебя бы звали Ларри Эндрювич, или, по-русски, Ларри Андреевич. Это вместо среднего имени. Понятно? — виновато нахмурившись за свои корявые объяснения, пояснила она.

Понятно.

Сделаю вид, что понятно.

Она ведь не знает еще, что мой отец умер. И сейчас не время обсуждать это.

Я кивнул и выдавил улыбку.

— Но тебе вообще не обязательно называть как-то моего отца. Может звать его просто: «твой папа», — засмеялась Энн. — Я думаю, он не обидится.

И затем, видимо, объяснила первую возникшую сложность отцу. Тот засмеялся и что-то ответил. Я пристально наблюдал за его реакцией: вроде настроен доброжелательно.

Высокий мужчина в светло-желтой рубашке с короткими рукавами, темных брюках, с темными волосами и небольшой проседью. Ему лет пятьдесят или чуть больше. Энн говорила, что он занимается мелким бизнесом — владеет двумя магазинами стройматериалов.

Потом он протянул мне руку и с улыбкой потряс ее. Я улыбнулся, чувствуя внутри напряжение от того, что все время себя контролирую: будет ли это вежливо, можно ли все время смотреть на него и улыбаться, или он подумает, что я дебил (Энн упоминала о том, что русских за пределами страны часто считают невежливыми, потому что они редко улыбаются незнакомым людям и мало используют слова «пожалуйста» и «извините»). Нужно было не только фразы на русском учить, но и поинтересоваться культурными особенностями. Или хотя бы спросить у Энн.

Вот теперь я и почувствовал себя в ее шкуре, с одним лишь отличием — она хотя бы владела английским, когда приехала в Лондон. Я же даже не понимал, о чем они говорят.

Мы наконец погрузились в машину, и я с удивлением и удовольствием впитывал все, что видел за окном: небольшие дома, узкие дороги, маленькие, видавшие виды автобусы. И вместе с тем у города был какой-то особый уют и гармония. Свои черты. Незнакомые мне, но отличительные. А если бы я родился в России? В этом городе, где Энн провела много лет? Каким бы я был? Так сложно представить.

Энн между тем говорила со своим отцом. Я слушал знакомый звук ее голоса, который произносил совершенно незнакомые мне слова, и они сливались в одну монотонную, успокаивающую речь.

Потом она обратилась ко мне.

— Знаешь, что они придумали? — имелись в виду родители, видимо.

Я посмотрел на нее и вопросительно приподнял бровь.

— Хотят познакомить тебя с русской культурой и отправиться на пикник!

— Правда? Здорово.

Ну, это я себе так представлял: парк, залитая солнцем поляна с подстриженной ровной травой, много людей вокруг, расстилаем одеяло, выкладываем еду и общаемся с помощью Энн. Оказалось, что в России пикником именуют совсем другое.

— Папа просил сказать тебе, что мы сначала пойдем на охоту, убьем пару зайцев, сварим их на костре, и тогда будем есть.

Мое лицо непроизвольно вытянулось и рот сам собой приоткрылся.

Энн рассмеялась:

— Это шутка. Прости. Никого убивать не будем.

— Значит, будет пикник? — улыбнулся я.

— Пикник, — ответила она тем же. — В лесу.

Что? В лесу?

Сперва мы побывали дома у Энн и познакомились с ее мамой, конечно же. Но я не переставал думать о том, что нам предстоит. Это какая-то проверка, подхожу ли я их дочери? Может, надо принести какую-то дань за это?

Спросить у Энн я не мог. Оставалось только ждать и надеяться, что я смогу пережить это и не упасть в грязь лицом.

А если правда заставят охотиться на зайцев? Я этого никогда в жизни не делал!

Энн оказалась больше похожа на маму. Те же светлые глаза, темные волосы и улыбка. Мне сразу же предложили чай, и я, не зная, как поступить, взглянул на Энн.

Она решила за нас, что чай будет, и, пока он готовился, провела мне экскурсию по своей квартирке. Очень маленькой, просто крошечной.

Когда я сказал об этом, Энн засмеялась:

— Ты что, это большая квартира. Двухкомнатная. Не все могут себе такую позволить, да еще в центре города, не влезая в долги. До этого у нас была еще меньше.

Я даже представить такого не мог.

Все это время, пока мы были вместе, Энн держала меня за руку и, едва мы остались наедине, шепнула:

— Не переживай, они и сами волнуются. Не знают, чем тебя кормить. Думают, ты каждый день икру ложками ешь.

Я удивленно взглянул на нее. Правда так думают?

А Энн уже выпустила мою руку и потянулась к альбомам на полке.

— Хочешь увидеть, какой я была в детстве? Только приготовься: тебя ждет культурный шок.

— Неправда, ты милая, — вынес я свой вердикт через минуту, разглядывая бережно уложенные по датам в альбом фотографии — сперва черно-белые, потом цветные.

— Может, внешне и милая, а вот характер был…

— Что-то изменилось? — поддел ее я, и тут же получил тычок в бок. — За что?

— К девочкам нужно относиться уважительно.

— Врать?

— Говорить комплименты.

— Я сказал, что ты милая, и должен был получить поцелуй. Зато когда речь зашла о характере, ты сразу стала драться. Чем не подтверждение?

— Ларри! — в притворном негодовании воскликнула она.

На этом наш увлекательный процесс прервала мама Энн, пригласив к столу. Я даже не сразу понял, что это к ней обращаются — свое-то имя расслышал, а вот…

— Как она тебя назвала? — шепнул на ухо Энн, когда мы шли на кухню. Хотя понижать голос-то, в общем, не требовалось: нас бы и так никто не понял. И в этот момент я начал ощущать определенные преимущества общения на английском.

— Анечка, — с улыбкой повторила она. — Я специально назвалась Энн, когда приехала в Лондон, хотя в Великобритании имя Анна тоже существует. Просто решила: в новую страну с новым именем. А Энн похоже на Анну, и в то же время — что-то совсем иное.

— Может, мне тоже стоит звать тебя Анна?

— Это слишком официально. Лучше Аня.

Я повторил это несколько раз. Она засмеялась.

— Неправильно?

— Правильно. Просто непривычно.

— Теперь я буду звать тебя так, — довольно сообщил я.

Мы немного пообщались. Родители Энн задавали вопросы, я отвечал — всё это через переводчика, что сперва нас немного вводило в уныние.

— Зачем я вообще всё это перевожу туда и обратно, если я итак знаю ответы и могу сразу сказать, — притворно возмутилась Энн: брови изогнулись в негодовании, а губы — в усмешке.

— Отлично. Тогда ты отвечай, а я пока поем. Самый лучший способ изучить национальную кухню — прийти в гости.

Энн общалась с родителями, я лишь изредка просил передать, что всё вкусно или спрашивал что-нибудь. Похоже, неловкость от того, что я, возможно, чувствую себя не в своей тарелке, ощущали и ее мама и папа.

— Родители беспокоятся, что ты ничего не понимаешь, а мы всё время разговариваем по-русски. Ты не обижаешься?

— Нет. Я понимаю, ты давно с ними не виделась. Всё нормально. Годам к пятидесяти я выучу русский, и тогда мы все вместе поговорим.

Энн засмеялась, и я понял, что мне удалось немного ее успокоить.

Расправившись с обедом, мы отправились в лес.

Я полагал, что ехать придется далеко и, возможно, мы останемся там с ночевкой, но всё оказалось гораздо проще. Лес не был дремучим и непроходимым, где в ужасе прислушиваешься к каждому звуку — скорее, небольшая рощица, которая едва начала покрываться листвой.

Оказалось, мы едем на шашлыки. Так часто делают весной и летом.

Скоро в Москве на Красной площади будет парад, и я удивленно приподнял бровь. Кажется, я слышал об этом.

— Даже не думай. Просто так туда не пускают. Мы всегда смотрим по телевизору, — сообщила мне Энн, начиная сервировать на траве «стол», пока ее родители взялись за приготовление мяса неподалеку.

Так, разделившись по парам, мне было немного легче. Казалось, что я и родители Энн чувствуем, что не можем поделить ее между собой. Заставляем говорить то на одном языке, то на другом (интересно, это сложно — так быстро переключаться?), стараться всем уделить внимание.

Я наблюдал за ней с интересом. На землю постелили клеенку, расставили пластиковые стаканчики.

— Ты будешь помогать или нет?

— Что? — я даже опешил. — Я смогу?

— Здесь ничего сложного. Неси из машины хлеб, он на заднем сиденье. Резать овощи умеешь?

— Что?

— Господи, Ларри, ты как будто с луны свалился! — она закатила глаза и запястьем сбросила со лба волосы. — Вот, смотри, это огурец, это помидор. Сейчас будем пробовать.

— Я знаю, что это. Давай лучше по-русски.

И она переводила мне все, что делает, на русский язык. А я выполнял ее поручения.

— Только не порежься, — саркастически прокомментировала она, глядя, как я берусь за нож.

— Энн!

— Ты сказал, что будешь звать меня Аней.

— Аня!

— Вот так. Потоньше, Ларри, потоньше. Слушай, это такое счастье — командовать кумиром миллионов, — засмеялась она.

— Ты постоянно это делаешь.

— Когда это?

— Манипулируешь.

— Неправда!

— Даже не замечаешь этого.

— Перестань. Когда это было-то? — кажется, она и впрямь удивлена.

— Ладно, ладно. Я бы сейчас поцеловал тебя, но твои родители…

— Мои родители не такие уж древние. Вот и оценишь всю прелесть прогулок в лесу — можно спрятаться от остальных. Но сначала — шашлык.

Несколько минут мы молча трудились, заканчивая приготовления. А затем я сказал:

— Хочу, чтобы ты тоже увидела, как я живу. Я нашел себе дом в Лос-Анджелесе.

— Правда? Огромный, наверно?

— Семь спален, четыре ванные комнаты…

— Сколько?

— Четыре, — и, заметив ее неподдельное удивление, пояснил: — Вообще-то, это не так уж много. У некоторых звезд по десять и даже шестнадцать.

— Ужас! У них недержание?

Я не сдержал смех.

— Это рассчитано на большое количество гостей. Ну и чтоб не ходить далеко.

— Поэтому американцы и страдают от ожирения. Им даже до туалета дойти лень.

Я опять засмеялся, чувствуя необыкновенную легкость.

— Ну ладно, что еще есть в твоем доме? — продолжала расспрашивать Энн.

— Винный погреб…

— О, это самая важная часть, я уверена.

— Он уже был, не я его строил.

— А содержимое тоже в нем было?

— Нет.

— Значит, он до сих пор пустой?

— Не совсем.

— Хм… Ладно. Об этом стоит узнать поподробней. Вдруг я связалась с парнем, который периодически страдает от запоев.

— Я напивался всего один раз в жизни.

— Охотно верю.

— Когда ты уже научишься мне доверять?

— Не знаю. Ну, что еще есть?

— Камин, небольшой кинотеатр, джакузи, спортивный зал и площадка для баскетбола на заднем дворе.

Энн качала головой и вздыхала все это время, словно показывая, что все эти элементы роскоши являются признаком больших денег и недалекого ума. Мне стало смешно.

— Слушай, в конце концов, нам в нем жить! — не вытерпел я. — А ты бы какой хотела?

— Там есть сад?

— Нет, но мы можем устроить. Места достаточно.

— А бассейн?

— Есть.

— Крытый?

— Нет.

— Значит, он будет грязным.

— За домом ухаживают рабочие.

— У тебя есть рабы?

— Я сказал, рабочие.

— И сколько их у тебя?

— Пятнадцать.

— Сколько??? Ты им хотя бы платишь?

— Я хорошо им плачу. Энн, прекращай, — со смешком выдал я.

— Пожалуй, об этом родителям пока лучше не рассказывать. Иначе они подумают, что отдают меня в рабство шейху.

— В отличие от шейхов, у меня только одна девушка.

— Это плохо?

— Пока не знаю, — прикинувшись задумчивым, ответил я.

— Что?!

Нашу милую полемику прервали на самом интересном: сначала появился роскошный запах свежезапеченного мяса, а потом рядом возникли довольные родители Энн с добычей, которую мы тут же поели с большим аппетитом, на время отложив длинные разговоры.

Потом мы с Энн играли в футбол. Это была ее идея — гонять волейбольный мяч, и при этом быть и вратарем, и нападающим одновременно. При этом мои ворота были чуть ли не в два раза шире.

— Ты же мальчик, — смеясь, заявила она.

— Вообще-то, я всегда этим гордился.

Энн опять засмеялась и постаралась использовать этот отвлекающий момент, чтобы забить мне гол. Не прокатило.

— Ну! Почему ты не мог поддаться?

— А должен был? У меня ворота в два раза шире, и я не прошу тебя поддаваться.

Я смотрел на ее в шутку сморщившееся от неудовольствия лицо, и едва сдержал смех.

— Так нечестно, — заявила она наконец.

— Вот и я говорю, — подчеркнул глубокомысленно, хотя мы имели ввиду совершенно разные вещи.

День пролетел незаметно, и, едва стало смеркаться, Энн заявила, что пора собираться, иначе мы опоздаем на поезд. Рейс в Лос-Анджелес был поздно ночью, но еще нужно было добраться до Москвы.

— Ну как тебе? — спросила Энн, положив голову мне на плечо, когда поезд тронулся.

Мы говорили негромко — на всякий случай.

Я смотрел за окно и вспоминал, как трогательно Энн прощалась с родителями, как они что-то говорили ей. Обо мне? Плохое или хорошее? Мне хотелось узнать об этом, но пока я должен был ответить на ее вопрос.

— Что именно? Твои родители? Твой город? Прогулка? Или твое открывшееся неумение играть в футбол?

— Про последнее мы поговорим отдельно, — приподняв голову и сощурив глаза в притворном недовольстве произнесла Энн и снова легла на плечо. — А всё остальное?

— У тебя хорошие родители. И очень тебя любят.

— Я знаю, — она помолчала немного. — Ты им тоже понравился.

— Правда?

— Не понравилось только, что ты иностранец и собираешься увезти их девочку далеко за пределы страны.

— Ты не говорила им, что я иностранец?

— Говорила, конечно. Но мы столько раз врали всем, что мы вместе, то сходились, то расходились, что никто уже и не думал, что что-то получится.

— Ты тоже?

— Я тоже, — еще тише произнесла она.

— Ты с кем-то встречалась? За этот год?

Блин, зачем я об этом? А если она скажет «да»?

— Нет, — опередила она мои мысли прежде, чем всё успело зайти слишком уж далеко. — А ты?

— Нет.

— Ну, про Кенди не спрашиваю.

— Потому что ты уже спрашивала. И я тебе честно ответил.

— Просто странно, что такой парень может так долго обходиться без девушки.

— Просто у парня есть работа, которая съедает девяносто процентов его времени. Остальные десять идут на сон и еду. И тебе с этим тоже придется столкнуться. Если ты готова.

— Я бы хотела хотя бы пять процентов. Сколько это в минутах?

Я прикинул в уме.

— Около часа.

— Час в день — нормально.

Мы помолчали немного. А потом я попросил рассказать что-нибудь еще из своего прошлого: про школу, друзей и врагов, институт, прогулянные лекции, поиск работы, решение о переезде в Москву, встречу с Полом и первые впечатления от нашего с ней общения. За пять часов в пути о чем мы только не поговорили!

И только о том, что я собирался сказать весь день — о смерти отца — я так и не рассказал…