Рассвет утраченной мечты

Глава 28

Что??? Какого фига?

Я едва не вскочил, задевая стаканчик с кофе и обжигая руку.

Найл, довольный моей реакцией, продолжал, как ни в чем не бывало, глядя мне прямо в глаза:

— Меня зовут Крис Пайпер. Я агент студии «Эсмедиа продакшен». Мы занимаемся поиском актеров и моделей для фильмов и клипов в Великобритании и странах Северной Америки.

Что за бред?

Она точно не согласится.

Даже не поверит. Энн не актриса.

— У нас сейчас проходят пробы для съемок короткометражного музыкального видео. Вы не хотели бы принять участие в кастинге?

Ага, скажи еще, что это клип Ларри Таннера.

Через секунду лицо друга нахмурилось.

Ну вот, что я говорил. Судя по всему, она отказалась, сославшись на свою непрофессиональность.

— Я знаю. Но я случайно увидел ваши фотографии в журнале, и мы с режиссером пришли к мнению, что вы идеально подходите на эту роль! Но дело в том, что кастинг уже на этой неделе, поэтому Ваш ответ нам нужен незамедлительно.

Так он, выходит, и впрямь показал Мэтту фотку Энн? Офигеть.

— О, это небольшая лав-стори, режиссер Вам всё объяснит.

Да уж, с жанром импровизация у этого парня всё в порядке.

— Нет. Никаких постельных сцен.

Что? Я едва сдержал смешок. Энн себе не изменяет.

Она что, правда может согласиться на это? Но ведь смахивает больше на телефонное мошенничество.

Я затаил дыхание, прислушиваясь к каждому слову. А если и впрямь приедет? Хочу ли я этого? Ведь смирился уже, что мы никогда не увидимся.

Блин, Найл, я откручу тебе башку после этого, понял?

— Вам хорошо заплатят, поверьте. Перелет и проживание тоже за наш счет. Съемки пройдут в Нью-Йорке, в одной из лучших мировых студий. Я пришлю Вам подробное описание локаций и места съемок, а также контакты нашей компании и контракт, чтобы вы могли с ним ознакомиться. Вы скажете мне вашу почту?

Пару секунд тишины, и вот:

— Поверьте, Вы не пожалеете о своем решении.

Всё-таки согласилась.

Уму непостижимо!

Нужно будет объяснить ей, что верить всяким проходимцам бывает опасно.

Представляю, в каком шоке она будет, когда узнает.

И сколько он будет хранить интригу? Пока мы лоб в лоб на площадке не столкнемся?

— Ты сдурел? — первое, что я спросил, когда Найл завершил разговор.

Он даже голос не менял. Как Энн могла его не узнать?

— Что-то я не вижу радости. Для тебя, дурака, стараюсь.

— С чего ты взял, что мне это нужно?

— Потому что ты уже год пишешь об одном и том же. Ларри, я ж тебя знаю сто лет. И твои песни слышу одним из первых, еще в скромной акустической версии в студии. Ты думаешь, я идиот?

— Да мало ли, — хмыкнул я. Не очень убедительно, признаю.

— Вот хоть раз признайся, что ты этого хочешь.

— Чего?

— Снова увидеть ее.

Я хмыкнул и покачал головой, мол, ты идиот, ничего признавать я не буду.

И это он еще не знает, что мы виделись в мой день рождения. И я снова ее отпустил. Может, если бы не тот день, грустные песни давно бы закончились.

С Найлом мы провели еще немного времени, не касаясь больше темы съемок, но я еще не раз за эти несколько дней вспоминал об этом звонке и гадал: согласится или нет? Я даже не знал толком, где она сейчас: в Москве или, может быть, в Лондоне. Возможно, Найл знал, но я больше не спрашивал его об этом. А он ничего не говорил. Хотя любопытство съедало меня изнутри, и я боролся с самим собой, разрываясь между тем Ларри, который всё ещё рвался обратно в прошлое, и тем, который вполне отдавал себе отчет, что, сколько не заклеивай битую чашку, прежней она не станет.

Мы записали новую песню в студии, я закончил гастроли и до Рождества у меня было два выходных дня, после чего — съемки клипа, несколько праздничных эфиров и перелет в Нью-Йорк. Это Рождество я планировал провести с семьёй, но еще не был точно уверен, получится ли это.

Песня, которую мы записали, была не новой. Когда мы расстались с Энн, и после той встречи на мой день рождения я сочинил около семидесяти, и теперь мог не париться ближайшие года два, но не тут-то было. Тексты сами приходили в голову, и, хотя я старался внести в них разнообразие, таких ярких и мотивирующих, наполненных брызгами розового шампанского как «Верь» уже не получалось. За три года с тех пор, как я написал эту песню, до нынешнего момента в моей жизни многое произошло и поменялось. Я не умел врать. Мои тексты песен были похожи на дневники — где-то явно, где-то завуалировано, но всегда абсолютно точно они передавали состояние моей души.

Я никогда не думал, что ты появишься,

Осветив собой этот мир.

Я никогда не думал, что ты исчезнешь,

Не оставив за собой и следа.

Не могу прогнать это щемящее чувство.

Не могу найти тебе замену.

Наши последние слова звучат в моей голове.

Моё сердце так хочет вернуться.

Новый день, и я в новом месте.

Больше ничего не осталось.

Я пытаюсь собрать эти осколки

И хоть ненадолго вернуть наше прошлое.

Я посвящаю эту песню тебе —

Единственной, кто не слышит меня.

Ты могла бы быть вместе со мной,

Но тебе нравится слышать ложь.

За день до съемки я всё же не выдержал. Написал Найлу.

«Что у нас с главной героиней?»

«А тебе какой вариант больше по вкусу?»

Что за дурацкая манера отвечать вопросом на вопрос?

«Ну?» — написал я вместо ответа.

Он молчал минут пять, и я весь издергался. Постукивал пальцами по телефону, пытался отвлечься на гул телевизора. Тщетно. Мне срочно нужен был его ответ.

«Она согласилась», — наконец написал Найл, видимо, решив, что выдержал уже достаточную паузу для интриги, достойной шекспировского театра.

«Ясно», — отстучал ему из вежливости, ощущая те самые двойственные чувства, которые всё это время следовали за мной. И, подумав немного, добавил: «Она знает, чей клип?»

«Нет. Но завтра узнает. Так что готовься меня защищать».

И еще одно, через минуту: «Я бы тоже не хотел иметь с тобой дел, на самом деле».

«Почему это?»

«Ты придурок, — по-дружески доверительно сообщил он. — Только придурок может быть так влюблен в девушку, и ничего не сказать ей об этом».

Да что он знает вообще? Я уже столько раз это делал в своих песнях, что только идиот не догадался. Или мне следовало в проигрыше вместе «на-на-на» напевать «Энн-Энн-Энн»?

И тогда в аэропорту я прямо сказал ей об этом…

Заснул я в растрепанных чувствах, даже не удосужившись выключить телевизор и переодеться. Однако с утра чувствовал себя невероятно бодро. Моя смена начиналась после десяти часов вечера, поэтому я, убивая в себе дикое желание поехать разыскивать Энн на площадке (ведь она наверняка уже здесь!), отправился к родителям и провел с ними весь день. Потом заглянул к отцу и пообщался с его сыном — очень смышленый мальчуган, несмотря на свой юный возраст. И я не чувствовал к нему ни капли ревности, хотя должен был, ведь у него есть полная семья, мама и папа, которые его любят и дарят машинки, в то время как я в этом возрасте жил с одной только мамой в крошечной комнате и с завистью смотрел на счастливых обладателей дорогих игрушек и дурацких светящихся кроссовок, на которые у меня почему-то были особые виды.

Наверное, я просто вырос. И в какой-то степени стал понимать отца.

Ну не умер же я, в конце концов? Наоборот, стал сильнее. Стал опорой для мамы вместе с ее мужем Шоном.

К десяти я приехал на съемочную площадку и меня сразу же взяли в оборот. Переодели, загримировали, любезно подали кофе и сообщили, что еще продолжаются съемки первой части — «с девушкой», но уже подходят к концу.

Я пытался набрать номер Найла, но он не отзывался. И никто не знал, где он. А мне так нужны были подробности. Интересно, я сильно испорчу ему сюрприз, если прямо сейчас покажусь на площадке?

Я уверен, что Энн уже знает, в чьем клипе снимается. Хотя бы по голосу песни. Наверняка.

А вдруг ее всё-таки нет там???

— Я пойду, посмотрю, — сообщил для проформы, вставая с мягкого вращающегося стула и направляясь в сторону звучащей музыки — моей песни «Я обещаю».

Первым меня заметил Макс — режиссер. Мы уже снимали с ним две работы, в том числе предпоследнюю, до «Я обещаю».

— О, привет. Через десять минут снимаем. Молодец, уже переоделся. Ты сегодня пунктуален как никогда.

Это он намекает на прошлый раз — я опоздал на два с половиной часа. Но не по своей же вине. Мы снимали в Бруклине, и я забыл перевести часы, а потому мирно спал в то время, как меня вызванивала вся команда — до тех пор, пока ассистент режиссера не заявился ко мне в номер с пожеланием «доброго утра» от Макса.

Мы посмеялись, хлопнули друг друга по спинам.

С Максом работать легко. У него всегда всё по полочкам, четко. И картинка крутая.

А потом я увидел ее.

Мы встретились глазами сразу же — хлоп!

Как будто и не было полугода с момента последней встречи.

Как будто и не было того доверия между нами, когда мы могли носиться по городу, скрываясь от Пола и толпы фанатов.

Чужие.

Наверное, это молчание и пересечение взглядов длилось бы долго, если бы не ворвался стремительно Пол. Я не знаю, наверное, это тоже дело рук Найла, потому что обычно Пол контролировал этот процесс от и до, но тут он, видимо, только узнал о том, кто у нас в клипе снимается.

Найл сориентировался первым:

— Вот, собственно, Ларри, кандидатура. Что скажешь? Выбирали исключительно по твоим требованиям.

Типа я ничего не знал? Ладно.

Отличная возможность осмотреть Энн получше. Она красотка. Серьезно, это платье в пол с огромным разрезом до середины бедра не делает ее вульгарной, наоборот, какой-то ранимой, что ли. Волнистые пряди волос. Макияж. Бледно-розовые губы. Которые когда-то меня целовали.

— Подходит.

Как на базаре, блин. Я даже фыркнул.

Но таковы правила.

— Твоя идея? — Пол не кричит, но ядовитая злость так и хлещет.

А что он может? Заставить снимать всё заново? Сорвать съемку? Указывать режиссеру?

Хочет он того или нет, он потерял управление «марионеткой». И я не злорадствую. Просто в тех условиях, в которых мы оказались теперь, и после всего, что было друг другу сказано, мы вряд ли сможем продолжить работу. Я не хочу его прогонять, оставлять у обочины, выжав все соки (хотя Пол, вероятно, не пропадет) и изъяв для себя максимальную выгоду. Если Мэтт сочтет это нужным — пусть продолжает работать в компании. Но он больше не у руля.

Взглянул на него спокойно:

— Все вопросы обсудим после съемки.

Это его раздражает больше всего. А ниточек больше нет — дернуть не за что, чтобы вернуть куклу в прежнее безвольное положение.

С Энн мы не пересеклись. Когда я оглядел помещение снова, ее уже не было.

Но у нас будут общие сцены, поэтому…

Пол не успокоился. Вернулся через пару минут, когда мы с режиссером обсуждали моменты будущих сцен, и мне показали кое-что из отснятого. Энн круто смотрелась в кадре даже без монтажа. И это бюджетный клип в «зеленой комнате».

Кадры «в натуре» только мои — где я в поиске девушки своей мечты. Их мы отсняли во время последних концертов на разных точках, так что получится интересно.

— Ты знаешь, чем это может для нас обернуться?

Он даже не потрудился отвести меня в сторону.

— Кажется, моё условие Мэтт одобрил. Главную героиню выбираю я.

— Да, но Мэтт не знал, что это будет она, — выплюнул Пол.

— Узнает, когда увидит клип.

А что еще я мог ему ответить? Да и какое Мэтту, собственно, дело?

— Нет, милый мой, он узнает об этом ещё на монтаже, — процедил Пол. — И тогда процесс прервется, и будет крышка тебе и мне.

Я вздохнул и поднял глаза. И наткнулся на Энн, следящую за перепалкой. Губы невольно растянулись в улыбке. Сразу вспомнилось, как мы дурили Пола, сбегая на «экскурсии». Словно ничего не менялось.

Она улыбнулась в ответ.

— Пол, дай нам доснять.

Даже если Мэтт и будет против, я сумею его убедить. Выбросить в корзину отснятый материал ему не даст собственная расчетливость.

— Как знаешь, — заявил Пол, признавая свое поражение. И ушел, хлопнув дверью. Так даже лучше.

— Все готовы? — прокричал режиссер. — Готовимся. Так, Ларри, встаешь вот туда, где начерчен розовый крестик. Тебе нужно встать спиной к камере. Нет, чуть подальше. Вот так. Хорошо. Энн — чуть-чуть вперед. Выпрями спину. Хорошо. Сейчас Ларри медленно подходишь к девушке и поворачиваешь лицом к себе. И целуешь. Понятно?

Целую? Вот это неожиданность.

Снимали мы недолго, два часа в общей сложности.

В перерывах сидели в разных компаниях, но постоянно встречались взглядами. И на этот раз я был точно уверен, что не придумал — у нас действительно есть симпатия. Ну, это я так мягко выразился, словно бы вскользь. Не знаю, может, ей угрожали или она сама с чего-то решила, что нам лучше вместе не быть — это я был намерен выяснить в ближайшее время — но больше отпускать ее я не собирался. Пусть говорит что угодно.

Я вижу эти глаза.

Она меня любит.

Пока меня увели на грим — в помещении стояла невыносимая духота, и мне постоянно требовалось заново укладывать волосы, которые никак не хотели модно «стоять» — Энн исчезла.

— Снимаем последнюю на сегодня сцену, — скомандовал Макс. — Ларри, становись вот сюда. Ноги чуть шире. Так. Спину ровнее. Взгляд в камеру. Жестче. Отлично. Мотор!

Отсняли, к моему счастью, быстро. И я, сбросив одежду за считанные секунды и облачившись вновь в свою уютную хлопчатобумажную футболку и джинсы, бросился прочь из помещения.

По дороге вызванивал Найла — может, он знает, где она — но тот не отвечал. Не контролируя себя, просто сворачивая наугад, я через пару минут оказался на улице. Город уже окутала тьма, и вокруг, во дворе, не души.

И что дальше?

Прошелся вперед — уже не так уверенно и быстро, как прежде, дошел до кишащей машинами улицы — не так, как днем, конечно, но движение здесь всё равно было активным. Лос-Анджелес!

Я ее упустил.

Блин! Блин! Блин!!!

Обернулся, подыскивая что-нибудь подходящее для удара кулаком, но так и не нашел.

Закрыл лицо руками, сделал медленный вдох. Не помогает. Но что делать? Нужно вернуться и попытаться найти Найла. Может быть, он что-то знает. Когда у нее рейс? Возможно, она не улетает сегодня. Хотя жилье в этом городе стоит ужасно дорого.

Какая-то другая, смутно знакомая часть меня попыталась вставить свои пять пенсов: «Может, оно и к лучшему? Зачем тебе это? Вы уже столько раз расставались». Но я мысленно послал сам себя (о, я и не такое могу!), и ускорил шаг. Если поспешу — всё ещё можно будет исправить.

Кажется, это Энн говорила: если чего-то перестаешь ждать — оно сразу же с тобой случается. Или встречается, как в этом случае. Потому что у входа в здание, где проходили съемки, я нос к носу столкнулся с ней, спешащей наружу. Сперва даже опешил, а потом приложил все усилия на то, чтобы удержаться от глупой улыбки. Вот как всё просто. Встретились наконец-то.

— Опять бежишь?

Голос прозвучал холоднее, чем я сам от себя ожидал.

Она, немного подумав, кивнула.

— Почему?

И снова старая песня.

— Мне кажется, у нас нет общего будущего. Мы можем продлить эту игру, позлить окружающих, но в итоге всё равно разбежимся.

В этот раз я не поверю. В третий раз наступать на те же грабли (тоже, кажется, русская поговорка — спасибо, Энн) — это уж совсем для идиотов.

— Почему ты уверена в худшем?

— Потому что это реальность, Ларри! И она имеет так мало общего с тем, что мы себе намечтали.

По крайней мере от своих чувств уже не отрекается.

Значит, я всё-таки прав.

Прав! Прав!!!

— Но ты не можешь знать об этом наверняка! Ты не даешь окружающим шанса доказать тебе, что всё бывает не так, как ты думаешь! Да, это будет по-другому, но совсем не обязательно хуже.

— Ларри, мы можем общаться, но мы не сможем быть парой.

— Потому что ты этого не хочешь? Скажи это, в конце концов, прямо. Не надо меня жалеть! И я оставлю тебя в покое.

— Нет, не поэтому.

Ну вот. Какие тогда могут быть причины?

— Ты видишь, как воспринимают нас окружающие.

Что? Серьезно? Ей было плевать, что думают окружающие, когда ее поливали грязью в лицо и в Интернете за то, что она — «моя девушка», а теперь, когда всё действительно так (ну или может быть так в скором будущем), она вдруг готова сдаться?

— Тебе есть до этого дело?

Молчит.

Так даже лучше. Уже не спорит.

— На прошлое Рождество я загадал кое-что…

— Что?

— Чтобы через год мы снова провели этот день вместе. Хотя бы пару часов.

Почти признание…

А она опять за своё:

— Мне нужно вернуться в Москву.

— Тогда давай устроим Рождество прямо сегодня, сейчас.

Все варианты активного отдыха вроде прогулок по ночному городу и свидания на крыше она отмела. Устала. Или чувствовала, что нам обоим нужно что-то другое.

И я точно знал, что именно.

— Куда мы?

— Просто доверься мне. Ты мне доверяешь?

Вообще-то, я планировал провести всю ночь, болтая с ней о том, что случилось с нами за это время. Без всяких там пошлых намеков, хотя и такие мысли были, признаю, я же всё-таки не деревянный. Но я знал наверняка, как Энн отнесется к этому предложению, поэтому решил не торопиться.

Однако планам не суждено было сбыться. Едва мы пересекли порог номера отеля и немного пошутили про пятьдесят второй этаж, на котором располагался мой люкс, и про те времена, когда спать приходилось в крохотных комнатках с обветшалыми стенами, нас обоих разморил сон. А переместившись в горизонтальное положение, глаза, словно у выдрессированного пса, сами собой закрылись, и я заснул почти сразу. Герой-любовник, называется.

Но утром мы всё-таки пообщались.

Честно сказать, с моей стороны было абсолютно безответственно так оставлять ее и надеяться, что не сбежит — девушки это любят.

Но Энн не сбежала. И вела себя так, словно не было этих несчетных месяцев друг без друга и моих песен, которые слышал весь мир, о расставании. Я бы хотел стереть этот год и прожить его заново. Остановить ее в аэропорту, найти слова, заткнуть рот поцелуем — да что угодно. Почему я не сделал этого? Почему сомневался?

— Что дальше? — спросила Энн, стоя у окна от пола до потолка и глядя мне прямо в глаза. Волосы распущены и немного примяты от сна. На талии поверх футболки и джинсов повязана кофта. Макияж смыт, но так мне нравится больше. Она не «женщина-вамп», не «стильная леди», не сверкающая на красной ковровой дорожке «Мадонна», а просто милая девочка.

Моя девочка.

Я улыбаюсь и ничего не могу с этим сделать.

Так просто, оказывается, быть счастливым.

— Что дальше? — кажется, спросила она.

— Капучино? — весело предлагаю я.

— Что будет дальше с нами? — в ее голосе слышится легкая грусть, и я опять напрягаюсь. Мне казалось, мы уже всё решили. Без слов.

— Поживем-увидим, что нас ждет.

Ее такой ответ не устроил.

Энн подошла ближе и опустилась на кровать.

О чем, интересно, сейчас думает?

— Я не знаю, что нам делать. Мы оба запутались.

Мне хочется ее разуверить, и я знаю, что точно могу это сделать сегодня. Но мне хочется, чтобы она сама приняла решение. Сама пришла к этому. Как пришел я.

— Ну, тогда мы можем разобраться со всем этим только одним способом.

— Как? — глаза выдают и страх, и любопытство.

Я рассчитывал, что она откажется от предложенной мной идеи. А с другой стороны понимал, что нам это нужно. Обоим.

— Нам нужно не видеться год. Этот год мы постараемся жить каждый своей жизнью. Ты в России, я здесь. Мы будем строить каждый свою жизнь как умеем и как привыкли. Если получится — хорошо. Значит, это и правда было всего лишь игрой. Но ровно через год в этот день если ты будешь чувствовать ко мне то же самое… Если просто поймешь, что хочешь меня видеть, приходи на наш спуск. Я буду ждать тебя там.

— Даже если разлюбишь?

Глупая.

Я смотрю ей прямо в глаза и вижу, как она хочет это услышать.

А я хочу это сказать.

Давно пора, на самом-то деле.

— Я не разлюблю.