Внимание! Мы ищем маму

19

Кабинет педиатра оказался уютным и светлым, совсем не таким, как я представлял себе больничные помещения. Настя, в белом халате, казалась другим человеком — собранной, профессиональной, но ее улыбка, когда она увидела детей, была все той же, теплой.

— Ну что, мои пациенты, заходите, — она распахнула дверь, пропуская нас внутрь. На мне взгляд задержался, и я сглотнул. Стало жарко, захотелось вдруг прижаться к этой милой девушке Насте и еще раз поцеловать.

Мне нравилось с ней целоваться. Она пахла вишневым вареньем и на вкус была такой же. Улыбнувшись своим мыслям, я заметил, что Настя отвела глаза и повернулась к мальчишкам.

Пока она осматривала Степку, заставляя его дышать, слушая сердечко, задавая вопросы о самочувствии, я стоял у окна и смотрел на больничный двор. Мысли о Маше не отпускали, образуя тяжелый, холодный ком в груди.

Каждый смех Степы, каждый его ответ Насте: «У меня все хорошо, тетя Настя!» — отдавался в этом коме новой болью. Он так ждал маму. А она возвращалась, вот только оставалось понять зачем? Забрать у меня детей?

— Пап, а ты чего такой грустный? — Степа, уже закончив с осмотром, дергал меня за рукав.

— Да так, сынок, — я потрепал его по волосам, заставляя себя улыбнуться. — Думаю, как мы с тобой в футбол вечером погоняем.

Он просиял, и на секунду боль отступила.

— Андрей, — позвала Настя, уже занимаясь Тёмой. — Все в порядке. Оба здоровы. Немного авитаминоз, но это поправимо. Я оформлю карты и выпишу витамины. Не забудешь купить?

Я отрицательно покачал головой.

— Не забуду. Спасибо, — кивнул я. И, понизив голос, добавил: — Насть, мне нужно отлучиться на пятнадцать минут. По рабочим вопросам. Не могла бы ты… присмотреть за ними?

Она посмотрела на меня, и в ее глазах мелькнуло понимание. Она что-то почуяла. Но кивнула.

— Конечно. Мы тут как раз с Тёмой рисунок доделаем. Правда, малыш?

Тёма, сидевший у нее на коленях, увлеченно разрисовывал салфетку, а когда поднял на меня глаза, просиял и кивнул.

— Бублик, я скоро вернусь. Веди себя хорошо, ладно?

— Холосо, пап.

Я вышел из кабинета, и улыбка мгновенно сползла с моего лица. По дороге к кабинету главного врача я чувствовал, как с каждым шагом во мне закипает холодная, методичная ярость. Они посмели. Посмели расторгнуть контракт, когда у меня на руках двое детей и война с опекой. Это не просто бизнес. Это личное оскорбление. Удар в спину.

Секретарша попыталась было меня остановить, но мой взгляд, должно быть, говорил сам за себя. Она отпрянула, и я без стука распахнул массивную дубовую дверь.

Кабинет главврача, Анатолия Сергеевича, был таким, каким и должен был быть — дорогая мебель, ковры, портреты на стенах. Сам он, полный, лысеющий мужчина, сидел за столом и с кем-то оживленно разговаривал по телефону. Увидев меня, он изобразил на лице удивление.

— Андрей Игнатьевич! Какими судьбами? — он поспешно положил трубку.

— Анатолий Сергеевич, — я подошел к самому столу, оперся на него ладонями и посмотрел ему прямо в глаза. — Объясните мне, как человеку, с которым вы, казалось бы, работали годами, что значит это внезапное расторжение контракта? И почему я узнаю об этом от своего зама, а не от вас лично?

Он засуетился, поправил галстук, на лбу мгновенно выступила испарина.

Я как мент со стажем считал это моментально. Человек даже рот еще не раскрыл, а тело его уже нагло лжет.

— Андрей Игнатьевич, поймите, это не мое решение! Это рекомендация… сверху. Проверяющие, аудит… Нашли мелкие недочеты. Решили сменить поставщика услуг. Вы же понимаете, как это бывает?

— Какие недочеты? — мои пальцы впились в полированную столешницу. — Назовите их. Конкретно. И мы с моим юристом и бухгалтером во всем разберемся.

— Ну, вы же понимаете… — он замялся, избегая моего взгляда. — Формальности. Бумажная работа. Не обращайте внимания.

— Не верю я в ваши формальности, Анатолий Сергеевич, — тихо, но отчетливо произнес я. — Я верю в то, что кто-то на вас надавил. И мне очень интересно узнать — кто. А хотя знаете, что, я сам до всего докопаюсь. Все же бывшая профессия дает о себе знать.

В этот момент в кабинет постучали, и дверь открылась.

На пороге стояла Настя. На ее лице было выражение, которого я раньше не видел — холодное, почти грозное.

— Анастасия Васильевна, что вы себе позволяете? А ну, пошла вон отсюда! — взвизгнул недовольный главврач.

— Не ори на нее, — рыкнул я и подался вперед.

— Анатолий Сергеевич, вы должны знать, — продолжала она четким голосом, словно и не слышала, как он на нее наорал. Вот это выдержка, вот это характер. Молодец, девочка. — Я только что оформила медицинские карты на детей Андрея Игнатьевича. И вдруг вспомнила о том, что сегодня утром видела, как оформляли в ВИП-палату Марию Проскурову — бывшую жену Андрея Игнатьевича, — она посмотрела на меня, и я замер. Сжал зубы и шумно выдохнул, — и сейчас она находится в палате № 314 и ждет плановой операции, которую ей оплачивает некий Василий Игнатенко? Тот самый, который, если я не ошибаюсь, является вашим шурином?

В кабинете повисла гробовая тишина. Анатолий Сергеевич побледнел так, что стал похож на свой белоснежный халат.

Я медленно выпрямился, переводя взгляд с него на Настю. Все пазлы встали на свои места с оглушительным, почти физическим щелчком.

— Так-так, — тихо прошипел я, подходя к главврачу вплотную. — Значит, вот оно что. Моя бывшая жена легла в эту больницу да еще и в люксовую палату. Не хотите объясниться, Анатолий Сергеевич? Как это связано с моим зарубленным контрактом?