Внимание! Мы ищем маму

34

Я отступил на шаг, но тут заметил, как мужчина поднимается и идёт к нам. Только тогда я понял, кто это. Высокий, с пронзительным взглядом, который я узнал бы из тысячи. Костя. Не просто брат Насти, а мой старый друг, участковый из деревни, с которым мы когда-то начинали службу вместе.

— Андрюха, а я уж думал, ты до утра с этим бардаком разбираться будешь, — его голос был спокоен, но в глазах читалась усталость, граничащая с измождением. В его тоне не было и тени недавней злобы, только знакомое, товарищеское участие.

«Уходи, Проскуров, ты мне больше не друг».

Его слова, сказанные в деревне, больно кольнули в сердце. Я замер, не зная, чего ждать.

Костя, видя моё замешательство, тяжело вздохнул и первым протянул руку.

— Ладно, хватит дуться. Как старые бабы. Друг другу мы, походу, нужнее, — он сжал мою ладонь в своей крепкой, мозолистой руке. И в этом рукопожатии было всё: и прощение, и понимание, и та самая мужская солидарность, которую не сломить одной ссорой.

Мы сели на диван. Настя молча налила мне крепкого чаю. Её взгляд был теперь не отчуждённым, а сосредоточенным.

— В чём дело, Костян? — спросил я, чувствуя, как по спине снова бегут мурашки, но теперь от холодного предчувствия.

— Эммм… как тебе сказать-то, в общем, меня, брат, от работы отстранили, — он горько усмехнулся. — Временно. Формально за превышение полномочий. А по факту — за то, что слишком активно интересовался делом одного упрямого хирурга по фамилии Пономарёв.

— Что за Пономарев? — нахмурился я.

— Он работает там же, где и Настя, и, похоже, знает достаточно, что происходит за стенами этой больницы. — Он отхлебнул чаю и посмотрел на меня прямо.

— Он готов сотрудничать с полицией?

— Скоро узнаем. Я веду своё расследование. И, кажется, я вышел на того, кто стоял за всей этой канителью с опекой, давлением на тебя через контракты и, возможно, даже с тем, что твоя Маша так вовремя «съехала с катушек». Игнатенко — мелкая сошка. Шестерёнка. За ним стоит кто-то другой. Кто-то, кому ты, видимо, встал поперёк горла ещё в больнице. Или даже раньше. Связи, деньги, власть.

В комнате повисла тяжёлая тишина. Я смотрел на Костю, и кусок за куском в голове складывалась жуткая картина. Слишком много совпадений. Слишком точечные удары.

— Ты знаешь имя? — тихо спросил я.

— Пока нет. Только тень. Но я близок. Готовься, брат. Буря, которую ты пережил — это был всего лишь лёгкий шторм. Настоящий ураган ещё впереди.

Костя тяжело поднялся.

— А мне пора. Глаза слипаются. Вы тут с сестрой разберитесь, а я пойду посплю пару часов, — он кивнул нам, по-дружески хлопнул меня по плечу и направился к выходу.

Дверь за ним закрылась, и мы остались с Настей наедине. Гул города за окном казался таким далёким.

— Прости, что я так... тогда... - начала она, глядя на свои руки.

— Не ты должна извиняться, — я перебил её, встал и подошёл к ней. — Это я втащил тебя в свой ад. И эти слова Маши... она больна, Насть. Она не в себе. Я никогда...

— Я знаю, — она подняла на меня глаза, и в них не было ни капли сомнения. — Я просто испугалась. За тебя. За детей. Всё это выглядело так... безнадёжно.

Я прикоснулся к её щеке, провёл пальцем по её губам, которые так хотел расцеловать всего пару часов назад.

— А это свидание? — не удержался я. — Ты ведь сказала, что у тебя сегодня вечером было свидание.

Настя смущённо улыбнулась.

— Ревнуешь меня? — загадочно спросила и уперлась ладошками мне в грудь.

— Конечно, ревную. Ты невероятно красивая, и я понимаю, что я не единственный кто…

— Единственный, — прошептала она.

Я наклонился и, наконец, прикоснулся к её губам. Это был не страстный, а скорее долгий, уставший, бесконечно благодарный поцелуй. Поцелуй человека, который, пройдя через кромешную тьму, наконец-то увидел проблеск света. Её губы были мягкими и тёплыми, пахли чаем и чем-то неуловимо родным, домашним. Я чувствовал, как дрожь, не отпускавшая меня с момента того кошмара в прихожей, начинает понемногу отступать, растворяясь в этом простом, исцеляющем прикосновении.

Когда мы разомкнули губы, я, не отпуская её, прижал лоб к её лбу, вдыхая её запах, как утопающий — глоток воздуха.

— Я встречалась с братом. Попросила его встретиться, потому что видела, как ты напряжён, и подозревала, что дело не только в Маше. Хотела узнать, не слышал ли он чего? А он как раз вышел на след и примчался ко мне, чтобы предупредить.

— Понятно. Хорошо, что это был Костян.

Она посмотрела на меня, и в её глазах, таких тёплых и бездонных, заплясали озорные искорки, которых мне так не хватало все эти долгие, тяжёлые дни.

— Кстати, а с кем ты оставил мальчишек?

Она обняла меня за шею, и её прикосновение было одновременно и нежным, и укрепляющим.

Её вопрос врезался в моё сознание, как обухом по голове.

Дети. Стёпка и Бублик.

Словно подкошенный, я отшатнулся от неё.

В ушах зазвенела оглушительная тишина, в которой я с болезненной ясностью услышал собственное, участившееся сердцебиение. Перед глазами проплыло бледное, испуганное лицо Стёпы, его цепкие пальцы, впившиеся в мою футболку. И Аннушка... я оставил их с Аннушкой, своей помощницей, которая и сама была напугана до полусмерти.

— Чёрт... - вырвалось у меня хрипло. Я провёл рукой по лицу, смахивая несуществующую грязь и остатки адреналина. — Я... я оставил их с Анной. С работы. Я сказал... пара часов.

Я посмотрел на часы.

С момента моего бегства из дома прошло чуть больше часа. Но этот час показался вечностью.

— Всё в порядке? — Настя мягко взяла меня за руку, её пальцы переплелись с моими. — Анна, ответственная. Она не подведёт.

— Просто... позвони. Успокойся сам и убедись, что у них всё хорошо.

Я кивнул, сглотнув ком в горле, и с дрожащими пальцами полез за телефоном. В голове пронеслись обрывки мыслей:

«Они спят. Всё хорошо. Они должны спать».

Я отыскал номер Аннушки и нажал кнопку вызова.

Гудки. Один. Два. Три. Моё сердце начало колотиться с новой силой, отдаваясь глухими ударами в висках.

— Подними трубку, Анна. Ну же...

Четвёртый гудок. Пятый.

И тут связь прервалась. Не ответ, не голос автоответчика. Резкий, механический щелчок, и в трубке воцарилась мёртвая тишина.

Я опустил руку с телефоном, не в силах оторвать взгляд от потухшего экрана. По спине медленно, неотвратимо поползли ледяные мурашки.

— Что-то не так, — процедил сквозь зубы, собирая волю в кулак и шумно выдыхая воздух.

— Андрей? — тревожно позвала Настя. — Что случилось?

Я поднял на неё глаза, и, должно быть, выражение моего лица сказало само за себя. Её улыбка мгновенно исчезла, сменившись испугом.

— Она не ответила, — мои губы едва повиновались мне. — Сбросила.

Я снова набрал номер. Снова гудки.

Один. Два...

На этот раз трубку подняли почти мгновенно. Но голос, который я услышал, заставил мою кровь превратиться в лёд. Это был невстревоженный голос Аннушки и несонное бормотание одного из мальчишек.

Это был низкий, спокойный, нарочито вежливый мужской баритон, который я слышал лишь однажды — в клинической детской больнице.

— Андрей Игнатьевич, — произнёс он, и в его голосе звучала лёгкая, почти насмешливая улыбка. — Наконец-то вы на связи. Мы вас заждались.