Внимание! Мы ищем маму

9

Стоя на кухне с телефоном в руке, я несколько секунд просто не мог поверить, что Роза бросила трубку. Ну и стерва! Мой член еще налит кровью, а в ушах звенит от ее пренебрежительного «ааа» и сука бесит.

Я швырнул телефон на диван и недовольно зарычал. А потом понял, что дети сидят за столом и смотрели на меня голодными, полными надежды глазами.

Черт. Дети. Мои дети.

— А, мы есть-то будем? — робкий голос Степы вернул меня к реальности. — Или…

— Без или, — недовольно проворчал я, — сейчас все будет. Подожди, сын. Нужно сообразить, чё почём, хоккей с мячом.

Я посмотрел на продукты и с новой яростью набросился на пакет с пельменями.

Через двадцать минут, залитые водой и слепленные в один ком, они булькали в кастрюле. Я вывалил их на тарелки, сверху натянул майонез, сунул в руки детям по куску хлеба и поставил перед ними.

— Кушайте, не обляпайтесь.

Они ели молча, с жадностью, и мне стало стыдно. Я отвернулся, сгреб в охапку грязную одежду и понес в стирку. Потом убрал со стола, помыл посуду, уложил Тёму, который клевал носом уже в тарелке.

Степа помогал молча, послушно, но я видел, как он украдкой смотрит на меня — ждет, когда я заведу разговор о воровстве.

Но сейчас у меня в голове крутилось другое. Документы. Надо найти свидетельства о рождении детей.

Когда в доме, наконец, воцарилась тишина, я заперся в маленькой комнате, что когда-то была нашей с Машей. И осмотрелся. Вещи, казалось, были нетронутыми с тех самых пор, как мы расстались. Как будто здесь не жили все это время.

— Так, ну что, начнем.

Внутри меня словно что-то щелкнуло и включилась милицейская чуйка. Я не видел и не слышал ничего, кроме того, что было важным. Мне нужно было найти документы, и я землю буду рыть, но найду их.

Начал я со старого комода.

Вываливал содержимое картонных коробок, сметал пыль с папок. Сердце бешено колотилось, когда наконец, в самом низу, под стопкой старых фотографий, я нашел два жёлто-зелёных листа А4 в прозрачных файлах.

Свидетельства о рождении.

Я открыл первое.

Степан Андреевич Проскуров

Графа «Отец» — «Проскуров Андрей Игнатьевич».

Я выдохнул. Все в порядке.

Потом открыл второе.

Артем Андреевич Проскуров

Пробежал глазами по строчкам. Имя, дата, место рождения…

Графа “Мать” — Проскурова Мария Анатольевна

Графа «Отец» — «Проскуров Андрей Игнатьевич».

Я сидел на полу, среди хлама и пыли, и смотрел на эту пустоту. Она была громче любого крика. Тёма. Малыш, который обнимал меня за шею, который уткнулся в меня своей «клюющей мордашкой», официально считался моим сыном. Только это было не так.

Вот только как это объяснишь маленькому мальчику, который уже считает тебя отцом.

И тут в тишине раздался скрип половицы. Я поднял голову. В дверях стоял Степа. Он не спал. Его лицо было бледным и испуганным.

— Пап? — тихо сказал он и всхлипнул. — А Тёма… он теперь… в детдом поедет, да?

Я смотрел на него, на этого мальчика, который в магазине сунул в карман игрушку, потому что, наверное, просто не верил, что я ему ее куплю. Который боялся детдома. Который сейчас пытался спасти своего брата.

— Нет, сынок, — тихо сказал я, поднимаясь с пола. — Тема не поедет в детдом. Мы этого не допустим. Обещаю.

— Спасибо, — Степа подошел ко мне и уткнулся мне в живот. Обнял маленькими ручками и захныкал. — Я скучаю… по маме.

Завывал он, даже не стараясь успокоиться.

— Я знаю, сынок. Но нужно потерпеть. Немного потерпеть, — посмотрел ему в глаза и погладил по голове, — потом станет полегче. А сейчас давай-ка в постель.

Я уложил сына спать и укрыл одеялом. Поцеловал в мокрую от слез щеку и улыбнулся.

— Все будет хорошо. Нос по ветру, все вместе мы обязательно справимся.

— Правда?

— Честное полицейское, — подмигнул сыну и пошел к выходу из комнаты. Посмотрел на спящего Тему и вздохнул.

Бедный малыш. Мать сбежала, отцом Темы официально считался я. И теперь передо мной возникал вопрос: что с этим совсем делать?

Вернувшись в нашу бывшую с Машкой комнату, я аккуратно сложил свидетельства обратно в папки, положил их на самое видное место на комоде. Завтра. Завтра с утра всё начнётся по-новому. А пока…

Я набрал по телефону своему старшему юристу и объяснил им всю ситуацию с Темой.

— Марат, и че мне делать дальше?

— Задачка на миллион долларов, Андрей Игнатьевич, — начал он, и в его голосе я услышал что-то неприятно напоминающее голос Костика. — Ситуация парадоксальная. С точки зрения закона, вы отец обоих детей. Вписаны в оба свидетельства. Это значит, что вы несете полную ответственность за Артема — алименты, содержание, воспитание. И, соответственно, имеете все родительские права.

— Но он не мой! — прошипел я, сжимая телефон в руке. — Понимаешь? Не мой! Маша вписала меня, даже не спросив!

— Не имеет значения, — холодно парировал юрист. — Вы не оспорили отцовство в установленный законом срок. Сейчас, после того как вы фактически приняли ребенка, проживаете с ним, заботитесь о нем, любой суд сочтет вас фактическим отцом, даже если генетическая экспертиза покажет обратное. Вы взяли на себя ответственность.

От этих слов у меня перехватило дыхание.

Получалось, меня вписали в отцы без моего ведома, а теперь я еще и не могу от этого отказаться?

— То есть... что? Я теперь пожизненно пригвожден к этому ребенку?

— Если кратко — да. Если мать лишат родительских прав за оставление, вся полнота ответственности ляжет на вас. За обоих детей. Отказ от отцовства в такой ситуации — практически невозможен, это будет расценено как уклонение от обязанностей. Со всеми вытекающими — вплоть до уголовной статьи.

Я молчал, пытаясь переварить этот информационный удар под дых.

— Ты мне лучше скажи, что делать дальше?

— Во-первых, установить местонахождение Марии Анатольевны и официально уведомить ее о намерении взыскать с нее алименты. Во-вторых, подготовить документы для лишения ее родительских прав, если она не объявится. В-третьих, легализовать свое положение как отца-одиночки, оформить все возможные пособия. И в-четвертых… — он сделал многозначительную паузу, — срочно навести порядок в бытовых условиях проживания детей. Если органы опеки, получив сигнал, придут с проверкой и увидят ту же картину, что и сегодня, они могут инициировать процедуру изъятия обоих детей, несмотря на ваши юридические права. Как отца, не справляющегося со своими обязанностями.

В трубке повисло молчание.

Я сидел, глядя в стену, и понимал всю глубину ловушки, в которую угодил. Меня не просто вписали в отцы. Меня приковали к этому ребенку законом, чувством долга и страхом его потерять. Да еще и потерять вместе с ним Степу.

— Понял, — с трудом выдохнул я. — Спасибо.

Два свидетельства о рождении лежали передо мной. Два документа, которые теперь навсегда связывали меня с двумя мальчиками. Одного — кровью. Другого — законом, обманом и… чьим-то детским доверием.

— Не за что, Андрей Игнатьевич. Я могу чем-нибудь еще помочь?

— Думаю да, — я выдохнул и продолжил, — мне нужно, чтобы ты…