21

После визита к Маше ощущение было препротивным. Казалось, меня как будто окунули в чан с дерьмом. Давно не испытывал подобным ощущений, и сейчас я не знал, как мне от этого отмыться.

Я быстро зашел в туалет и сполоснул лицо холодной водой, а потом просто громко и яростно вспомнил весь свой матерный словарный запас.

Вздохнув, посмотрел на себя в зеркало и хмыкнул. Полегчало.

После этого, воодушевленный, я зашел в кабинет к Насте.

Дети сидели на полу и раскрашивали картинки, которые она им распечатала. Мирная картина, которую я сейчас готов был разрушить.

— Всё? — тихо спросила Настя, по моему лицу все понимая.

— Всё, — коротко кивнул я. — Спасибо. Но нам пора. Срочные дела.

— Пап, а мы куда? — поднял на меня глаза Степа. — Домой?

— Нет, сынок. На работу. Мне нужно срочно решить несколько важных дел.

Настя нахмурилась.

— Андрей, они устали. Может, лучше домой?

— Нельзя. Пока она там, — я кивнул в сторону палат, — я не могу позволить себе роскошь отсиживаться дома. Мне нужно быть в курсе всего, и мой офис — сейчас единственное безопасное место, где я могу работать.

Я видел, что она не согласна, но спорить не стала.

Помогла собрать разбросанные фломастеры и проводила нас до лифта.

Дорога до офиса прошла в напряженном молчании. Степа смотрел в окно, Тёма тихонько хныкал, уставший от долгого ожидания.

Мой офис располагался в современном бизнес-центре.

Стекло, хром, дорогая отделка.

Вид моей «Ауди» на фоне этого здания всегда вызывал у меня чувство глубокого удовлетворения. Сегодня же, вылезая из машины с двумя помятыми, уставшими детьми, я чувствовал себя не в своей тарелке.

Лифт поднялся на восьмой этаж.

Дверь с табличкой «Охранное Агентство «Проскуров и Партнеры»» открылась, и нас встретил знакомый запах кофе, дорогой оргтехники и… абсолютного порядка.

— Андрей Игнатьевич! — из-за своего стола поднялась моя помощница, Аннушка. Ее взгляд скользнул по мне, потом по детям, и на ее идеально подведенных глазах я увидел смесь удивления, любопытства и немедленного желания помочь. — Что случилось? Чем я могу помочь?

— Анна, это мои сыновья, Степан и Артём, — сказал я, стараясь звучать максимально деловито. — Им придется провести здесь пару часов. Устрой их в переговорке.

— Хорошо, — Аннушка тут же включилась, ее материнский инстинкт, похоже, боролся с карьерными амбициями и пока побеждал. — Ой, вы какие милые! Пойдемте, я вас соком и печеньками угощу!

Она повела детей в стеклянную переговорную комнату, соседствующую с моим кабинетом. Я поймал на себе взгляды сотрудников. Удивление, улыбки. Для них я всегда был железным Проскуровым. А сегодня я был… папой.

— Стёпа, Тёма, сидите тут тихо, — строго сказал я. — У Анны есть работа. Я буду в своем кабинете, дверь открыта. Ведите себя прилично.

— Хорошо, пап, — буркнул Стёпа, уже увлеченный видом из окна на восьмом этаже.

Тёма молча кивнул, его большой палец уже был во рту.

Я удалился в свой кабинет, оставив дверь открытой, и погрузился в мир телефонных звонков и писем, накопившихся за время моего отсутствия.

Нужно было срочно связаться с юристом, с остальными клиентами, найти замену расторгнутому контракту. Мир рушился, и его нужно было собирать, ради детей.

Первые пятнадцать минут были относительно спокойными.

Я слышал, как Аннушка что-то шепчет детям, звон ложек о чашки. Потом тишину нарушил плач Тёмы.

— Па-а-а-п! — донеслось из переговорки. — Я пи-и-и-сать хо-о-отю!

Я, прервав разговор, высунулся из кабинета.

— Анна, не могла бы ты…

— Конечно, конечно, Андрей Игнатьевич! — Она уже неслась к переговорной. — Артёмка, пойдем, милый, я тебе все покажу!

Она увела его в сторону туалета.

Я вернулся к звонкам.

Потом Тёма захотел есть. Потом пить. Потом ему стало скучно. Аннушка металась между своим столом и переговоркой, как теннисный мячик. Я видел, как на ее идеально нанесенном тональном креме проступают капельки пота.

И тут я заметил, что Стёпа слишком долго ведет себя тихо.

Я вышел из кабинета. Степы не было в переговорке. Сердце упало.

— Анна, где Степан?

— Он… он тут только что был, — растерянно оглянулась она.

Я быстрым шагом прошелся по офису. И увидел его. Он стоял у стола молодой практикантки Лены и с восторгом разглядывал огромную, хрустальную пресс-папье в виде лошади — дорогой сувенир от клиента.

— Степан, — рявкнул я.

Он вздрогнул и отпрыгнул от стола.

— Я просто смотрел!

В этот момент из туалета вернулся Тёма, и его внимание привлекла огромная, напольная ваза с декоративными ветками, стоявшая в холле. Он потянулся к хрупкому сооружению.

— Тёма, нет! — крикнула Аннушка, бросаясь к нему.

Это была катастрофа.

Тёма, испугавшись резкого крика, дернул за ветку. Массивная ваза качнулась, как пьяный гигант, и с оглушительным грохотом разбилась о мраморный пол. Осколки полетели во все стороны, декоративная галька рассыпалась по всему холлу.

Одновременно с этим Стёпа, испуганный моим окриком, инстинктивно сунул руку в карман. И оттуда, на глазах у всего офиса, на пол выпало хрустальное пресс-папье. Оно не разбилось, но покатилось с громким стуком прямо к моим ногам.

В офисе воцарилась мертвая тишина, нарушаемая только всхлипываниями перепуганного Тёмы и тяжелым дыханием Степы.

Я стоял, глядя на эту картину тотального разрушения. Разбитая ваза. Украденная вещь. Перепуганные дети. Шокированные сотрудники.

И тут Аннушка, пытаясь спасти ситуацию, бросилась к Стёпе.

— Стёпа, не бойся, это ничего, — она попыталась обнять его, но он вырвался.

— Не трогай меня, — буркнул недовольный Степан.

— А давайте я вас в столовую отведу, мороженого куплю, — предложила она слишком громко и слащаво, пытаясь продемонстрировать мне свою незаменимость.

Это была последняя капля.

— АННА! — мой голос прорвал тишину как выстрел. Все вздрогнули. — Хватит! Отойди от него. Никакого мороженого.

Я подошел к Стёпе, поднял с пола пресс-папье. Мои пальцы сжали холодный хрусталь.

— Это что?

Степа молчал, опустив голову. Его плечи тряслись.

— Я спрашиваю, что это делает в твоем кармане? — голос у меня был низким и опасным.

— Я… я просто хотел посмотреть поближе, — выдавил он.

— И для этого нужно воровать? — я посмотрел на него, и в моем взгляде была вся боль, злость и разочарование последних дней. — После всего, что было?

Я повернулся к Аннушке, которая замерла в позе оскорбленной невинности.

— И тебе спасибо. Твоя «помощь» заключается в том, чтобы потакать им и создавать еще больший хаос?

Не дожидаясь ответа, я взял за руку ревущего Тёму и, строго кивнув Стёпе, чтобы тот шел за мной, повел их обратно в переговорку.

— Сидеть. Не двигаться. Ни слова, — отрезал я, захлопнув дверь. Сквозь стекло я видел их испуганные, заплаканные лица.

Я вышел в холл, где сотрудники уже молча начинали уборку.

— Всем внимание, — сказал я, и в голосе моем снова зазвучали стальные нотки шефа. — Пресс-папье и стоимость вазы вычтут из моей зарплаты. Инцидент исчерпан. Приступайте к работе.

Все молча закивали и разошлись по местам. Порядок был восстановлен. Жестокой ценой.

Я зашел в свой кабинет, закрыл дверь и, наконец, позволил себе упасть в кресло. Я закрыл лицо ладонями. Грохот разбивающейся вазы еще стоял в ушах. Перед глазами — испуганное лицо Стёпы.

Я пытался быть и отцом, и бизнесменом, и защитником. И в итоге провалился на всех фронтах. Маша была права? Я и вправду никчемный отец?

Тихий стук в дверь вывел меня из оцепенения.

— Войдите.

В кабинет робко вошла Аннушка. Ее глаза были полны слез.

— Андрей Игнатьевич, простите… Я просто хотела помочь.

— Знаю, Анют, — устало сказал я. — Но иногда… лучшая помощь — это не мешать отцу воспитывать своих детей. А теперь иди работай. И я тоже пойду.

— Но вы же… уже…

— Моя вторая работа… теперь там, — я кивнул в сторону переговорной и пошел к детям. Кажется, настал момент серьезно поговорить с обоими.

Загрузка...