После визита к Маше ощущение было препротивным. Казалось, меня как будто окунули в чан с дерьмом. Давно не испытывал подобным ощущений, и сейчас я не знал, как мне от этого отмыться.
Я быстро зашел в туалет и сполоснул лицо холодной водой, а потом просто громко и яростно вспомнил весь свой матерный словарный запас.
Вздохнув, посмотрел на себя в зеркало и хмыкнул. Полегчало.
После этого, воодушевленный, я зашел в кабинет к Насте.
Дети сидели на полу и раскрашивали картинки, которые она им распечатала. Мирная картина, которую я сейчас готов был разрушить.
— Всё? — тихо спросила Настя, по моему лицу все понимая.
— Всё, — коротко кивнул я. — Спасибо. Но нам пора. Срочные дела.
— Пап, а мы куда? — поднял на меня глаза Степа. — Домой?
— Нет, сынок. На работу. Мне нужно срочно решить несколько важных дел.
Настя нахмурилась.
— Андрей, они устали. Может, лучше домой?
— Нельзя. Пока она там, — я кивнул в сторону палат, — я не могу позволить себе роскошь отсиживаться дома. Мне нужно быть в курсе всего, и мой офис — сейчас единственное безопасное место, где я могу работать.
Я видел, что она не согласна, но спорить не стала.
Помогла собрать разбросанные фломастеры и проводила нас до лифта.
Дорога до офиса прошла в напряженном молчании. Степа смотрел в окно, Тёма тихонько хныкал, уставший от долгого ожидания.
Мой офис располагался в современном бизнес-центре.
Стекло, хром, дорогая отделка.
Вид моей «Ауди» на фоне этого здания всегда вызывал у меня чувство глубокого удовлетворения. Сегодня же, вылезая из машины с двумя помятыми, уставшими детьми, я чувствовал себя не в своей тарелке.
Лифт поднялся на восьмой этаж.
Дверь с табличкой «Охранное Агентство «Проскуров и Партнеры»» открылась, и нас встретил знакомый запах кофе, дорогой оргтехники и… абсолютного порядка.
— Андрей Игнатьевич! — из-за своего стола поднялась моя помощница, Аннушка. Ее взгляд скользнул по мне, потом по детям, и на ее идеально подведенных глазах я увидел смесь удивления, любопытства и немедленного желания помочь. — Что случилось? Чем я могу помочь?
— Анна, это мои сыновья, Степан и Артём, — сказал я, стараясь звучать максимально деловито. — Им придется провести здесь пару часов. Устрой их в переговорке.
— Хорошо, — Аннушка тут же включилась, ее материнский инстинкт, похоже, боролся с карьерными амбициями и пока побеждал. — Ой, вы какие милые! Пойдемте, я вас соком и печеньками угощу!
Она повела детей в стеклянную переговорную комнату, соседствующую с моим кабинетом. Я поймал на себе взгляды сотрудников. Удивление, улыбки. Для них я всегда был железным Проскуровым. А сегодня я был… папой.
— Стёпа, Тёма, сидите тут тихо, — строго сказал я. — У Анны есть работа. Я буду в своем кабинете, дверь открыта. Ведите себя прилично.
— Хорошо, пап, — буркнул Стёпа, уже увлеченный видом из окна на восьмом этаже.
Тёма молча кивнул, его большой палец уже был во рту.
Я удалился в свой кабинет, оставив дверь открытой, и погрузился в мир телефонных звонков и писем, накопившихся за время моего отсутствия.
Нужно было срочно связаться с юристом, с остальными клиентами, найти замену расторгнутому контракту. Мир рушился, и его нужно было собирать, ради детей.
Первые пятнадцать минут были относительно спокойными.
Я слышал, как Аннушка что-то шепчет детям, звон ложек о чашки. Потом тишину нарушил плач Тёмы.
— Па-а-а-п! — донеслось из переговорки. — Я пи-и-и-сать хо-о-отю!
Я, прервав разговор, высунулся из кабинета.
— Анна, не могла бы ты…
— Конечно, конечно, Андрей Игнатьевич! — Она уже неслась к переговорной. — Артёмка, пойдем, милый, я тебе все покажу!
Она увела его в сторону туалета.
Я вернулся к звонкам.
Потом Тёма захотел есть. Потом пить. Потом ему стало скучно. Аннушка металась между своим столом и переговоркой, как теннисный мячик. Я видел, как на ее идеально нанесенном тональном креме проступают капельки пота.
И тут я заметил, что Стёпа слишком долго ведет себя тихо.
Я вышел из кабинета. Степы не было в переговорке. Сердце упало.
— Анна, где Степан?
— Он… он тут только что был, — растерянно оглянулась она.
Я быстрым шагом прошелся по офису. И увидел его. Он стоял у стола молодой практикантки Лены и с восторгом разглядывал огромную, хрустальную пресс-папье в виде лошади — дорогой сувенир от клиента.
— Степан, — рявкнул я.
Он вздрогнул и отпрыгнул от стола.
— Я просто смотрел!
В этот момент из туалета вернулся Тёма, и его внимание привлекла огромная, напольная ваза с декоративными ветками, стоявшая в холле. Он потянулся к хрупкому сооружению.
— Тёма, нет! — крикнула Аннушка, бросаясь к нему.
Это была катастрофа.
Тёма, испугавшись резкого крика, дернул за ветку. Массивная ваза качнулась, как пьяный гигант, и с оглушительным грохотом разбилась о мраморный пол. Осколки полетели во все стороны, декоративная галька рассыпалась по всему холлу.
Одновременно с этим Стёпа, испуганный моим окриком, инстинктивно сунул руку в карман. И оттуда, на глазах у всего офиса, на пол выпало хрустальное пресс-папье. Оно не разбилось, но покатилось с громким стуком прямо к моим ногам.
В офисе воцарилась мертвая тишина, нарушаемая только всхлипываниями перепуганного Тёмы и тяжелым дыханием Степы.
Я стоял, глядя на эту картину тотального разрушения. Разбитая ваза. Украденная вещь. Перепуганные дети. Шокированные сотрудники.
И тут Аннушка, пытаясь спасти ситуацию, бросилась к Стёпе.
— Стёпа, не бойся, это ничего, — она попыталась обнять его, но он вырвался.
— Не трогай меня, — буркнул недовольный Степан.
— А давайте я вас в столовую отведу, мороженого куплю, — предложила она слишком громко и слащаво, пытаясь продемонстрировать мне свою незаменимость.
Это была последняя капля.
— АННА! — мой голос прорвал тишину как выстрел. Все вздрогнули. — Хватит! Отойди от него. Никакого мороженого.
Я подошел к Стёпе, поднял с пола пресс-папье. Мои пальцы сжали холодный хрусталь.
— Это что?
Степа молчал, опустив голову. Его плечи тряслись.
— Я спрашиваю, что это делает в твоем кармане? — голос у меня был низким и опасным.
— Я… я просто хотел посмотреть поближе, — выдавил он.
— И для этого нужно воровать? — я посмотрел на него, и в моем взгляде была вся боль, злость и разочарование последних дней. — После всего, что было?
Я повернулся к Аннушке, которая замерла в позе оскорбленной невинности.
— И тебе спасибо. Твоя «помощь» заключается в том, чтобы потакать им и создавать еще больший хаос?
Не дожидаясь ответа, я взял за руку ревущего Тёму и, строго кивнув Стёпе, чтобы тот шел за мной, повел их обратно в переговорку.
— Сидеть. Не двигаться. Ни слова, — отрезал я, захлопнув дверь. Сквозь стекло я видел их испуганные, заплаканные лица.
Я вышел в холл, где сотрудники уже молча начинали уборку.
— Всем внимание, — сказал я, и в голосе моем снова зазвучали стальные нотки шефа. — Пресс-папье и стоимость вазы вычтут из моей зарплаты. Инцидент исчерпан. Приступайте к работе.
Все молча закивали и разошлись по местам. Порядок был восстановлен. Жестокой ценой.
Я зашел в свой кабинет, закрыл дверь и, наконец, позволил себе упасть в кресло. Я закрыл лицо ладонями. Грохот разбивающейся вазы еще стоял в ушах. Перед глазами — испуганное лицо Стёпы.
Я пытался быть и отцом, и бизнесменом, и защитником. И в итоге провалился на всех фронтах. Маша была права? Я и вправду никчемный отец?
Тихий стук в дверь вывел меня из оцепенения.
— Войдите.
В кабинет робко вошла Аннушка. Ее глаза были полны слез.
— Андрей Игнатьевич, простите… Я просто хотела помочь.
— Знаю, Анют, — устало сказал я. — Но иногда… лучшая помощь — это не мешать отцу воспитывать своих детей. А теперь иди работай. И я тоже пойду.
— Но вы же… уже…
— Моя вторая работа… теперь там, — я кивнул в сторону переговорной и пошел к детям. Кажется, настал момент серьезно поговорить с обоими.