— Ну конечно, правда, Настюш. Ты что сомневаешься? — строго спросил я, а потом встал и приобнял девчонку. Какая же она все еще девчонка. Как птичка маленькая.
Она улыбнулась, и щеки ее запылали.
Похоже, я все правильно делал. А еще мне думалось, что Настасья в меня влюблена.
— Насть… — посмотрел ей в глаза.
— А?..
— А что нужно сделать такого, чтобы опека не стала придираться?
— Нам нужны спальные места для Стёпы и для Тёмы. А еще учебная зона для Стёпы. Он же в школу собирается ходить? Стёпа, ты в школу ходишь? Может быть, в деревне ходил? — Спросила Настя и посмотрела на моего сына, потом на меня.
— Я пропустил один год, — тихо сказал Стёпа. — Бабушка с дедом не смогли меня собрать в школу. И мама как раз уехала, так что я не ходил. Но я видел, как мои друзья Колька и Петька пошли в первый класс. Это было прикольно. Я стоял у дерева и смотрел, как они с портфелями и с цветами шли на линейку… Я был один… мама нас бросила, а дед с бабой просто… просто.
Он опустил глаза, и я увидел, как он небрежно смахнул слезу. Шмыгнул носом.
Горло у меня сжалось от спазма, и я невольно кашлянул.
Как много я пропустил. Как много они пережили.
— Стёп, не переживай. В школу ты пойдешь, обязательно. Дай только с опекой разобраться, а дальше…
— Правда? — воодушевленно спросил сын, и я увидел, как глаза его заблестели. Ох, как же мало иногда надо детям для простого человеческого счастья.
— Честное пионерское, — отсалютовал я и продолжил. — Тогда действуем по ранее утверждённому плану! — постарался я говорить бодро. — Так, пацаны, быстро собираемся и едем, и едем, едем, едем в далёкие края! Так, быстро-быстро-быстро! Одна нога здесь, другая — там!
Я повернулся и посмотрел ребятам вслед, которые побежали в комнату одеваться, подошёл к Насте и прижал ее к себе.
Она не стала сопротивляться. Смотрела мне в глаза и ждала.
Тогда я ухватил её за талию, прижал к себе и горячим, страстным поцелуем впился в её губы. Она пахла сгущёнкой и сладким кофе с молоком, а еще блинчиками и утренним счастьем. Потрясающий вкус, потрясающие губы.
Кажется, я снова начал в неё влюбляться. И это было очень, очень приятно.
Руки и губы так и тянулись к этой девушке. Хотелось постоянно целовать ее. И не только…
Если честно, в голове были только пошлые мысли. А уж какие мне снились сны. Порно отдыхало.
Я вошёл в палату Маши и посмотрел на неё с какой-то жалостью. Прежней любви, прежних чувств уже давно не было. Она лежала под одеялом, лицо её было бледным, глаза закрыты. Казалось, что она спала, но болезненный вид делал её ещё более жалкой и беззащитной.
Я вспомнил вчерашний вечер, как она кричала на Настю, как она хватала Тёму… И это воспоминание вызывало лишь отвращение.
Сделал шаг к её кровати, машинально пригладил её спутанные волосы и увидел, как она повернулась ко мне.
— Здравствуй, Андрюш… как ты? — произнесла елейным голоском, и я сделал шаг назад. — Спасибо, что пришёл.
— Доброе утро, Мария Анатольевна. Как спалось?
— Мне снова вкололи лекарство. Мне иногда кажется, что они думают, что я психопатка. Ну, это же не так?
— Может, врачам лучше знать?
— Ты считаешь, что я психопатка? — раздражённо спросила Маша. — Ты правда так считаешь?
— Слушай, я ничего не считаю. Давай ты свои личные проблемы и комплексы будешь решать сама или со своим психотерапевтом. Я пришёл сюда не за этим.
— Я так и думала. Чего же ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты отказалась от родительских прав и больше не подходила к моим детям ни на шаг.
— Что?.. Что ты сказал? А ну, повтори, козёл! Сволочь! Ты бросил меня сначала с детьми, а теперь хочешь отнять у меня их! Да кто ты такой, тварь ты последняя!
Она выкрикивала это сквозь слёзы, её голос срывался на визг и истерику. Мне становилось от этого дурно. Хотелось просто заткнуть ее рот рукой и не отпускать. Я весь сжался, даже зубы скрипнули.
Спокойно Проскуров… дыши… дыши.
— Так, давай начнём сначала, — холодно произнёс я. — Маш, ты отказываешься от своих родительских прав, а я и мой юрист не подаём на тебя в суд за то, что ты напала на врача этой клиники. И не оглашаем информацию о том, что ты встречаешься с женатым мужчиной. Ну, ты сама знаешь, с кем.
— Скотина, — процедила она сквозь зубы. — Ненавижу тебя! Ненавижу и никогда не любила.
Глаза её пылали ненавистью, а зубы скрежетали. Но я знал, что это показное.
— Я не откажусь от своих детей? — она приподнялась на подушке, обнажив свои худые, исхудавшие руки.
— Ты уже отказалась, когда бросила их на произвол судьбы.
— А ты докажи, — осклабилась она, и ее подбородок взлетел вверх.
— Мои юристы уже занимаются этим делом. Документы готовы, осталось щёлкнуть пальцами, и всё отправится в суд. Ну а по поводу Игнатенко и тебя узнают все. Не только в этой больнице, но и во всём городе. Ты хочешь себе такой дурной славы? Ты уверена, что оно того стоит? Подумай, Маш.
— Ты не посмеешь лишить меня моих детей!
— Я не посмею. Суд — посмеет.
— Андрей, пожалуйста… пожалуйста, не надо, — она вдруг зарыдала, хватая меня за руку и целуя пальцы. — Пожалуйста, мы же любили друг друга! Андрей, не делай этого, это же мои дети!
— Маш, я даю тебе время, чтобы ты всё взвесила и приняла окончательное решение. Если ты будешь вести себя адекватно, тогда, возможно, суд примет другое решение и позволит тебе видеться с ними.
— Я приняла решение, — резко приподнялась и посмотрела на меня с вызовом, — я найму самого лучшего адвоката, и тогда, ты пожалеешь о том, что ввязался в это.
— Не пожалею.
— А что если это не твои дети, Андрей.
— Не говори ерунды, Степка мой.
— Да? А ты уверен?