— К участковому? — спрашивает сын, и я вижу, как кровь отливает от его лица. Он становится белый как мел. Губы дрожат, под носом намокло. Остались лишь глаза, крупные, красивые, как у матери. Машка и правда была красивой девахой, жаль, что оторвой осталась. Я, когда узнал об этом, сразу же все контакты прервал. И, естественно, не знал, о том, что она забеременела и родила сына.
Ни одна живая душа ничего не сказала. Ни одна… Ничего… Если бы я только знал.
— Может, не надо, — прошептал Степка и поднял на меня свои большие глазки.
Испугался малой. Видимо, до сегодняшнего дня их подворовывание прокатывало. Хотя в деревне, наверняка бы уже нашли воришку. Вот это и странно. Может, участковый выпивоха какой?
Узнаю. Проверю. А пока. Все же надо преподать урок малому. Слова обычно не действуют. Нужны действия.
Вот меня, как батя отучал сигареты курить. Пачку дал целую. На, говорит, кури. Всю сразу. Ну я и я взял. Раз дают, бери, бьют — беги. Также учили. А потом кашлял полдня, живот болел и голова. В общем, чуть не помер. Больше не курю.
Действия. Не слова!
— Надо, Стёпа, надо, — беру его за руку. Коробку с кошельками засовываю подмышку и вывожу из комнаты. Сын не сопротивляется. Видимо, понимает, что виноват. Это ему объяснять не надо, хоть и шестилетний, но бабка с дедом и мать что-то да вбили в его голову.
Проверим.
— Андрюш, вы это куда? — слышу голос тёщи, а потом вижу, как она выходит из кухни, вытирая руки о фартук.
— Сдаваться идем. К ментам, — сурово произношу, чтобы Степка осознал свой поступок и его последствия.
— Как к ментам? К участковому что ли? К Пашке Сидорову?
— Наверно, — пожимаю плечами, — участок все там же, за магазином?
— Да куда ж ему деться-то? Там же. А может, не надо, Андрюш? — уговаривает меня тёща. — Сами как-нибудь разберемся.
— Доразбирались. Мальчишка шесть лет тащит кошельки у прохожих и думает, что это нормально.
— Пап, ну, пожалуйста, — хнычет Степка, — я больше не буду.
— Знаю, что не будешь. Потому что я тебе не дам этого сделать.
— А мозно мне тозе? С вами? — спрашивает Артёмка, и я киваю. Поднимаю его на руки, и мы выходим из дома.
Я осматриваюсь и понимаю, что до магазина рукой подать, а там и участок. Идем пешком, на машине ехать не варик. Вокруг меня старые деревянные домики, замшелые пятиэтажки. Раздолбанная дорога, где ездит такие же копейки и шестерки. В общем, вид унылый.
Я иду впереди с Темой и коробкой. Степан за мной плетется. Голову опустил, ногой что-то пинает. Камни, траву. Злится, больше не плачет.
Думаю, бабка с дедом знали про его дурную привычку, но ничего не делали, потому что не знали, что делать. А я знаю. Сам какое-то время служил в ментовке и понимаю, что надо истреблять все это на корню.
Мы подходим к магазину, и я вижу выходящих людей, которые зарятся на меня, словно я инопланетянин.
Я городской, одет с иголочки в дорогой костюм, он меня пахнет нишевой парфюмированной водой, на руках элитные часы. Я точно не похож на тех, кто живет в этой деревне. Это нас и отличает.
Когда-то, бросив все, я уехал в город и ни разу не пожалел. И сейчас не собираюсь здесь надолго оставаться. Улажу все вопросы с сыном и свалю. У меня в городе, квартира, свой бизнес. Да и Степке будет лучше в городе, чем в Богом забытой деревне. Устрою его в хорошую частную школу, кружки там всякие, секции. На единоборства у меня пойдет. Я из него настоящего мужика сделаю.
— Пап, а пап, — слышу голос мелкого Темы, который щипает мою бороду, и ему это доставляет истинное удовольствие.
— Чего, Тём?
— Я есть хочу, — шепчет мелюзга и утыкается носом мне в щеку. От такой милоты я сам таю и расплываюсь в улыбке.
— А тебя бабушка, что не накормила?
— Еды мало, — слышу за спиной голос сына, — у них пенсия только через неделю, поэтому мы сейчас едим редко.
— В смысле, блядь, редко? — срываюсь я и тут же затыкаюсь, видя испуганное лицо Темы.
— Точнее, мало, — пожимает плечами Степан и чешет репу, — на огороде растет только хрен да щавель. Сил у бабки с дедом нет, вот они ничего и сажают. Мамка алименты не платит. Ты… эм… тоже.
Я? Тоже?
Внутри все переворачивается, и я морщусь от неприятного ощущения на языке.
Да, я узнал о Степке несколько дней назад. Какие алименты, люди, але! Хотя если бы знал, то платил, а может, сразу забрал себе.
А теперь вот вообще непонятно, чего делать? Опекунство оформлять или усыновлять надо? Я вот в этом просто дуб дубом.
Делаю себе зарубку, связаться с юристами компании, чтобы они пробили этот вопрос.
— Мы с этим потом разберемся, кто кому и чего должен платить, а сейчас…
— Па-а-а-ап, — слышу протяжное от Темы.
— Да, малыш, — машинально целую его в щеку и замираю. Странное ощущение, вроде приятное и в то же время необычное. Тема вот вообще не мой сын, так может, и не стоит привязываться. Я же через несколько дней уеду со Степкой и забуду о Теме. Надо наверно, и правда уменьшить свой пыл. Я снимаю пацаненка с рук и ставлю на землю.
Но Тема держит меня за шею и не отпускает.
— Я есть хочу.
— Да я понял, понял, — осматриваюсь по сторонам в поисках какой-нибудь шаурмичной или куриц гриль. Чего-нибудь, чем можно накормить ребенка. И нахожу.
“Шашлык, лепешки тандыр, пончики”.
— По-моему, это то, что надо, — улыбаюсь мальчишкам и уверенно иду в сторону старого ржавого ларька, — сейчас пообедаем.